Динка и...

ДИНКА И...

обыкновенные истории про обыкновенную девочку

 

Динка и Бонус

   На день рождения родители подарили Динке велосипед и большую плюшевую собаку.

   Велосипед был ожидаемым подарком – из своего старенького «Малыша» Динка давно уже выросла. А вот плюшевая игрушка стала для неё сюрпризом.

   – Это – тебе бонус, – сказал папа, вручая Динке собаку. – За хорошее поведение.

   Вообще-то, если бы Динка называла собаку сама, то она бы выбрала имя Джек. Но раз уж папа назвал пёсика Бонусом, то пусть так и будет – Бонус. Тем более что имя было необычное, какое-то клоунское, и оно очень точно подходило пёсику – тот был весёлый, вислоухий, с круглыми задорными глазами и озорно высунутым ярко-красным кончиком языка.

   А ещё у него в животе была спрятана кнопка. И если на эту кнопку нажать, пёсик начинал забавным мультяшным голосом петь песенку, успевая при этом ещё и звонко лаять:

«Любят собак все де-ети!

Любят всех собак на све-ете!

Весело на всех я ла-аю: гав!

Весело с тобой игра-аю! Гав!

Всё на свете понима-аю!

И никогда не возражаю!

Гав! Гав! Гав!»

   Вечером, когда закончился день рождения и Динка ложилась спать, она взяла Бонуса к себе в постель и пристроила его в головах, рядом с подушкой.

   – Спокойной ночи, Бонус, – сказала Динка, ласково потрепав пёсика за длинное ухо. – Утром увидимся.

   Надо сказать, что спала Динка всегда очень беспокойно. Ей ничего не стоило, например, проснуться утром с ногами на подушке. Или обнаружить поутру своё одеяло и подушку рядом с кроватью на полу. «Одеяло убежало, улетела простыня...» – говорила в таких случаях пришедшая будить Динку мама, и Динка тут же подхватывала: «И подушка, как лягушка, ускакала от меня», – «Мойдодыра» она почти всего знала наизусть.

   Вот и в это утро Динка проснулась и не обнаружила на постели своего одеяла. «Ну и ладно! – подумала Динка. – Обойдусь!» и перевернулась на другой бок. И тут же знакомый мультяшный голос прямо у неё под ухом запел: «Любят собак все де-ети!..» Динка от неожиданности подскочила на кровати и окончательно проснулась. И обнаружила, что вместо подушки у неё под головой лежит Бонус.

   – Ничего себе! – сказала Динка. – Привет!.. А куда ты мою подушку дел?

   В это время в комнату вошёл папа. Глаза у папы были красные, да и весь вид у него был какой-то встрёпанный.

   – Дина, солнце моё! – озабоченно сказал папа...

   Динка сразу насторожилась. Дело в том, что папа называл Динку «солнце моё» или «дочь моя», или ещё как-нибудь подобным образом, только тогда, когда у него было плохое настроение или когда он был чем-то сильно недоволен. Например: «Дина, дочь моя! Ну не мешай, пожалуйста! Ты же видишь – я очень занят!». Или: «Дина, свет очей моих! А почему у тебя опять по математике трояк?!» Когда же у папы настроение было хорошее, он называл Динку как-нибудь весело да ещё зачастую и в рифму. Например: «Динка-картинка». Или даже: «Динка – два ботинка»...

   – Дина, солнце моё! – сказал папа. – Могу я попросить тебя об одном одолжении?

   – Можешь, – подумав, согласилась Динка.

   – Не бери ты больше своего пёсика на ночь в постель. Пусть он ночует где-нибудь в другом месте.

   – А что? – удивилась Динка.

   – Что? – папа почесал свою и без того лохматую голову. – Да мы с мамой из-за твоего пёсика сегодня всю ночь не спали. Наверно, раз сто эту песенку его дурацкую послушали, – и папа, скривившись так, как будто у него заболели все зубы сразу, фальшивым мультяшным голосом спел: – Любят собак все де-ети! Любят всех собак на све-ете!.. Она у меня до сих пор в голове крутится! Я уже сам к утру чуть лаять не начал!

   – Да?! – удивилась Динка. – А я ничего не слышала.

   – Нимало не удивлён! – сказал папа. – Если бы я весь день на велосипеде гонял, как сумасшедший, я бы, пожалуй, тоже ночью дрых без задних ног и ничего не слышал... Ну что, договорились?

   – Ладно, – сказала Динка, – договорились, – она не любила огорчать своих родителей.

   Когда папа вышел из комнаты, Динка укоризненно сказала Бонусу:

   – А ты, Бонус, оказывается, хулиган!

   Но Бонус явно не чувствовал себя виноватым. Он лежал на спине, растопырив во все стороны свои плюшевые лапы и выставив напоказ мягкий жёлтый живот, как бы приглашая: «Почеши!».

   – Нет! – твёрдо сказала Динка. – Играть мы сейчас с тобой не будем. И спать со мной ты тоже больше не будешь! Теперь ты будешь жить... вот здесь!

   Она соскочила с кровати, подошла к шкафу и, раздвинув книги, усадила Бонуса на полку.

   – ВОТ теперь твоё место! – строго сказала она ему. – И не вздумай обижаться! Сам виноват!

   Но Бонус и не думал обижаться. Он по-прежнему весело смотрел на свою хозяйку и всё так же подставлял ей своё восхитительное плюшевое брюшко: «Ну, почеши! Ну что тебе стоит!»

   – Ну ладно! – «оттаяла» Динка. – Так и быть. Уговорил, – и она с удовольствием погладила мягкое жёлтое пузцо.

   И сейчас же весёлый мультяшный голос задорно затянул:

   – Любят собак все де-ети! Любят всех собак на све-ете!..

   – Гав! – отчётливо сказал на кухне папа. – Гав-гав!..

Динкин склероз

   Динкин телефон зазвонил в 17 часов 38 минут.

   – Алё, Динуль, привет! – раздался в трубке весёлый мамин голос. – Я уже отработала и еду домой. Минут через двадцать буду. Надеюсь, ты не забыла про котлеты?..

   Динка обомлела. Котлеты! Котлеты!! Как же она могла про них забыть?! Ведь мама, уходя на работу, дважды напомнила ей о том, чтобы она разморозила к ужину котлеты! Динка почувствовала, как у неё в животе взлетели и принялись порхать большие холодные бабочки.

   – Да, мама... – сказала она в трубку. – То есть, нет... Ну, это... не забыла. Разморозила.

   – Ну вот и умничка! – сказала мамин голос. – Папа только что мне отзвонился, он уже тоже едет домой. Так что можешь накрывать на стол...

   Динка отключила телефон и заметалась. Что делать?!.. Что делать?!.. Двадцать минут! Всего двадцать минут!

   Она кинулась на кухню и, распахнув холодильник, вытащила из морозилки тарелку с котлетами. Это были не котлеты. Это был большой котлетный камень, к тому же намертво примороженный к тарелке. Динка чуть не расплакалась. Ну как она могла забыть?! Как?! Она ведь помнила про них. Помнила! Она несколько раз в течение дня про них вспоминала. Но после обеда пришли Сева и Машка с Дашкой и они сели играть в «Морской бой». И все котлеты разом вылетели у Динки из головы. Ну как же так?!.. Нет, не иначе, это склероз! Папа всегда, если что-то забывал, стучал себя кулаком по темечку и, длинно раскатывая букву «р», произносил: «Пр-роклятая старость! Пр-роклятый склероз!» Динка совсем не чувствовала себя старой, но, наверное, у неё был какой-то особенный организм и склероз начал зарождаться в ней очень рано. Недаром ведь мама всегда говорила, что Динка очень похожа на бабу Нюру.

   – Пр-роклятая старость! – вслух сказала Динка и постучала себя по темечку. – Пр-роклятый склероз!

   Её собственный голос, одиноко прозвучавший в пустой кухне, напомнил ей о том, что она одна и что помощи ждать неоткуда. А времени оставалось всё меньше. Склероз склерозом, а делать что-то было надо. Надо было действовать!

   Динка проглотила подступившие к горлу слёзы, мысленно прикрикнула на ледяных бабочек в животе и попыталась придумать какой-нибудь план. Для начала необходимо было отделить котлеты от тарелки. Динкин взгляд упал на плиту. Да! То, что надо! Динка зажгла газ на полную и сунула тарелку на огонь. «Тинь!» – сказала тарелка и треснула пополам. Динка обомлела повторно и быстро выключила газ. Теперь у неё была чистая половинка тарелки и всё тот же котлетный камень, примороженный ко второй тарелочной половине.

   – Мамочка! – громко сказала Динка, но тут же взяла себя в руки – мама не поможет. Сама! Только сама!

   Она выскочила в коридор и тут же вернулась, держа в руке молоток. Тарелку уже не вернуть, а котлеты от неё отделить всё равно надо. Динка положила котлетный булыжник на стол так, чтобы половинка тарелки была сверху, взяла молоток двумя руками и прицелилась.

   Трах! Половина тарелки распалась ещё на две половинки... Трах! От котлет отлепился ещё один тарелочный кусок... Трах!.. Трах!.. Есть! Готово! Осколки – в ведро! Так. Что теперь делать с этой котлетной глыбой?!

   Динка сунула котлетный камень в раковину и пустила горячую воду. Быстрей!.. Быстрей!.. Но камень не спешил таять. Вода ручьями стекала с него и, журча, убегала из раковины. Динка нашла пробку и заткнула слив. А потом взяла большую ложку и принялась ковырять ею котлетный булыжник...

   Через пять минут от булыжника ничего не осталось. В раковине теперь плавали бесформенные комки котлетного фарша. Динка, вся мокрая от поднимающегося над раковиной пара, взяла дуршлаг и принялась вылавливать их из образовавшегося в раковине котлетного бульона.

   Котлеты были разморожены. Но они перестали быть котлетами! Теперь на столе возле раковины лежал фарш. Большая куча мокрого котлетного фарша.

   Слепить! Их надо слепить заново!

   Динка знала, как надо лепить котлеты. Она не раз помогала на кухне маме. Динка достала большую разделочную доску и принялась за дело. Но фарш, напитавшись водой, лепиться никак не желал. Он прилипал к чему угодно – к рукам, к разделочной доске, к платью, но во второй раз изображать из себя котлеты не хотел ни в какую! Динка даже слегка разозлилась. Ну, ничего, голубчик! Сейчас ты у меня слепишься, как миленький!

   Динка достала банку с мукой, открыла её и от души сыпанула на доску. Ну, а теперь как?.. То-то же! Лепишься!.. Лепишься, родной!..

   Через минуту на доске лежали восемь немножко неровных, но вполне похожих на мамины, котлет. Правда, форму они всё равно держать не хотели. Расплывались. Растекались по доске, выпуская из-под себя маленькие мутные лужицы. Можно было, конечно, добавить ещё муки и всё перелепить по новой, но Динка понимала, что слишком много муки – это тоже плохо. Заметят! Вон, котлеты и так уже слегка посветлели.

   Динка посмотрела на часы. Семнадцать пятьдесят три. До прихода мамы минут пять-семь. Ну, от силы, десять!.. А что, если?!..

   Динка распахнула холодильник, засунула доску с котлетами в морозилку и включила максимальный режим. Холодильник щёлкнул и тихонько заурчал.

   Динка оглядела кухню. Ой-ёй-ёй! В раковине – бульон. На столе – следы фарша. И повсюду – мука. Динка кинулась наводить порядок...

   В восемнадцать ноль-ноль она достала котлеты из морозилки. Котлеты были, как котлеты. Они отлично держали форму, вот только сверху были покрыты тонким слоем инея. Но это уже была ерунда! Это уже были мелочи! Динка соображала теперь быстро и чётко. Она метнулась в ванную и через несколько секунд уже стояла у стола, отогревая котлеты маминым феном...

   В восемнадцать ноль три щёлкнул замок и мамин голос возвестил из прихожей:

   – Динка! Я дома!..

   Динка, поспешила в коридор, по пути незаметно вернув фен на место.

   – Привет!.. – мама холодными с мороза губами поцеловала Динку в щёку. – Ну что, накрыла на стол?

   – Мам, – виновато сказала Динка, – я тарелку разбила.

   – Опять? Ну, что ж ты так, неаккуратно?

   – Я нечаянно.

   – Ну, ничего, бывает, – мама погладила дочь по голове. – Не расстраивайся... Так ты накрыла на стол?

   В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник папа.

   – Ну вот, – сказал папа. – Я тоже дома... О! Чувствую, котлетами пахнет! Никак наша доча приготовила ужин и уже накрыла на стол?

   – Пап, – сказала Динка, – а я тарелку разбила.

   – Опять? – удивился папа. – Да ты у нас чемпион по тарелочкам! Ты хоть сказала: «На счастье!»?

   – Н-нет.

   – Ну что ж ты так? – огорчился папа. – Надо было сказать. Всегда, когда что-нибудь разбиваешь, надо сразу же говорить: «На счастье!». Чтобы разбитое зря не пропадало.

   – А ты, когда машину побил, успел сказать: «На счастье!»? – спросила папу мама.

   – Я бы попросил!.. – сказал папа. – Что за дом?! Чуть что – сразу переходят на личности!.. Ты мне лучше скажи, где мои тапки?!..

   Пока мама с папой, шутливо переругиваясь, переодевались и мыли руки, Динка успела накрыть на стол и разогреть котлеты в сковородке, тщательно закопав их в картофельном пюре.

   Оставался ещё один критический момент – ужин.

   Но за столом всё пошло как нельзя лучше. Мама, сказав, что она решила худеть, и что после шести она теперь не ест, наложила себе на тарелку только салат. А папа, как всегда, орудовал вилкой, о чём-то весело рассказывая и даже не глядя на то, что отправляет в рот.

   – Вкусно! – сказал папа, и протянул маме пустую тарелку. – Очень вкусно! Добавка есть?

   Динка осторожно выдохнула...

   Вечером Динка и папа сидели в зале. Папа читал, а Динка смотрела кино. Ей захотелось пересмотреть третью серию «Пиратов Карибского моря». Мама, заявив, что у неё сегодня «спа-процедуры», вот уже целый час плескалась в ванной.

   В тот самый момент, когда выросшая в великаншу Калипсо закрутила в море водоворот и два корабля сошлись в бою на краю гигантской воронки, в комнату, держа в руках фен, вошла мама. На её голове было накручено полотенце.

   – Динуль, – сказала мама, вертя в руках фен, – а я не поняла, почему это мой фен весь в фарше?

   Папа поднял голову от книги.

   – Точно! – сказал он и хлопнул себя ладонью по лбу. – А я-то думаю: чем это у меня молоток измазан? Весь в чём-то жирном и, главное, луком пахнет! Это же котлетный фарш!

   Папа с мамой посмотрели на Динку. Динка почувствовала, как у неё предательски загорелись уши.

   – Дина, дочь моя, – сказал папа и отложил книгу в сторону, – а ты ничего не хочешь нам рассказать?..

 

Динка и льдинка

   Динка вышла во двор мерить лужи.

   Накануне она уже мерила лужи вместе с Севой из сорок четвёртой. Сева нашёл самую глубокую лужу во дворе, и поэтому сегодня сидел дома под арестом, а Севины сапоги сушились на балконе.

   Несмотря на то, что Сева с Динкой очень старались, всё-таки две большие лужи – с торца дома, со стороны детского сада – остались вчера не промеренными.

   Динка как раз стояла на углу и, глядя на раскинувшуюся перед ней длинную и узкую лужу, думала, как её лучше промерить: сразу вдоль или сначала несколько раз поперёк, – когда над её головой вдруг что-то протяжно и гулко загремело, застучало, и из водосточной трубы с шорохом посыпалась снежная крупа, а потом полетели и запрыгали по асфальту куски льда и ледяная крошка. Динка удивилась. Во дворе уже давно нигде не осталось ни льда, ни снега, только в узком проходе за трансформаторной будкой, где вечно была тень, ещё лежал весь почерневший, как будто закопчённый, плоский сугроб. Динка шагнула вперёд и подняла самую большую ледышку. Та была размером как раз с Динкину ладонь и по форме напоминала фасолину. Динка стёрла с ледышки налипший на неё снег и поднесла её поближе к лицу. И ахнула.

   Внутри льдинки оказалась целая куча самых разнообразных интересных вещей. Там было множество маленьких застывших воздушных пузырьков, которые весело искрились на солнце. Там был золотистый берёзовый лист с загнутыми, как у старинного книжного свитка, краями. Там, наконец, было маленькое, жёлтое с чёрным, – наверное, синичье – пёрышко.

   – Ух ты! – восторженно сказала Динка. – Какой богатый внутренний мир!..

   Про внутренний мир она слышала от папы. Папа говорил, что богатым внутренним миром обладают те люди, которые много читают, много путешествуют и, вообще, ведут активный образ жизни. А те люди, которые целыми днями сидят перед телевизором, могут узнать только рекламу и прогноз погоды на завтра. Наверняка, эта льдинка не сидела у телевизора, а вела очень активный образ жизни.

   – Ты – Льдинка, а я – Динка, – сказала Динка льдинке. – Мы с тобой почти что тёзки. Так что давай дружить.

   Льдинка, разумеется, ничего не ответила. Она только таинственно мерцала разноцветными искорками в своей глубине.

   Динка достала из кармана варежку, засунула в неё Льдинку со всем её богатым внутренним миром и бегом понесла находку домой.

   Динка поселила Льдинку в морозилке – между початой пачкой пельменей и пакетом, в котором мама зачем-то хранила рыбьи головы.

   Динка навещала Льдинку поначалу часто, чуть ли не каждый день, потом – реже, но никогда не забывала о ней. Было прикольно, придя с улицы, где уже вовсю зеленела листва и проворные ласточки строили свои грязевые домики под крышей, достать из морозилки свою собственную настоящую льдинку. Без Динки Льдинка, наверное, грустила, поскольку покрывалась густой изморозью и затуманивалась, делалась непрозрачной. Но стоило только взять её в руки, подышать на неё и немножечко потереть, как она вновь становилась гладкой и блестящей и открывала для Динки свой загадочный ледяной внутренний мир. Правда, долго поиграть со Льдинкой не удавалось – она начинала таять, капать на пол, а Динкины ладошки замерзали и потом ещё долго были красными и похожими на гусиные лапки.

   Но однажды, в субботу, Динка пришла домой и увидела, что холодильник стоит распахнутый настежь, все продукты из него свалены на столе, а мама, что-то напевая себе под нос, протирает тряпкой морозилку. Динка, не разуваясь, бросилась в кухню, заглянула маме через плечо, быстро оглядела стол и подбежала к раковине. На дне раковины ещё лежало несколько маленьких бесформенных кусочков льда, а на боковой стенке висел прилипший мокрый жёлтый берёзовый лист...

   Когда домой пришёл папа, Динка сидела в кухне за столом и рыдала в голос.

   – Вот те здрасьте! – сказал папа. – Это кто у нас тут сырость разводит? По какому поводу слёзы?

   Поскольку Динка могла только всхлипывать и звучно икать, рассказывать про погибшую Льдинку пришлось маме.

   – Дина, радость моя неописуемая, – внимательно выслушав всю историю, сказал папа, – а ведь ты не права! – Динка икнула и подняла зарёванное лицо. – Да-да, не права! – подтвердил папа. – Ты ведь, наверняка, помешала Льдинке. Она ведь, скорее всего, собиралась отправиться в путешествие – со своими подружками по ближайшему ручейку поплыть к морю, а ты схватила её и заперла... в темницу. Представь, если тебя кто-нибудь вдруг схватит на улице, принесёт домой и запрёт в тёмном погребе. Да ещё рядом с какими-нибудь рыбьими головами. Или ногами куриными...

   Динка честно представила себе такое, и по её спине побежали крупные мурашки.

   – А без тебя, – вдохновенно продолжал папа, – она бы отправилась к морю, повидала бы по пути другие страны, а потом, растаяв и испарившись, поднялась в небо, стала облачком и, вернувшись к нам на следующую зиму, вновь выпала бы снегом... Я тебе ещё не рассказывал про круговорот воды в природе?..

   Динка шмыгнула носом и замотала головой. Несколько слезинок сорвались с её ресниц и упали на стол.

   – Ну ладно, как-нибудь расскажу... – пообещал папа; он подошёл к Динке, достал из кармана платок и поднёс к Динкиному носу – Динка послушно высморкалась. – Так что плакать не надо. Надо радоваться. Тому, что Льдинка вновь увидела свет. Тому, что отправилась в свой путь к морю. Тому, что сбежала наконец из тюрьмы, куда ты её засадила...

   – Ой, Лёша, ну ты скажешь! – мама даже всплеснула руками. – Засадила в тюрьму! Никто никого никуда не засаживал. И никакая это была не тюрьма. Правда, Динка? Это был её домик. Не в шкафу же, в самом деле, льдинку держать! Просто наша дочь вступила в тот возраст, когда детям непременно надо о ком-то заботиться...

   – Вот! – сказал папа. – Именно! Я давно уже тебе говорю, что одного ребёнка в семье совершенно недостаточно!

   – Перестань! – сейчас же сказала мама. – Мы, кажется, с тобой эту тему уже обсуждали...

   – Обсуждали, – подтвердил папа. – Но до конца так и не обсудили.

   – Перестань! – повторила мама. – Я совсем другое имею в виду. Я говорю про какое-нибудь домашнее животное...

   – Только не кошку! – быстро сказал папа.

   – Господи, – снова всплеснула руками мама. – Ну чем тебе так кошки не нравятся?!

   – Есть причины, – веско сказал папа. – Есть. Богатый жизненный опыт, понимаешь.

   – Ну хорошо, – согласилась мама. – Ладно... А если рыбки? Против аквариума с рыбками ты, надеюсь, ничего не имеешь?

   – Рыбки?.. – папа почесал в затылке. – А что... По ночам не орут, в тапки не гадят. Нет, против рыбок я ничего не имею.

   – Ну вот и славно, – обрадовалась мама и повернулась к Динке. – Динка, хочешь аквариум с рыбками?

   – Аквариум?!..

   Динка даже забыла икать. Она видела аквариум совсем недавно – дома у Севы...

   В большом, подсвеченном специальной лампой, стеклянном кубе, среди причудливых водорослей и удивительных морских раковин плавали всевозможные разноцветные рыбки: золотистые барбусы, пышнохвостые гуппи, перламутровые неончики. А возле са́мого дна ходили медлительные вислоусые сомики и потешно фыркали в песок. Названия рыбок сообщил Динке Сева – он занимался рыбками уже целый год. Сева даже разрешил Динке покормить рыбок. Динка сыпала в аквариум корм и наблюдала, как забавно рыбки его глотают...

   Динка молчала целую минуту. Папа с мамой терпеливо ждали.

   – Нет, – со вздохом в конце концов сказала Динка. – Не надо никакого аквариума. Пусть... Пусть все живут на воле...

 

Динка и странный мальчик

   Динка вышла во двор и увидела незнакомого мальчика. Тот сидел на скамейке возле соседнего подъезда и, держа на коленях электронный планшет, сосредоточенно смотрел в экран.

   – Привет! – подходя, сказала Динка. – Я – Динка. А тебя как зовут?

   Мальчик поднял голову и некоторое время задумчиво смотрел на Динку.

   – Слесарев, – наконец сказал он.

   – Нет, – сказала Динка, – Слесарев – это фамилия. А зовут тебя как?

   Мальчик ещё немного подумал, а потом решительно сказал:

   – Зови меня лучше по фамилии: Слесарев.

   – Хорошо, – пожала плечами Динка. – Слесарев так Слесарев. Ты в нашем доме живёшь, Слесарев? Ты из какой квартиры?

   Слесарев опять хорошенько подумал.

   – Не знаю, – после длинной паузы сказал он. – Пока не знаю... Папа купил все три квартиры на шестом этаже и делает сейчас из них одну. Здесь, – он кивнул на подъезд. – Но мама сказала, что жить в этом, богом забытом, захолустье она не собирается. Поэтому мы, наверно, скоро опять переедем.

   Динка тоже немного поразмыслила. Слово «захолустье» было ей незнакомо, но она решила пока ничего не уточнять. «Вечером у папы спрошу», – подумала про себя Динка, а вслух сказала:

   – Может, поиграем?

   – А я и так играю, – сказал мальчик Слесарев и приподнял с колен свой планшет. – В «Рейнджер варс». До двадцать третьего уровня уже дошёл. У меня уже шестьсот сорок бонусов за стабильность! А у тебя бонусы есть? Ты на каком уровне?

   Динка пожала плечами:

   – Я в этот... в рэджер... не умею. А Бонус у меня есть. Пёсик такой плюшевый. Я его Бонусом зову. Он песенки петь умеет.

   – А у нас пёс настоящий. Джек. Ротвейлер, – сообщил Слесарев, а потом строго спросил: – Так ты во что тогда играешь? В «Варкрафт»? В «Доту»? В «Танчики»?

   – Ни во что, – пожала плечами Динка. – У меня и планшета нет.

   – Как нет?! – поразился Слесарев. – У тебя нет планшета?! А что у тебя тогда? Айфон? Смартбук? Ноут?

   Динка покачала головой:

   – У меня только телефон. «Нокия». Папа говорит, что для ребёнка в моём возрасте телефона более чем достаточно.

   Слесарев ошеломлённо смотрел на Динку.

   – А мой папа говорит, – наконец опомнился он, – что сейчас с простым телефоном ходят только лохи. Так ты, получается... лох?

   – Нет, – возразила Динка. – Лох – это он, мальчик. А я – девочка, она. Значит, я не лох, а... лохиня. Так?..

   Слесарев наморщил лоб.

   – Ладно, – сказала Динка, – не заморачивайся. Пойдём лучше поиграем. Во что-нибудь настоящее.

   – А во что? – спросил Слесарев, откладывая в сторону планшет и слезая со скамейки.

   – Пойдём в песочницу, – предложила Динка. – Туда недавно песка привезли. Целую гору! Построим что-нибудь.

   Мальчик покачал головой:

   – Мама говорит, что в песочницах сейчас собачьих какашек больше, чем песка. И что в них только дебилы играть могут.

   – Ну, тогда у нас во дворе все дебилы! – подытожила Динка. – Мы позавчера там все играли. И Соня, и Максим, и Толик из восьмой. И Машка с Дашкой из семидесятой. И Сева из сорок четвёртой. И даже близнецы, Лёлик и Болик, приходили, а они вообще из соседнего двора. И никаких какашек мы, между прочим, там не нашли. Знаешь, как весело было! Мы целый город из песка построили! С башнями, со стенами, с мостами! У нас даже ворота подъёмные были! Совсем как настоящие, как в рыцарских замках!.. Вот только кто-то всё это ночью сломал, – грустно закончила Динка.

   Уши у Слесарева порозовели.

   – Это – папа, – признался он. – То есть не папа, а Джек. Папа вечером Джека выгуливал... ну и... вот... Джек у нас совсем непослушный. Папа на него и кричит, и бьёт, а всё бестолку.

   Динка посмотрела на разорённую песочницу.

   – Ну и ладно! – сказала она. – Можно ещё в тысячу других игр поиграть. В прятки, в пятнашки, в пионербол, в «Выше ноги от земли»... А ещё в «Штандер», в «Казаки-разбойники», в «Садовника», в «Цепи-цепи»... Только в них уже вдвоём не поиграешь – надо ещё хотя бы пару человек.

   Глаза у Слесарева были большими и круглыми.

   – Я... я в это во всё играть не умею, – пролепетал он.

   – Да ерунда! – сказала Динка. – Пойдём научу.

   Но научить странного Слесарева Динка ничему не успела. Из подъезда, цокая каблучками, вышла высокая женщина в красном брючном костюме.

   – Веспасиан! – строго сказала она. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не контактировал с местными детьми!

   – Я не контактировал, – робко сказал Слесарев. – Я просто разговаривал...

   – Марш в машину! – ещё строже сказала красная дама и, достав из сумочки ключ, квакнула сигнализацией огромного чёрного «Хаммера», занимавшего добрую половину детской площадки.

   Уши у Веспасиана Слесарева заполыхали. Он взял со скамейки свой планшет и – нога за ногу – побрёл к машине. Дама открыла перед ним дверь. Слесарев вскарабкался на заднее сиденье и сел, свесив ноги и понурясь. Дверца захлопнулась. Красная дама сердито посмотрела на Динку, но ничего не сказала. Обойдя машину, она села за руль, и огромный «Хаммер», сдав назад и фыркнув напоследок вонючим дымом, умчался со двора. Динка проводила его глазами.

   – Вес... пас... пасьян... – бормотала она себе под нос. – Нет! Лучше уж, действительно, по фамилии...

   – Динка! Эй, Динка!..

   Динка обернулась. На углу дома стояли трое мальчишек и призывно махали руками. Динка подбежала.

   – В футбол будешь? – спросил самый высокий и самый белобрысый из мальчишек; под мышкой он держал мяч. – А то нам как раз одного человека в команду не хватает.

   – Буду! – решительно сказала Динка. – Ещё как буду!.. Только чур я не на воротах!..

 

Динка и лучик

(маленькая сказка)

   Динка проснулась оттого, что кто-то пощекотал ей в носу. Динка открыла глаза и увидела тонкий солнечный лучик, который пробивался из-за неплотно задёрнутой оконной портьеры.

   – Привет! – сказал солнечный лучик. – Просыпайся, лежебока.

   – Я не лежебока! – сердито ответила Динка. – Видишь, я на спине лежу.

   Лучик засмеялся и опять пощекотал Динке в носу.

   – Хулиган! – сказала Динка и повернулась на бок, спиной к окну.

   Тогда лучик стал греть ей ухо.

   – Ай!.. – сказала Динка, села в кровати и стала ощупывать свои уши. Левое ухо было, как ухо, – холодное, а вот правое было горячим и, наверное, очень красным.

   – Ну вот! – расстроилась Динка. – Куда я теперь – с разными ушами?!

   Лучик не ответил. Динка обернулась. Лучик, уютно свернувшись, лежал на её подушке.

   – Ах ты, хитрец! – рассердилась Динка. – Это ты меня специально с подушки сгонял, чтоб самому полежать?!

   – Я ненадолго, – стал оправдываться лучик. – Только на пять минуточек. Знаешь, как я устал за утро! Столько дел уже переделал!

   – Это какие такие дела? – подозрительно спросила Динка.

   – Ну как же! – сказал лучик и начал загибать невидимые пальчики: – Во-первых, я позолотил верхушки тополей. Во-вторых, я разбудил птиц. В-третьих, я зажёг радуги в фонтанах поливальных машин. Ну и самое трудное – я прогнал туман с лужайки возле пруда. Знаешь, какой он был тяжёлый и ленивый! Никак не хотел уползать! Вот! – лучик даже немного запыхался, перечисляя все свои достижения.

   – Ну ладно, – сказала Динка. – Тогда, действительно, полежи, отдохни. Всё равно мне надо... ну, в одно место... Только ты без меня никуда не уходи! Хорошо? Я быстро!..

   Она соскочила с кровати и зашлёпала босыми ногами в коридор...

   В квартире было тихо. Динка заглянула в спальню к родителям – в комнате никого не было, кровать была аккуратно застелена.

   «Странно, – подумала Динка. – Где все? И почему меня никто не разбудил?.. Очень странно...»

   Когда она вернулась к себе в комнату, лучика на подушке не было.

   «Ну вот! – расстроилась Динка. – Ушёл... Не дождался».

   Она подошла к окну, отдёрнула штору и даже отступила на шаг – сто тысяч мильонов солнечных лучиков хлынули в окно, запрыгали по полу и по стенам, отразившись в зеркале, затанцевали на потолке, зажгли золотом рыбок в аквариуме.

   – Привет!!! – наперебой кричали они. – А вот и мы!!! Как здорово!!! Ура!!! Лето!!!..

   – Лето! – ахнула Динка и, схватив себя ладошками за щёки, от восторга запрыгала по комнате на одной ноге. – Лето! Лето! Лето! Как же я забыла?! КА-НИ-КУ-ЛЫ!!!..

 

Динка и блинчики

   – Баба Нюра приезжает, – сообщила как-то мама папе за ужином. – Звонила, обещала быть в воскресенье.

   – Надолго? – поинтересовался папа.

   – Недели на две, – сказала мама. – А может, и на три. Мост едет делать.

   – Это хорошо! – обрадовался папа. – Хоть присмотрит немного за этим пиратом в юбке...

   Динка на «пирата в юбке» не обиделась. Она буквально на днях пересмотрела все серии «Пиратов Карибского моря» и полагала, что пираты – ребята хоть и шебутные, но вовсе не злые, а то, что они часто дерутся, так это не от злобы или вредности, а, как сказал Сева из сорок четвёртой: «от тяги к острым ощущениям».

   Что же касается приезда бабы Нюры, то Динка пока не знала, радоваться этому или нет. После ужина Динка ушла в свою комнату и стала думать.

   Вообще, бабушек у Динки было три.

   Первую бабушку – мамину маму, Людмилу Сергеевну – и бабушкой-то, по большому счёту, назвать было нельзя: она носила джинсы, коротко стриглась и вела во Дворце спорта секцию фехтования.

   Папину маму – бабушку Ольгу – Динка никогда не видела: та жила на Дальнем Востоке, на острове Сахалине, работала какой-то начальницей в морском порту и лишь время от времени, на праздники, присылала поздравительные открытки, в которых неизменно передавала привет «Принцессе Диане».

   Самой «правильной» бабушкой была баба Нюра – мама Людмилы Сергеевны. Баба Нюра с дедом Тарасом жили в деревне, километрах в ста от города, держали поросёнка, кур и козу Фросю. Дед Тарас на своих стареньких «жигулях» частенько навещал детей, всякий раз привозя из своей Сосновки каких-нибудь «экологически чистых» вкусностей: летом – клубнику-малину да огурчиков-помидорчиков, зимой – сала и домашней колбасы. Поэтому деда Тараса Динка знала хорошо, а вот бабу Нюру она совсем не помнила.

   В гостях у бабы Нюры и деда Тараса, в Сосновке, Динка была только один раз – года три или четыре назад, и в памяти у неё от той поездки остались, собственно, только две вещи: та самая, бодливая коза Фрося, которая жила в сарае и которую Динка очень боялась, да удивительно вкусные бабушкины блинчики, которые баба Нюра пекла на огромной чёрной чугунной сковороде. Блинчики у бабы Нюры получались что надо! Они были лоснящиеся, духмяные, ноздреватые и чуть-чуть пахли дымком. Их так прикольно было сворачивать в тоненькую трубочку, макать её в густую домашнюю сметану и потом, откусывая сметанный конец трубочки, жевать на полный рот.

   И вот теперь баба Нюра приезжала в гости – «делать мост».

   Динка, конечно, удивилась. Ну, во-первых, мостов в их городе и так было три, и Динка совершенно не понимала, зачем надо строить ещё один, четвёртый. И во-вторых, построить мост за две, ну, пусть даже и за три недели было делом совершенно нереальным. Вон, детскую площадку в соседнем дворе рабочие поломали ещё осенью, когда вздумали менять под ней трубы, и уже больше чем полгода не могли построить на её месте новую. А тут целый мост! Наверное, баба Нюра была каким-нибудь очень-очень выдающимся строителем. И Динка стала с нетерпением ждать бабушкиного приезда...

   Баба Нюра оказалась большой – выше мамы и даже выше папы – и очень громогласной. Войдя, она, казалось, сразу же заполнила собой всю квартиру. У неё было широкое морщинистое лицо и большие загорелые кисти рук, торчащие из рукавов синей вязаной кофты. И голос у бабы Нюры оказался громким и зычным. «Командирский голос!» – с уважением подумала Динка. От этого голоса даже слегка позванивала посуда в буфете. И Динка как-то сразу поверила, что вот как раз баба Нюра и способна построить мост за три, а может, даже и за две недели. С таким-то ростом да с таким голосом! Динка сразу нарисовала себе картину, где баба Нюра, как полководец, стоит на высоком берегу, над рекой, и без всякого мегафона командует большой стройкой; к берегу один за другим подъезжают доверху гружёные самосвалы, а множество рабочих и два огромных плавучих крана быстро-быстро возводят между берегами новый, удивительно красивый мост. От этих мыслей своих Динка поначалу даже немножко заробела и всё никак не осмеливалась подойти к бабе Нюре поздороваться. Но баба Нюра так ласково улыбнулась ей, так по-доброму протянула к ней свои большие руки, что вся Динкина робость сразу куда-то улетучилась, и Динка смело подошла к бабушке и обняла её. Несмотря на свой рост и командирский голос, Баба Нюра была мягкая и тёплая, и какая-то... уютная, что ли. И пахло от неё очень уютно – тем самым, немножко горьковатым, блинным дымком.

   – Баба Нюра, – окончательно осмелев, спросила Динка, подняв к бабушке лицо, – а ты напечёшь мне своих блинчиков?

   Баба Нюра даже прослезилась.

   – Вон оно как! – поворачиваясь к Динкиным родителям, растроганно сказала она. – Ведь такая кроха была, а ведь всё помнит!.. Напеку, Диночка, напеку, внучечка, обязательно напеку! Вот завтра, прямо с утра, и напеку... – и, опять включив свой командирский голос, от которого тоненько запели буфетные рюмки, строго спросила у Динкиной мамы: – Оксанка, у тебя мука в доме-то есть?!..

    Проснувшись утром в понедельник, Динка сразу же почувствовала, что в квартире пахнет блинами. Она соскочила с кровати и побежала на кухню. И действительно, – баба Нюра, стоя у плиты, жарила блины. Правда, у мамы на кухне большой чугунной сковороды не оказалось, у неё была только маленькая тефлоновая, и блины от этого выходили маленькими и чуть бледноватыми, и сметана на столе была самая обыкновенная, магазинная, но блины у бабы Нюры всё равно получились очень вкусными. Динка слопала сразу семь штук и объелась так, что чуть доползла до дивана. Она думала, что наелась блинами надолго, но к вечеру ей блинов захотелось опять и она снова пошла к бабе Нюре.

   – Конечно, напеку, деточка, конечно! – вновь умилилась баба Нюра.

   Так что во вторник на завтрак Динка опять лопала блины.

   По её просьбе баба Нюра пекла блины и в среду с утра, и в четверг.

   А вечером в четверг к Динке в комнату заглянула мама.

   – Динка, ты чего хулиганишь? – почему-то шёпотом спросила мама, оглядываясь на дверь.

   – Я?! Хулиганю?! – тоже шёпотом удивилась Динка.

   – Ну да! – мама села рядом с ней на диван и стала тихонечко нашёптывать в ухо: – Ты ж бабу Нюру совсем загоняла. Ты думаешь, это так просто – каждое утро блины печь? Это тебе не яичницу приготовить. Это ж тесто надо развести, разболтать, да каждый блинчик с двух сторон обжарить. А баба Нюра, она ведь уже старенькая. Это она с виду только грозная да шумливая. А так у неё и сердце часто прихватывает, и ноги болят – ей у плиты-то стоять тяжело. Так что, Динуль, ты прекращай бабу Нюру блинчиками тиранить. Она, конечно, вслух ничего не говорит, но я-то вижу – тяжело ей... Да и вообще, для нас, для женщин, мучного есть много вредно – от мучного толстеют. Ты ж не хочешь стать толстой, как бегемот?

   – А что, разве бегемоты едят блины? – удивилась Динка.

   – Нет, бегемоты блины не едят, – терпеливо сказала мама, – но те, кто ест много блинов, становятся похожими на бегемотов. Поняла?

   Динка кивнула.

   – Ну что, договорились мы с тобой? Не станешь больше бабу Нюру блинами напрягать?

   – Не стану, – сказала Динка.

   – Ну вот и хорошо! – обрадовалась мама. – Я знала, что ты у меня умница.

   Она чмокнула Динку в нос и ушла. А через пять минут в комнату заглянула баба Нюра.

   – Диночка, внучечка, тебе что завтра на завтрак приготовить? Опять блинчики?

   Динка вздохнула.

   – Нет, баба Нюра. Не надо блинчиков. Спасибо.

   – А что так? Аль наелась блинчиками?

   – Наелась, баба Нюра, – грустно сказала Динка.

   – Ну и хорошо! – обрадовалась баба Нюра. – И хорошо!.. А чего тебе тогда? Чего хочешь? Кашки, может, какой сварить? Аль яишенку пожарить?

   Динка думала, наверное, целую минуту.

   – Вот что, баба Нюра, – наконец сказала она, – сделай ты мне завтра... оладушков...

 

Динка и Троянская война

   – Динка, ты куда?

   – Я вас на улице подожду. Можно?

   Мама на секунду оторвалась от зеркала и оглядела Динку.

   – Можно. Только от подъезда ни на шаг. Поняла?

   – Ага!.. – ответила Динка уже из-за двери.

   – Зря, – сказал папа, выходя в коридор.

   – Что зря?

   – Полчаса во дворе, во всём нарядном, в белых колготках и с белым бантом. Зря.

   – Каких ещё полчаса! – мама раздражённо дёрнула плечом. – Две минуты. Сейчас только губы подкрашу...

   Папа с сомнением посмотрел на неё, но ничего не сказал...

   Спустя десять минут (мама всё ещё стояла перед зеркалом) дверь тихонько приоткрылась и в квартиру проскользнула Динка. Мама посмотрела на неё и, охнув, уронила помаду на пол.

   – Ди-инка-а!.. – потрясённо протянула она.

   Выглянувший в прихожую папа тоже охнул и прислонился к косяку.

   Вышедшая совсем недавно во двор нарядно одетой Динка сейчас выглядела следующим образом: красивый розовый костюмчик был помят и запачкан землёй; две пуговицы на курточке были вырваны «с мясом»; белый пышный бант был размотан и болтался над правым плечом; белые колготки были грязно-серыми; одной туфельки не было вовсе, а вторую Динка держала в руке, бережно прижимая к груди.

   – Однако!.. – оглядев разрушения, произнёс папа. – Дина, дочь моя... – но Динка не дала ему договорить.

   – Я не виновата! – самым решительным образом заявила она. – Это всё они!

   – Ну разумеется, – сказал папа.

   – Нет, правда, – Динка сердито смотрела из-под мокрых ресниц. – Это всё Карась из девятнадцатой и Лёлик с Боликом. Я вам сейчас всё расскажу...

   И она рассказала.

   Выйдя во двор, Динка обнаружила там Лёлика с Боликом. Близнецы сидели на «паутинке», свесив ноги, и что-то жевали. Они всегда что-то жевали. Динка подошла, поздоровалась и, подумав, аккуратно залезла на «паутинку», усевшись напротив и тоже свесив ноги вниз.

   Близнецы молча и удивлённо рассматривали Динкин наряд.

   – Ты это чего такая? – наконец подозрительно спросил Лёлик (или Болик – Динка так пока и не научилась их различать).

   – Чего вырядилась? – не менее подозрительно спросил Болик (или Лёлик).

   – В гости я еду, – вздохнув, сообщила Динка. – К тёте Ларисе. Это мамина подруга. У неё сегодня день рожденья. Сейчас папа с мамой выйдут, и мы пойдём.

   – А-а... – облегчённо протянул Лёлик (Болик). – Понятно, – он ещё раз придирчиво оглядел Динкин наряд и наконец оценил: – Красиво.

   – Клёво, – подтвердил и Болик (Лёлик), тоже оглядев Динку с головы до ног. – Особенно туфли.

   Все посмотрели на туфли. Туфли действительно были хороши: красные, лакированные, с золотыми пряжками, на невысоком, но изящном каблучке. Туфли купили Динке всего три дня назад. Специально под тётиларисин день рождения. Они были Динке немножко велики, но со стороны это было совсем незаметно. Лёлик (Болик) покопался в кармане и протянул Динке мятую ириску.

   – Спасибо, – сказала Динка.

   Болик (Лёлик) засопел, тоже полез в карман и тоже угостил Динку конфетой.

   – Спасибо, – сказала Динка.

   Некоторое время они молча жевали.

   В это время из-за кустов вынырнул Витька Карасёв по кличке «Карась» и, ловко вскарабкавшись на «паутинку», протянул к Лёлику (Болику) испачканную ладонь:

   – Дай чё жуёшь!

   – Нету! – отрезал Лёлик (Болик), на всякий случай отодвигаясь на край «паутинки».

   Карась повернулся ко второму брату.

   – Нету, – сказал тот и в качестве подтверждения вывернул и показал Витьке пустой карман.

   Карася во дворе не любили.

   – Жлобы!.. – сказал Карась и длинно сплюнул вниз. – Жабы!.. Жадины-говядины!.. Толстопузы!..

   Ругаться он мог долго.

   Тогда Динка протянула Карасю оставшуюся ириску. Карась тут же замолчал, быстро развернул обёртку и сунул конфету за щёку. После чего насмешливо посмотрел на близнецов. «Спасибо» он Динке не сказал. Близнецы засопели. Динке стало неловко. Чтобы скрыть эту неловкость она принялась мурлыкать себе под нос песенку и беззаботно болтать ногами и сделала это совершенно зря, потому что туфелька с левой ноги вдруг неожиданно соскользнула и упала вниз.

   – Ой! – сказала Динка.

   Карась заржал. Близнецы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, соскочили вниз. Болик (Лёлик) поднял с земли туфельку, вытряхнул из неё песок и протянул Лёлику (Болику). Тот придирчиво оглядел её, подошёл и с важным видом надел на Динкину ногу.

   – Спасибо! – прочувственно сказала Динка, потом подумала и добавила: – Большое спасибо! Вы – настоящие рыцари!

   Про рыцарские доблести ей рассказывал папа.

   – Лыцари! – тут же насмешливо отозвался Карась. – Ой, не могу! Два молодца упали с крыльца! – и снова заржал, но получилось это у него не смешно.

   Близнецы молча вскарабкались обратно на «паутинку» и уселись по обеим сторонам от Динки. Динка повернулась к Лёлику (Болику) и торжественно пожала ему руку. Потом она повернулась к Болику (Лёлику) и потрясла его ладонь.

   – Подумаешь! – сказал уязвлённый Карась. – Туфелька! Тоже мне геройство!

   На него никто не смотрел.

   Карась вдруг завозился, заёрзал по «паутинке», потом, раскорячившись, повис на ней спиной вниз.

   – Я – человек-паук! – оповестил он всех.

   На человека-паука тоже никто не отреагировал. Тогда Карась принялся скакать по перекладинам «паутинки», изображая то ли короля джунглей Тарзана, то ли гигантскую гориллу Кинг-Конга. Во всяком случае, звуки, издаваемые им при этом, были соответствующими. В один из моментов, оказавшись у сидящей троицы за спиной, он вдруг нырнул вниз и, повиснув на руках, ловким пинком сбил у Динки с ноги туфельку.

   Динка охнула – было больно. Туфелька, описав длинную дугу, упала в песочницу.

   – Опа! Опа! – победоносно заорал Карась, спрыгивая следом. – Америка-Европа!

   Но он немного не рассчитал силу своего пинка. Туфелька отлетела слишком далеко, и немедленно спрыгнувший вниз Болик (Лёлик) оказался рядом с ней раньше Карася. Увидев, что туфелька вновь досталась врагу, Карась со всех ног помчался обратно к «паутинке». Уже понимая, что сейчас произойдёт, Динка попыталась поджать под себя оставшуюся обутой ногу, но Карась подпрыгнул и, ухватившись обеими руками, повис на ней.

   – Мама! – вскрикнула Динка и, перевернувшись на живот, ухватилась за перекладину.

   Карась висел на Динкиной ноге, пытаясь стащить с неё туфельку. Подоспевший Болик (Лёлик) повис на Карасе. Динка изо всех сил сопротивлялась, но чувствовала, как туфелька всё-таки потихоньку сползает с ноги. И в это время на Карася сверху прыгнул второй близнец. Руки у Динки разжались. Слыша, как трещат отрываемые от курточки пуговицы, она завизжала и рухнула вниз. На земле образовалась куча-мала. Первым из неё выбрался Карась и, зажав в руке туфлю, с победоносным воплем кинулся прочь. Близнецы, оставив Динку сидеть на земле, бросились следом.

   Если бы Карась побежал сразу к арке, он успел бы выскочить на улицу, и тогда – ищи его, свищи. Но он сначала решил сделать по двору что-то типа круга почёта. И близнецы взяли его «в клещи». Они погнали Карася вдоль кустов, зажимая его в угол между забором и трансформаторной будкой. Увидев это, Карась рванул напрямую, через кусты, и... застрял. Близнецы налетели на него с двух сторон, как собаки на медведя. Кусты затрещали. Динка, поднявшись на ноги, с тревогой наблюдала за исходом битвы. Битва закончилась неожиданно. Карасю всё-таки удалось вырваться и даже удалось отбить у противника свой трофей. Но, понимая, что всё равно далеко ему уйти не дадут, он, едва освободившись из цепких рук братьев, развернулся и закинул туфельку на крышу трансформаторной будки...

   – Так не доставайся же ты никому!.. – прервал в этом месте Динкин рассказ папа. – Ну, в общем и целом, картина ясна. Три галантных кавалера в поисках внимания прекрасной дамы.

   – Алексей!.. – поморщилась мама. – Ребёнку и так досталось!

   – А я что? – сказал папа. – Я – ничего. Я просто хочу сказать, что очень многие войны, особенно в прошлом, тоже начинались из-за женщин. К примеру, всем известная Троянская война, по преданию, началась из-за Прекрасной Елены.

   – Троянская? – сразу заинтересовалась Динка. – А там что, тоже трое дрались?

   – Нет, – сказал папа, – там воевало гораздо больше народу. А Троянской её назвали потому, что был такой город...

   – Ну вот, – недовольно сказала мама. – Началось! Алексей, ты бы лучше подумал, в чём теперь ребёнку в гости идти?

   – Так может, никуда уже и не пойдём? – спросил папа. – Раз уж у нас тут такой форс-мажор. Позвоним, извинимся. А?.. – было видно, что таким поворотом событий он не сильно расстроен.

   – Платье-то я ей новое найду, – задумчиво оглядывая Динку, сказала мама, папино предложение она как будто не услышала, – а вот туфли…

   – На трансформатор не полезу! – тут же быстро сказал папа. – Скалолазанию не обучен... Тем более, там со всех сторон провода.

   – Можно было бы позвонить на подстанцию и попросить отключить ток, – предложила мама.

   – Ну да, – сказал папа, – и оставить без электричества весь микрорайон!

   – Подумаешь! – сказала мама. – Всего-то на пять минут... А лестницу в домоуправлении взять можно.

   – А может, сразу МЧС вызвать? – предложил папа. – С вертолётами и с собакой-сапёром.

   – А собаку-то зачем? – не поняла мама; насчёт вертолётов она была явно не против.

   – На всякий случай, – сказал папа. – А вдруг будка заминирована?

   – Не говори глупости! – возмутилась мама.

   – Это ты глупости говоришь! Тоже мне придумала – на трансформатор лезть!

   – А тебе лишь бы отговорки искать, чтоб ничего не делать!

   – А ты ерунду всякую предлагаешь!

   – Я хоть что-то предлагаю!..

   – Не надо никого вызывать, – устало сказала Динка. – И на будку лезть не надо. Всё равно её уже не починить...

   И она, вытащив из кармана, протянула на ладони пряжку от второй туфельки – погнутую, с обрывком красной кожи на золотой перепонке.

   – Ух ты! – сказал папа, подходя и беря пряжку в руки. – Вот это богатыри растут! Ты глянь, – протянул он пряжку маме, – прям с мясом!

   Мама отстранила его руку и поморщилась.

   – Хулиганы, а не богатыри! Особенно этот... как его... Карась! Уши бы ему надрать как следует!

   В это время в дверь негромко постучали. Динка открыла замок. На пороге стоял взъерошенный Карась.

   – Ты?! – удивилась Динка.

   – Я это... Я тут... – сбивчиво сказал Карась. – Я – вот...

   И он протянул Динке красную туфельку с оторванной пряжкой.

   – Ничего себе! – изумилась Динка. – Ты где её взял?! Ты что?!.. Ты... на трансформатор лазил?!

   – Ага, – сказал Карась, уши его зарозовели. – Да чего там. Фигня делов... Ты это... Ты не сердись. Ладно?

   – Ладно, – машинально ответила Динка, всё ещё разглядывая свою несчастную туфельку.

   – Ну и... вот... – сказал Карась. – Я тогда... это... пошёл... Пока.

   Он развернулся и посыпался вниз по лестнице.

   – Пока, – сказала ему вслед Динка.

   Но проскочив пролёт, Карась опять остановился.

   – А я... это... Я теперь тоже... рыцарь?

   – Безусловно! – сказал папа, Динка не заметила, как он появился рядом. – Я так понимаю, это и есть тот самый Витька Карась? Он же – Виктор Карасёв из девятнадцатой квартиры. Самый вежливый и самый воспитанный мальчик во дворе.

   – Да, – с сомнением в голосе сказала Динка, – тот самый.

   – Здрас-сьте, – сказал папе Карась, держась за перила и переминаясь с ноги на ногу, уши у него были уже пунцовыми.

  – Здрасьте, – ответил папа, разглядывая Карася, – Ну что ж, я полагаю, что отныне Виктора можно смело именовать не Карасём, что звучит несколько... м-м... неблагозвучно, но, скажем... Рыцарем Красной Туфельки. За проявленную, так сказать, доблесть и верность прекрасной даме. Динка, ты как, не возражаешь?

   – Нет, – сказала Динка. – Не возражаю.

   – А вы, достопочтенный рыцарь, вы не возражаете?

   Достопочтенный рыцарь шмыгнул носом и зарделся уже весь.

   – Я?.. Не-а, я... это... не возражаю. Ага.

   Он снова шмыгнул носом и вдруг, сорвавшись с места, запрыгал вниз через три ступеньки.

   – Дос-дання! – донеслось снизу.

   – До свидания, – сказал папа, закрывая дверь.

   Динка, мама и папа некоторое время молча стояли в прихожей и смотрели друг на друга, а потом дружно рассмеялись.

   – Ну что, – сказал папа, – я полагаю, можно считать Великую Троянскую войну законченной. Всё обошлось благополучно. Так сказать, без жертв, – он посмотрел на порванную туфельку, которую Динка всё ещё держала в руке, и поправился: – Ну, или почти без жертв... А теперь... – громко возвестил он. – Тру-ту-ту-ту-у!!! Внимание, внимание! Объявляется пятиминутная готовность! По местам стоять, с якоря сниматься!.. Собирайся, Динка-картинка, пойдём тебе новые туфли покупать.

   Динка встала по стойке «смирно»:

   – Есть, кэп! Есть по местам стоять, с якоря сниматься!

   Она отдала «кэпу» честь и, торжественно промаршировав мимо него, помчалась переодеваться. В доме возникла небольшая с суета.

   Но когда через пять минут папа вышел в прихожую, Динка неподвижно и одиноко сидела на скамеечке возле двери и грустно смотрела на свои руки. В правой руке она держала красную туфельку, в левой – свой старенький, видавший виды, разлохмаченный кед.

   – Эй, Динка – два ботинка, – окликнул её папа, – ты чего пригорюнилась?

   Динка подняла голову.

   – А вот интересно, – задумчиво сказала она, – если бы я была одета не по-праздничному, а была бы в своих обычных джинсах. И у меня с ноги слетела не эта красивая туфелька, а вот этот вод старый драный кед, Троянская война всё равно бы началась?

   – Э-э... – папа почесал затылок. – Полагаю, что... да.

   – И что, Карась полез бы за ним на трансформаторную будку? – допытывалась Динка. – И как бы он тогда назывался? «Рыцарь Рваного Кеда»?

   – Гм... – сказал папа в затруднении, он чесал себе затылок уже двумя руками.

   – Вот и я думаю, – сказала Динка, не получив ответа, – что одно дело – красивое платье и красивая туфелька, и совсем другое дело – джинсы и старый потрёпанный кед... Нет! – решительно сказала она и поднялась. – Всё-таки правильно говорит баба Люда: красота – это страшная сила! – она посмотрелась в зеркало и добавила: – Особенно для нас, для женщин!..

 

Динка и Пафнутий Подушкин

   Первого сентября Динку сбила машина.

   После праздничной линейки в школе был всего лишь один урок – классный час, так что Динка оказалась дома уже в начале одиннадцатого. Баба Нюра обрадовалась правнучке и сразу же попыталась накормить её рогаликами с грушевым компотом, но Динка от компота отказалась. Она сказала бабе Нюре, что ей некогда, что по дороге из школы она сговорилась с ребятами из своего класса пойти погонять на великах и поэтому она очень спешит. Динка быстро переоделась в старенькие джинсы, сунула в рот маковый рогалик и, отцепив от перил на площадке своего верного «Джампера», покатила его во двор.

   – На обед-то не опаздывай! – крикнула ей вслед баба Нюра. – Гороховый суп я нонче на обед сготовила! Твой любимый!

   – Ладно! – отозвалась Динка...

   Баба Нюра гостила у них уже третий раз за лето. «Строительство моста» оказалось делом совсем непростым, в стоматологической поликлинике были большие очереди, так что «стройка» вместо двух-трёх недель, как на то рассчитывала баба Нюра, растянулась почти на три месяца. Динка теперь сама с улыбкой вспоминала свои недавние детские фантазии насчёт возведения бабой Нюрой очередного моста через реку. Помнится, папа с мамой долго смеялись, когда Динка однажды озвучила их.

   – А ведь ты во многом права, Динка-картинка, – отсмеявшись, сказал ей папа. – По нынешним временам, пожалуй, действительно, легче построить мост через реку, чем качественно отремонтировать зубы...

   Как Динка ни спешила, а на условленном месте, возле детского грибка, она оказалась второй – Костик Смольнов уже ждал её на своём «Триале», а это означало, что, по правилам, Динка теперь была «догонялой».

   – Три-четыре, не зевай! «Догоняло», догоняй! – крикнул Костик, отталкиваясь от грибка и налегая на педали.

   Динка по-честному досчитала до десяти и кинулась в погоню...

   Дорожно-транспортное происшествие случилось позже, когда во дворе собрались уже почти все «гонщики» и «догонялой» был Толик из восьмой. Толик был велосипедистом опытным и умелым, и в тесном дворе от него уйти было почти невозможно. Поэтому Динка, за которой Толик как раз и погнался, крутанувшись вокруг дворовой автостоянки, рванула под арку, рассчитывая на прямой дороге за домом максимально использовать скоростные качества своего «Джампера». Тут-то её и подстерегла неприятность...

   Если быть совсем точным, то это не машина сбила Динку, а Динка «сбила» машину. Вылетая из-под арки на улицу, Динка вовсе не смотрела вперёд – всё её внимание была приковано к преследователю, поэтому возникший перед ней бок серебристого «Ниссана» стал для Динки полной неожиданностью. Динка ударила по тормозам, но было поздно – «Джампер», зашипев шинами по асфальту, с глухим стуком врезался в правую заднюю дверь автомобиля. Динку перебросило через руль, и она, не так чтоб уж очень сильно, но вполне ощутимо, стукнулась лбом в чёрное тонированное стекло. Всё это произошло так быстро, что Динка даже не успела толком испугаться.

   По-настоящему испугалась она, только когда над ней возник хозяин «Ниссана» – потный толстобрюхий дядька с багровым, словно варёная свёкла, лицом. Дядька что-то громко и неразборчиво кричал и всё время тыкал толстым, похожим на сардельку, пальцем в небольшую вмятину на задней двери.

   – Простите... – пробормотала Динка, пытаясь подняться на ноги. – Я... Я нечаянно...

   – Ш-што-о?!!.. – заорал свёклолицый. – Ш-што ты сказала?!! Я тебе дам «нечаянно»!! Да тут ремонту на пятьсот «баксов»!! Я тебе покажу «нечаянно»!!..

   Дядька схватил Динку за ухо и куда-то потащил, – от резкой боли Динка даже завизжала, ей показалось, что ухо у неё сейчас совсем оторвётся, и она, обхватив двумя руками толстое волосатое запястье, повисла на нём.

   – Говори, дрянь, где ты живёшь?!!.. – орал свёклолицый, держа Динку на весу и то и дело встряхивая. – Где твои родители?! А?!!.. Говори, из какой ты квартиры?!!..

   Но Динка от боли и от страха уже вовсе ничего не могла сказать, она только тихо скулила, изо всех сил цепляясь за потную скользкую руку; слёзы ручьём катились у неё из глаз.

   – А ну, отпусти её!! Ты!!.. Дурак!! – раздался рядом звонкий мальчишечий голос – это Толик, соскочив со своего велосипеда, храбро попытался помешать толстобрюхому.

   – Ш-што-о-о?!! – поворотился к нему хозяин «Ниссана». – Эт-то ещё тут што такое?! А ну, иди сюда! – толстобрюхий вдруг неожиданно ловко для своей комплекции шагнул к Толику и сграбастал его за шиворот. – Я вам сейчас дам! Я вас сейчас!.. Я вас обоих сейчас – в полицию!..

   Он опустил Динку на землю, зажал её между ног и, не выпуская рвущегося из его цепких пальцев Толика, извлёк из кармана мобильник и принялся куда-то звонить.

   Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы в этот момент рядом не оказался дядя Гоша – папа Севы из сорок четвёртой. Дядя Гоша по молодости играл в баскетбол за сборную города и от всех других пап во дворе отличался невероятно высоким ростом и широченными плечами. Он возник за спиной свёклолицего, как боевой линкор возникает рядом с шаландой контрабандистов, и очень спокойно осведомился:

   – А что здесь, собственно, происходит?

   Свёклолицый резко обернулся и... даже присел.

   – Э-э... – промямлил он. – Да тут вот, понимаете, мою машину...

   Дядя Гоша не спеша оглядел предложенные его вниманию следы ДТП и, распрямившись, снова взглянул на толстобрюхого из поднебесья.

   – Я полагаю, любезный, это вовсе не повод хватать без разбору детей и, уж тем более, бить их. Это обстоятельство, на мой взгляд, автоматически переводит вас из категории потерпевшей стороны в категорию стороны виновной.

   «Любезный» тут же, как по команде, разжал колени, освобождая Динку, и выпустил из пальцев воротник Толика. Выглядел владелец «Ниссана» сейчас, словно дирижабль, из которого выпустили почти весь воздух. Широкое свекольное лицо его растеклось в некоем подобии улыбки.

   – Э-э... Хе-хе... Да я, собственно, никого и не бил. Напрасно вы так. Детишки, они... детишки... Детишки всегда шалят, а нам, взрослым, за их шалости, хе-хе, платить приходится... А вы, я извиняюсь, папа кого-нибудь из этих детей? Я бы хотел получить, так сказать, компенсацию... Возмещение ущерба, так сказать. Сами видите: повреждение... Меня бы устроили триста долларов.

   – Полагаю, нам не следует впутывать детей в товарно-денежные отношения, – веско сказал дядя Гоша. – Не так ли?.. Диана, Толик, забирайте велосипеды и ступайте по домам. А мы... с дядей... обсудим ситуацию и подождём приезда полиции. Вы, любезный, надеюсь, уже вызвали полицию?

   – Я?! – растерялся толстобрюхий. – Я – нет! А, собственно, зачем нам полиция? Мы ведь можем, хе-хе, и так. Между собой, так сказать. Двести долларов – не такие уж большие деньги...

   Динка не стала слушать продолжение разговора дяди Гоши со свёклолицым. Она подобрала с земли свой «Джампер» и с трудом покатила его во двор. Велосипед нещадно вихлял – переднее колесо его «украшала» могучая «восьмёрка».

   Увидев зарёванную Динку и её оттопыренное опухшее ухо, баба Нюра всполошилась.

   – А детка моя! – запричитала она. – А родненькая! Что ж за ирод окаянный руку-то на ребёнка поднял?! Да чтоб рука-то эта у него отсохла!..

   До прихода папы и мамы Динка просидела на кухне, прижимая к опухшему уху полотенце с завёрнутой в него замороженной курицей. Несколько раз баба Нюра порывалась накормить внучку, предлагая ей то горохового супа, то рогаликов с компотом, то свежесваренного фруктового киселя, но Динка от всего отказывалась – её мутило.

   Родители отреагировали на Динкин рассказ о происшествии довольно странно: мама сейчас же схватила Динку в охапку и принялась внимательно осматривать её голову, а папа поинтересовался – не запомнила ли она номер серебристого «Ниссана»?

   – Я бы этому... «потерпевшему» ещё что-нибудь помял, – туманно заявил папа.

   – К Григорию Ивановичу в сорок четвёртую надо сходить, – предложила мама, – он, наверняка, что-нибудь знает.

   Но идти в сорок четвёртую не пришлось – раздался звонок, и в квартире появился сам дядя Гоша. Он-то и поведал, чем закончилась вся эта история с необычным дорожно-транспортным происшествием.

   – Полицию мы всё же дождались, – рассказывал дядя Гоша, осторожно умащиваясь в явно тесное для его богатырской комплекции кресло. – Я её вызвал. Как этот гусь лапчатый ни упирался. Ну, посмотрели запись видеорегистратора. А там момента столкновения вовсе не видно. Так – стук какой-то, а потом только вопли хозяина машины. Но зато видно, как этот паразит таскает вашу Динку за ухо. Очень хорошо видно. Во всех подробностях. Лейтенант, который эту запись смотрел, сказал, что факта дорожно-транспортного происшествия он на записи не наблюдает. А зато наблюдает он на записи факт типичного хулиганства: нападение на ребёнка с нанесением ему телесных повреждений. И сразу же предложил мне написать по этому поводу заявление. А также порекомендовал немедленно сводить пострадавшего ребёнка в поликлинику, снять побои. Тут-то этот толстопуз и вовсе скис. Отвёл меня в сторонку и сходу предложил пятьдесят тысяч рублей. Ну, я ему сказал, что ребёнок не мой, что это ему надо с родителями разговаривать. Телефон ваш дал. Так что ждите – позвонит.

   – Вот и замечательно! – обрадовался папа. – Пусть звонит! Денег я с него, конечно, не возьму, а вот высказать ему всё, что я про него думаю, выскажу! В цветах и красках!

   – А и зря ты так! – сейчас же вмешалась баба Нюра. – Такому слова что? Ветер один! Ирода этого в тюрьму сажать надо! Чтоб детей не забижал. А коли не в тюрьму, так хоть деньгой его наказать, чтоб неповадно впредь было! Ты, Ляксей, не спеши, ты подумай. Деньги-то никогда лишними не бывают. Вам, вона, кухню лемонтировать надо. Сам говорил. А не хошь кухню, Динулю на осенних каникулах в какой-нить Дисейлент свози – я слыхала, модно щас.

   – Ладно, баба Нюра, – улыбнувшись, сказал папа, – мы подумаем.

   – Думайте-думайте, – отозвалась баба Нюра. – На то вы ниверситеты и кончали, чтоб головами думать...

   Вечером Динка всё-таки немного поела и сейчас же легла спать – у неё сильно разболелась голова.

   Но уснуть никак не получалось. Как только Динка закрывала глаза, перед ней тут же возникало злое багровое лицо владельца серебристого «Ниссана». «Ш-што-о-о?!!.. – кричал свёклолицый и тянул к Динке толстые, похожие на волосатые сардельки, пальцы. – Я вам сейчас дам!! Я с вас сейчас со всех – по пятьсот "баксов"!!..» Динка вскрикивала и вскидывалась в кровати.

   – Совсем ребёнка застращал! – причитала пришедшая к ней в комнату баба Нюра. – Ирод окаянный! Да чтоб ему пусто было!

   – К детскому психологу надо утром ехать, – сидя на краю Динкиной кровати, расстроенно сказала мама. – К Олимпиаде Сергеевне. Слышишь, Алексей? У тебя где-то телефон её был записан.

   – Не надо её никуда возить! – возразила баба Нюра. – Знаю я етих... стихологов! Денег только задарма выкинете. Я сама её вылечу. Я знаю, как! Ступай, Оксанка! Мы тут с Динулей моей малость пошепчемся. Ступай, говорю! Да дверь прикрой – секретные разговоры-то у нас тут будут.

   Когда мама вышла, плотно закрыв за собой дверь, баба Нюра присела на кровать рядом с правнучкой и зашептала ей на ухо:

   – Ирода-то этого самой тебе не одолеть. Сила, видать, в ём злая заключена. Он теперича кажну ночь к тебе являться будет. Чтоб побороть его, помощь нужна. Пафнутия просить надо. Он поможет.

   – Какого ещё Пафнутия? – удивилась Динка.

   – А Подушкина. Пафнутий Подушкин – он заглавный по всем снам будет. Эт ведь ён решает, кому какой сон показать. Кому – плохой, а кому, значицца, – хороший. А ежели рассердить его, так ён и вовсе может все сны в мешок завязать – тады и вовсе никто никаких снов не увидит. Но по натуре-то ён добрый. Редко сердится. А ежели попросить его по-хорошему, дык ён завсегда добрый сон покажет.

   – А... как просить? – спросила Динка.

   – А ты слухай, – закивала баба Нюра, – слухай. Ляг вот на бочок и слухай... А просить его надо так: «Пафнутий Подушкин, пошепчи мне на ушко. Не кажи страшны рожи, а кажи сон хороший». Запомнила?

   – Запомнила, – сказала Динка, послушно поворачиваясь на правый бок. – Пафнутий Подушкин, пошепчи мне на ушко. Не кажи страшны рожи, покажи сон хороший. Правильно?

   – Ай, умница ты моя! – умилилась баба Нюра, гладя Динку по голове. – Глянь-ка, с первого раза и запомнила! Ты проси, проси, ён ведь сразу может и не услыхать.

   – Пафнутий Подушкин, – забормотала Динка, закрывая глаза, – пошепчи мне на ушко. Не кажи страшны рожи, покажи сон хороший... Пафнутий Подушкин...

   Она снова летела по улице на своём верном «Джампере», и снова перед ней возник бок серебристого «Ниссана». «Ниссан» был огромный – размером с пятиэтажный дом, и вместо дверей у него почему-то были подъезды – как в обычной жилой пятиэтажке. «Пафну-ути-ий!!» – закричала Динка, изо всех сил тормозя свой «Джампер», но всё же не совладала со скоростью и с гулким грохотом врезалась в одну из подъездных дверей. Дверь тут же широко распахнулась, и в открывшейся темноте задвигалось, зашевелилось что-то огромное и бесформенное, похожее на упругое облако. Динка испугалась – ей поначалу показалось, что это снова надвигается на неё злой краснолицый дядька с толстыми волосатыми пальцами. Но облако приблизилось, и Динка увидела, что на нём надеты смешные короткие штаны на широких детских помочах. И тут же над штанами проступило толстощёкое улыбающееся лицо с широким плоским носом и оттопыренными ушами.

   – Привет! – радостно сказало облако в штанах. – Я – Пафнутий Подушкин! А ты кто?

   – А я – Динка, – тихо сказала Динка, она всё ещё немножко робела.

   – Привет, Динка! – закричал Пафнутий. – Чего невесёлая такая?! Обидел кто?!

   – Привет, Пафнутий! – отозвалась Динка. – Да так... – ей вдруг вспомнилось папино любимое выражение: – Крупные партии мелких неприятностей.

   – А чего тогда кукситься, раз неприятности мелкие?! – смешно морща нос, удивился Подушкин. – Забудь! Лучше давай на великах погоняем.

   – Да у меня... это... велик поломан, – сказала Динка, показывая на покорёженное «восьмёркой» колесо.

   – Фи! Подумаешь! – ничуть не расстроился Пафнутий. – Мы тогда и без великов можем! Хватайся! – он протянул ей свою пухлую мультяшную ладонь. – Полетели!

   – Как «полетели»?! – изумилась Динка.

   – А вот так! – сказал Подушкин и, крепко сжав Динкину руку своей тёплой резиновой ладошкой, подпрыгнул вверх.

   Динку обдало струёй горячего воздуха. Навстречу рванулось небо. Дома́ стремительно провалились вниз. Динка оглянулась. Далеко позади она увидела свой двор, разноцветные крыши машин, трансформаторную будку, похожую отсюда на оброненный кем-то серый кубик, малюсенькую детскую площадку с казавшимися игрушечными качелями и похожей на круглую красную заплатку крышей грибка. Вокруг грибка, размахивая руками, бегал крохотный толстопузый хозяин «Ниссана» и тоненько, по-комариному, зудел: «Поли-и-иция!!.. Поли-и-иция!!..» Динка расхохоталась и показала ему язык, после чего сделала в воздухе сальто, взмахнула руками и полетела догонять Пафнутия...

   – Ну, баба Нюра! – восхищался утром папа. – Да вы, прям, чудеса творите! Надо же, безо всяких разных психологов, за один сеанс Динку вылечили!

   – Да чево там! – отмахивалась от него баба Нюра. – Я то – что! Вот бабка моя, Степанида Сергевна, дык яна всей округе и вывихи вправляла, и зубну боль заговаривала! Вот яна стихолог была так стихолог!..

   А мама, хотя вслух ничего бабе Нюре не сказала, но взяла и изложила всю эту историю на своей странице в «Твиттере». А на следующий вечер, зайдя в интернет, даже рассмеялась от неожиданности:

   – Ого! Ничего себе! Эй, люди, гляньте! История-то про бабу Нюру и Пафнутия Подушкина, оказывается, успехом пользуется! Лайков – аж восемьсот тридцать два! Комментариев – сорок семь! И, что самое интересное, одно официальное приглашение! Баба Нюра, тут тебя приглашают! В Москву! На... ежегодный всероссийский симпозиум целителей, знахарей и экстрасенсов! Во! Серьёзно!

   – Вот так приходит мирская слава! – заметил папа. – Ну что, баба Нюра, может, вам, и вправду, в Москву съездить?

   – Ещё чево! – поджала губы баба Нюра. – В Сосновке картошка не копана, а вы мне тута про какую-то Москву толкуете!

   – Так это не сейчас, баба Нюра, – заглядывая в монитор, уточнила мама. – Приглашение на ноябрь. Симпозиум этот в ноябре состоится. С двадцатого по двадцать второе.

   – В ноябре, говоришь, – задумалась баба Нюра. – А что, в ноябре-то, пожалуй, что и смогу. А чево ж не съездить? – лукаво прищурилась она. – Можа, какова-никакова екстрасенса там себе присмотрю. Нестарого ишшо. Тарасу моему на замену. Я-то теперича баба – хоть куда! Зубы-то теперича у меня – вона, как у молодой!..

 

Динка и дезоксирибонуклеиновая кислота

   Как-то вечером на Динку накатило.

   С ней периодически случалась такая неприятность: ей вдруг, ни с того ни с сего, становилось грустно и одиноко, игры и разные прочие забавы делались неинтересными, а в глазах начинали сами собой закипать непрошенные и очень горячие слёзы. Неприятность эта чаще всего случалась с ней, когда на улице была плохая погода: какой-нибудь мелкий и противный затяжной дождь или, наоборот, – свирепая метель, которая ночь напролёт воет под окном и к утру наметает сугробы чуть ли не до второго этажа.

   Средство от этой болезни имелось. Средство называлось «мама».

   Когда Динке становилось совсем невмоготу, она шла к маме, забиралась к ней на колени и прятала лицо на тёплой маминой груди.

   – Ну вот, – говорила в таких случаях мама, – опять на нашу дочу накатило...

   Мама знала множество лекарств от этой Динкиной болезни. Чаще всего она брала какую-нибудь весёлую книжку и начинала читать её Динке вслух. Не проходило и пяти минут, как Динка уже вовсю заливисто хохотала и порывалась читать сама, вместо мамы.

   Или мама начинала учить Динку каким-нибудь интересным вещам. Например, вязать крючком забавных мягких зверушек. Или складывать из листов бумаги чудесных волшебных птиц.

   А в особо тяжёлых случаях, когда ни книжка, ни ножницы с крючком не помогали, мама вела Динку на кухню и принималась печь что-нибудь удивительно вкусное – какие-нибудь плюшки, ватрушки или даже «шпендрики»...

   В тот вечер мама помочь Динке не могла – она лежала в ванне с огуречной маской на лице. И Динка, подумав, пошла к папе.

   Папа сидел в своём любимом кресле и читал толстую книгу.

   Динка подошла и подёргала папу за колено.

   – Дина, дочь моя, – отозвался папа из-за книги, – ты же видишь – я немножечко занят.

   – Па-ап... – позвала Динка и хлюпнула носом.

   Папа поверх очков внимательно посмотрел на Динку, закрыл книгу, отложил её вместе с очками на тумбочку, после чего подхватил Динку под мышки и усадил её к себе на колени.

   – Что, накатило? – сочувственно спросил он.

   Динка всхлипнула и уткнулась ему в плечо.

   – Скучно?.. – спросил папа, гладя её по голове.

   Динка вздохнула.

   – Грустно?..

   Динка кивнула.

   – И некому руку подать?

   Динка промолчала.

   – Ну вот что, – сказал папа. – Давай мы поступим по-другому. Давай ТЫ будешь задавать мне вопросы. У тебя ведь есть вопросы?.. Вот скажи, что тебя интересует сейчас больше всего на свете?

   Динка задумалась.

   – Больше всего на свете?.. Ну... Больше всего на свете меня интересует... Что у нас там внутри? – и она похлопала себя по животу.

   – Внутри? У нас? – папа хмыкнул. – Ну, внутри у нас много чего есть. Ну, например, сердце. Или, к примеру, лёгкие.

   – Нет, – сказала Динка, – это я всё знаю. Это ты мне уже рассказывал. Сердце там, мозги, печёнки разные. Я не про это... Из чего это всё состоит?.. Ну вот, дом – он из кирпичей. А человек из чего?

   – А, ты вот про что. Это, кстати, очень интересный вопрос, – папа почесал себе кончик носа. – Человек... да и не только человек, вообще – все живые существа... все организмы, они состоят из клеток...

   – Из клеток?! – удивилась Динка. – Это из таких, как для птиц?

   – Нет, – сказал папа, – клетками они просто называются. А на самом деле это... ну, что-то типа маленьких мешочков. Но только живых. Очень-очень маленьких. Таких, что их только под микроскопом разглядеть можно... И что интересно, – продолжал папа, увлекаясь, – каждый такой малюсенький мешочек представляет собой целую сложнейшую лабораторию, фабрику, целый завод. И каждый занят своим делом. Клетки кожи – защищают организм. Клетки крови – снабжают его кислородом. Клетки мозга – думают. Все органы, даже отдельные их части, состоят из совершенно разных клеток. Разные слои кожи – из разных клеток, кровь – из своих клеток, кости – из своих, желудок – из своих. И что интересно, каждая из этих клеток является отдельным живым организмом. Она, как и все организмы, питается, работает, отдыхает и даже размножается...

   – Размножается? – удивилась Динка. – Рожает маленьких... клетят?

   – Нет, – сказал папа. – У клеток этот процесс происходит несколько по-другому. Они никого не рожают. Они делятся. На две одинаковые клетки...

   – Рвутся?

   – Раздваиваются. В клетке, которая собирается делиться, происходит удвоение всех её органов. Ну вот, как у тебя, например, стало бы два сердца, два желудка...

   – Четыре глаза, – подсказала Динка.

   – Да... И вот, когда у неё все органы удвоились, клетка делится напополам. На две одинаковые клетки. Вот как на куртке молния – вж-жик – и расстегнулась. Вот так и клетка – раз! – и уже две клетки. И обе клетки – совершенно одинаковые. А чтоб они получались совершенно одинаковыми, для этого в ядре клетки есть специальная молекула в виде двойной спирали. Она называется ДНК...

   – Дэнка?

   – Не дэнка, – поправил папа, – а дэ-эн-ка. Это – сокращённо. А полное её название: дезоксирибонуклеиновая кислота.

   – Как?!

   Папа повторил.

   – И вот эта штука есть внутри у каждого?!

   – Да, – подтвердил папа. – И не просто внутри у каждого из нас, а внутри каждой клетки каждого из нас.

   – Офигеть! – сказала Динка.

   – Диана Алексеевна!

   – Ой! – Динка зажала себе рот ладошкой. – Прости, пожалуйста. Вырвалось... А скажи ещё раз, как она называется?

   – Дезоксирибонуклеиновая кислота.

   – Это – бомба! – сказала Динка. – Завтра в классе расскажу – вот они все офи... удивятся.

   Динка сползла с папиных коленей и ушла к себе в комнату. Но через минуту прибежала обратно:

   – Скажи это слово ещё раз, пожалуйста...

   И весь вечер Динка то и дело прибегала к папе и спрашивала:

   – Дикси... как?..

   – Рыбо... нукля... как-как?..

   В конце концов папа не выдержал и, взяв листок бумаги, крупными печатными буквами написал Динке на нём так понравившееся ей слово. Динка уволокла листок к себе и до самого отбоя просидела над ним, шевеля губами и поминутно в него заглядывая. И даже ночью, случайно проснувшись, она тут же включила прикроватную лампу и, достав из-под подушки свою, уже изрядно помятую шпаргалку, сверилась по ней...

   Назавтра, вечером, Динка встретила пришедшего с работы папу в прихожей.

   – Папа, – сказала Динка, заложив руки за спину и глядя в пол, – а тебя в школу вызывают.

   – Это же за какие такие твои заслуги? – поинтересовался папа, снимая пальто.

   – За дезоксирибонуклеиновую кислоту, – без ошибок выговорила Динка.

   – Ого! – сказал папа, даже забыв повесить пальто на вешалку. – По таким глобальным причинам меня в школу ещё ни разу не вызывали. Давай, рассказывай.

   Динка вздохнула.

   – Ну чё, я на перемене рассказала ребятам про эту... кислоту. Сказала, что она внутри у каждого из нас имеется. Что она живая. В клетках живёт. И что умеет размножаться... Ну... многие поверили... Но не все. А Стелькин, тот сразу сказал, что всё это – брехня. Что такие штуки только у полных дебилов внутри могут жить. Или у тех, кто руки не моет.

   – Ну, – сказал папа, – а ты?

   – А что я... Я сказала, что он дурак и неуч.

   – Так, а он?

   – А он обозвал меня тупой овцой.

   – А ты?

   Динка вздохнула.

   – А я ему нос разбила.

   Папа крякнул.

   – Дина, дочь моя...

   – Да... – сказала Динка, – Я знаю. Драться нехорошо... Но уж больно этот Стелькин противный!

   – Понятно, – сказал папа. – И теперь твоих родителей вызывают в школу.

   – Да, – подтвердила Динка. – Тамара Ивановна попросила тебя прийти.

   – Ну, вот что, – сказал папа, повесив наконец пальто на вешалку и стягивая ботинки. – Я завтра, в некотором роде, занят. У меня, понимаешь, дела, работа... Пусть мама сходит в школу. Тем более что она с твоей Тамарой Ивановной в прекрасных отношениях...

   – Нет, – строго сказала Динка. – Так не пойдёт. Мама тут совсем ни при чём. Ты эту кашу заварил. Тебе и расхлёбывать...

 

Динкино утро

   – Динка!

   Нет ответа.

   – Динка, подъём!

   Ответа нет.

   – Динка, вставай! В школу опоздаешь!

   – Угу...

   Через пять минут:

   – Динка, ты встала?!

   – Угу...

   Ещё через пять минут:

   – Динка!! Ты ещё спишь?! Ну что за несносный ребёнок! С вечера не уложишь, утром не подымешь! А ну-ка, давай вставай!

   Над подушкой приподнимается лохматая голова.

   – Да вставаю я, вставаю...

   Папа, собиравшийся уже выходить из комнаты, останавливается в дверях.

   – Что-что ты делаешь?

   Динка садится на кровати и сладко зевает.

   – Встава-аю...

   – Так, – папа возвращается обратно и останавливается над Динкой. – Ну-ка, дочь моя, скажи-ка мне, пожалуйста, как будет правильно: «я встаю» или «я вставаю»?

   Динка приоткрывает один глаз, но глаз тут же закрывается обратно.

   – Да знаю я, – сонно бурчит она.

   – Ну, раз знаешь, тогда скажи, – не отстаёт папа.

   Динка открывает оба глаза, недовольно смотрит на папу, потом снова закрывает глаза, опускает голову и какое-то время сидит, посапывая.

   – Ну?! – не выдерживает папа.

   Динка вздрагивает и распахивает глаза.

   – А?!..

   – Я тебя, кажется, спросил, как правильно будет: «я встаю» или «я вставаю»? – терпеливо повторяет папа.

   Динка сердито сопит.

   – Правильно будет, – наконец говорит она, – если я ещё немножко посплю! – после чего падает головой на подушку и натягивает на себя одеяло.

   – Ах, так! – говорит папа. – Ну, тогда держись!

   Он сдёргивает с Динки одеяло, хватает её в охапку, забрасывает себе на плечо и несёт к ванной комнате. Динка не сопротивляется. Она висит на папином плече, совершенно как тряпичная кукла. Дверь в ванную закрывается. Слышится плеск воды, и тут же раздаются истошные Динкины вопли.

   – Ой!.. Всё!.. Не надо! Я уже проснулась!.. Да проснулась я!.. Ой, мамочка! Не надо!.. Да всё уже, всё!..

   Дверь открывается, и из ванной бодрым шагом выходит папа. Следом в дверь протискивается завёрнутая в полотенце Динка и шлёпает босыми ногами в свою комнату.

   – Две минуты на одевание, – говорит ей вслед папа, – а потом будем делать зарядку.

   Динка входит в свою комнату, садится на краешек кровати и горестно вздыхает.

   В дверь заглядывает мама.

   – Ну что, Динка, досталось? – сочувственно спрашивает она. – Строгий у тебя папка?

   Динка смотрит на маму из-под мокрой чёлки.

   – Уж какой есть, – сердито отвечает она. – Это у тебя, мамочка, выбор был. А мне уж что досталось, то досталось...

   – Одна минута! – доносится из соседней комнаты папин голос.

   Динка опять вздыхает и тянется за колготками.

 

Динка и Зубная Фея

   – Ма-ам, у меня суп сатаеса, – засунув палец в рот, сказала Динка.

   – Опять? – удивилась мама. – У тебя ж только на той неделе предыдущий выпал.

   – Ничего удивительного, – сказал папа. – Процесс пошёл. Сейчас они у неё один за другим выпадать начнут.

   – Ты только грязными руками в рот не лазь, – предупредила Динку мама.

   – Я не лазю, – сказала Динка, вынимая палец изо рта. – И они у меня чистые.

   – Знаю я, какие они у тебя чистые, – сказала мама. – Вечно по полу ползаешь, пыль собираешь.

   – Не болит? – поинтересовался папа. – Зуб не болит?

   – Нет, – сказала Динка и, подумав, добавила: – Чешется.

   – А давай его вырвем, – кровожадно предложил папа.

   – Ой! – Динка обеими ладошками прикрыла рот. – Не надо!

   – Не бойся, – сказал папа. – Это не больно. А если и больно, то чуть-чуть. Петельку на нитке сделаем, на зуб накинем – р-раз! – и готово!

   Динка, зажимая себе рот, помотала головой. Глаза у неё были круглыми.

   – Не надо ничего вырывать, – сказала мама. – Не пугай ребёнка... Сам выпадет. Как прошлый раз. Да, Динка?

   Динка торопливо закивала.

   – Ну, – сказал папа, вновь скрываясь за газетой, – не хотите, как хотите. Моё дело предложить.

   Динка, нерешительно потоптавшись, подошла и села на диван рядом с мамой.

   – Мам, а когда зуб выпадет, мне его опять – в стакан с водой и на подоконник?

   – Ну да, – сказала мама. – Если, конечно, хочешь, чтобы Зубная Фея его нашла.

   Динка поразмышляла.

   – Мам, а Зубная Фея меняет зуб только на то, что она сама захочет? Или ей можно заказать? Ну... вот, к примеру, как Деду Морозу.

   – Нет! – быстро сказал папа, опустив газету на колени. – Зубная Фея не Дед Мороз. Она – девушка капризная. На что захочет, на то твой зуб и обменяет.

   – Жалко, – вздохнула Динка. – Опять какой-нибудь киндер-сюрприз подсунет... А мне бы второй набор «Лего» не помешал.

   Папа с мамой переглянулись.

   – Нет, – покачал головой папа. – Вряд ли... Давай мы тебе второй набор «Лего» на день рожденья подарим.

   – День рожденья у меня ещё не скоро... – печально сказала Динка и, привалясь к маме, опять вздохнула. – Ма-ам, – через какое-то время опять спросила она, – а тебе Зубная Фея в детстве что дарила? Ну, взамен твоих зубов.

   Мама рассмеялась.

   – Мне, Динуль, Зубная Фея ничего не дарила. Я, когда была маленькая, про Зубную Фею даже и не слышала ни разу.

   – Вот-вот, – сказал папа, – это у вас сейчас добрые феи на каждом шагу. Бефаны всякие, Белоснежки и прочие... Йелопукки. И все подарки дарят. А в наше время нам только Дед Мороз на Новый год подарки приносил... И то не каждый раз.

   Динка отстранилась от мамы и ошарашенно оглядела родителей.

   – А как же?.. А где же?.. А куда вы тогда свои зубы девали?

   Папа пожал плечами.

   – Да леший его знает. Я и не помню... Выбрасывал, наверно.

   – А у меня один мой молочный зуб долго в шкатулке лежал, – призналась мама. – И то, не который выпал, а тот, что мне зубной врач выдрал. Он мне зуб отдал, а я его зачем-то в шкатулку положила. Где у меня всякие ценные безделушки лежали. Долго он у меня там пылился. Пока тоже куда-то не пропал.

   Динка недоверчиво посмотрела на маму, потом на папу, потом опять на маму.

   – И что, – наконец спросила она, – у вас все ваши зубы... просто так?.. Пропали?

   – Точно! – сказал папа. – Пропали. Просто так. И даже не за какой-нибудь киндер-сюрприз. Вообще задаром.

   – Тем более, – добавила мама, – когда у нас с папой были молочные зубы, мы про киндер-сюрпризы всякие ещё тоже слыхом не слыхивали.

   – Вот-вот, – подтвердил папа.

   Динка целую минуту сидела, молча глядя перед собой. А потом, так же молча, встала и ушла в свою комнату.

   – Ну вот, – тихо сказала мама, – расстроили ребёнка... Может, и вправду, ей ещё один «Лего» купить?

   – Двадцать зубов ещё, – сказал папа. – Ну, хорошо, девятнадцать. Если на каждый зуб по набору «Лего» покупать – мы с тобой по миру пойдём!..

   – Тише! – шикнула мама и оглянулась на дверь Динкиной комнаты.

   – Ничего, – сказал папа и, перейдя на шёпот, добавил: – На день рожденья подарим. Без всякой Зубной Феи!..

   В этот момент в Динкиной комнате что-то грохнуло.

   – Ай! – вскрикнула Динка.

   – Динуль, ты чего там?! – встревоженно спросила мама.

   – Ничего, мамочка, всё хорошо, – поспешно отозвалась Динка. – Это я тут... Это у меня... стул упал...

   Утром маму разбудил папа.

   – Полюбуйся, Оксан, – с какой-то странной интонацией произнёс он, указывая на окно.

   Мама приподнялась на кровати.

   На подоконнике их спальни стоял стакан с водой. А на дне стакана лежал какой-то маленький белый предмет.

   – Динкин зуб! – догадалась мама.

   Папа хмыкнул.

   – Представляешь, поделилась! Сама вырвала и нам принесла. Надо же!.. – он покачал головой. – Ох, Оксан, не знаю как Динке, но тебе, похоже, Зубная Фея точно набор «Лего» подарит.

   Мама улыбнулась.

   – Обещаешь, Зубная Фея?

   А папа кивнул на стоящий на подоконнике стакан и очень серьёзно сказал:

   – Зуб даю...

 

Динка и секреты кулинарии

   Динка пришла из школы и сразу же включила телевизор. Вообще-то, включать телевизор днём ей не разрешалось. Но тут случай был особый. На последнем уроке Тамара Ивановна объявила классу, что сегодня в 13.50 по каналу «Домашний» будет демонстрироваться познавательный фильм про природу их края.

   – Настоятельно рекомендую всем его посмотреть, – строго сказала Тамара Ивановна. – А завтра, на уроке природоведения, мы с вами обсудим содержание фильма.

   Когда Динка вернулась из школы домой, часы показывали 13.25, но Динка решила включить телевизор заранее, чтобы не пропустить начало фильма. Она нашла канал «Домашний», сделала звук погромче и отправилась на кухню – обедать.

   Как раз в тот момент, когда она наливала себе суп в тарелку, Динка услышала из зала приятный бархатный голос:

   – А теперь я порадую тех, кто желает узнать секрет приготовления домашней карамели...

   Динка очень желала узнать секрет приготовления домашней карамели, поэтому она, ни секунды не раздумывая, чуть не расплескав суп, рванула в зал.

   На экране телевизора красовался ведущий – улыбающийся дядечка с очень располагающим лицом, на котором выделялись полненькие круглые щёчки и тонкие усики и бородка, как у кардинала Ришелье из фильма о трёх мушкетёрах. Динка знала этого дядечку, только не совсем понимала – кто он по профессии? Он то мелькал в различных концертных программах, где с гитарой наперевес пел у микрофона. То вёл кулинарную передачу, в которой, лихо сдвинув на ухо высокий поварской колпак, обстоятельно рассказывал зрителям о секретах приготовления разных блюд. Сегодня дядечка был в колпаке.

   – На самом деле приготовить домашнюю карамель довольно просто, – с обаятельной улыбкой сказал Динке дядечка. – Для этого нам понадобится кастрюля... желательно фирмы «Сеттер»... – дядечка снял с полки за своей спиной небольшую кастрюлю, которую тут же показали крупным планом, и поставил её на стол, – немного воды... которую мы пропустили через молекулярный фильтр фирмы «Аквалайт»... – он вылил в кастрюлю содержимое большой стеклянной кружки, которую тоже зачем-то показали крупным планом. – И... сахар. Сахар можете взять самый обыкновенный, – разрешил дядечка. – Как видите, все ингредиенты очень и очень просты.

   Слово «ингредиенты» Динка не поняла, но она поняла другое – всё, что нужно для приготовления замечательно вкусной домашней карамели, у неё есть! Правда, посуды названной дядечкой фирмы в их доме не было, как не было и молекулярного фильтра «Аквалайт», но Динка решила, что всё это не очень существенно и что вкус карамели от типа посуды и состава воды если и изменится, то совсем незначительно. Динка помчалась на кухню, выхватила из шкафа первую попавшуюся кастрюлю, шуганула в неё горячей воды из-под крана, поставила кастрюлю на самый большой огонь, после чего ухнула в неё из сахарницы щедрую порцию сахара-песка. Сахар осел на дно, но в карамель не превратился. Динка почесала в затылке и помчалась за советом в зал.

   – Главное в приготовлении карамели – это постоянное помешивание, – с доброй улыбкой сказал Динке дядечка. – Для этого мы воспользуемся керамической лопаткой фирмы «Хуберт»...

   Объявленная лопаточка показалась в кадре, нырнула в кастрюлю и стала совершать там неторопливые круговые движения.

   – Ага!.. – вслух сказала Динка.

   Она опять побежала на кухню, схватила со стола ложку, которой намеревалась есть суп, и погрузила её в желтоватую массу, образовавшуюся к этому моменту в кастрюле. Но ничего толком размешать Динке не удалось. На дне кастрюли вдруг образовался большой пузырь, и как только Динка сунула в него ложку, пузырь булькнул и, втянув в себя ложку, мгновенно затвердел. Динка потянула ложку обратно, но только приподняла за неё всю кастрюлю над плитой. Ложка теперь торчала из жёлто-коричневой стекловидной массы на дне кастрюли, как палочка – из «Чупа-чупса».

   – Нифига себе, карамелька! – ошарашенно прокомментировала ситуацию Динка и вновь помчалась за советом к обаятельному телеведущему.

   Поющий кулинар и тут не ударил в грязь лицом.

   – Если ваша карамель получается слишком густой, – заботливо предупредил он, – вы всегда можете добавить в кастрюлю ещё немного воды. Разумеется, мы снова будем использовать воду, пропущенную через молекулярный фильтр «Аквалайт»...

   Ну конечно! Динка и сама могла бы догадаться, что варево получилось слишком густым. Она вернулась на кухню, набрала из-под крана воды в кружку и, подойдя к плите, осторожно заглянула в исходящую паром кастрюлю. Тёмно-коричневая масса на её дне вовсе не походила на аппетитную золотистую карамель из телевизора. Динка, осторожно вылила в кастрюлю воду из чашки, после чего, предусмотрительно надев рукавички, одной рукой взялась за край кастрюли, а другой – подёргала из стороны в сторону торчащую из воды ложку. И снова ничего у Динки не получилось – ложка сидела в чёрной «карамелине» прочно, как будто составляла с ней единое целое.

   – Дура! – в сердцах обозвала ложку Динка и собиралась уже снова бежать за советом к доброму дядечке из телевизора, но тут вся кастрюля, которая по-прежнему стояла на самом большом огне, начала сначала медленно, а потом всё быстрее чернеть.

   Динка в панике сорвала кастрюлю с плиты и сунула её в мойку. Над мойкой поднялся пар.

   – Ой, мамочка! – взяв себя рукавичками за щёки, шёпотом сказала Динка.

   – А теперь, когда ваша карамель готова, необходимо отмыть кастрюлю, – напомнил из зала заботливый телеведущий. – Для этого её достаточно просто залить горячей водой, в которую мы, для лучшего результата, добавим совсем немного моющего средства «Фири»...

   Динка зашла в зал. Похожий на кардинала Ришелье добрый дядечка продемонстрировал Динке с экрана идеально чистую кастрюлю фирмы «Сеттер». Динка в сердцах погрозила телеведущему кулаком.

   – Лучше иди песни пой! – сказала она ему и выключила телевизор.

   До самого вечера Динка пыталась отмыть кастрюлю или хотя бы просто извлечь из неё ложку. Она перепробовала все средства и даже пыталась сверлить каменную «карамелину» папиной дрелью, но всё было тщетно. За полчаса до прихода мамы Динка аккуратно завернула кастрюлю со всем её содержимым в старые газеты, оделась и, оглядываясь, как воришка, торопливо отнесла свёрток на мусорку...

   – Алексей, ты случайно не видел кастрюлю? – спустя пару недель после описанных событий окликнула из кухни папу мама. – Такая – зелёная, с грибочками. Ума не приложу, куда я её задевала?!

   – В холодильнике с чем-нибудь стоит, – не отрываясь от ноутбука, ответил папа.

   – Да нет её в холодильнике! – расстроенно сказала мама. – И в шкафу её тоже нет. Я уже везде посмотрела! Главное, крышка от кастрюли лежит, а самой кастрюли нет!.. Ты, случайно, никуда её не брал?

   – Я? – удивился папа. – Зачем мне кастрюля?

   – Ну, мало ли, – не очень уверенно сказала мама. – Ты как-то, помнится, когда ремонт делал, брал кастрюлю – вроде как шпатлёвку в ней размешивал.

   – То когда было! – папа всё-таки «вылез» из ноутбука. – Да к тому же, я её сразу же на место и вернул. А сейчас мне и вовсе кастрюли без надобности... Может, она на балконе? Ты в неё, случайно, никакой цветок не посадила?

   – Вот ещё! – возмутилась мама. – Почти новая кастрюля! В ней супы да каши варить надо, а не цветы в неё сажать!.. Куда ж я её всё-таки сунула?!.. – и мама снова принялась греметь посудой в шкафу.

   Динка участия в разговоре не принимала. Она тихонечко сидела в самом уголке дивана и сосредоточенно смотрела в учебник природоведения. Уши у неё горели.

 

Динка и ядерное сдерживание

   Во вторник Динка, как обычно, пришла в школу и сразу же подверглась нападению. Рустам Рахматуллин, по кличке «Рахля», из второго «Б», подскочил к ней сбоку и выпустил прямо в лицо струйку из одноразового шприца. Струйка была тонюсенькая, да и Рахля, торопясь, можно сказать, по большей части промахнулся, но что-то на Динку всё же попало, и это было неприятно. И обидно. Динка попыталась огреть Рахлю портфелем, но тот увернулся и, гогоча, помчался по коридору...

   В среду уже все мальчишки второго «Б» ходили с заряженными водой шприцами, и жизнь остальных учеников младшей школы сильно осложнилась. Во всяком случае, Динке в течение дня пришлось неоднократно уворачиваться от летящих в неё тонких струек воды, два раза она вступала в открытый бой с «бандой Рахли», применяя в качестве щита портфель, а в качестве разящего оружия – учебник природоведения, но всё равно домой из школы она вернулась в мокром платье.

   Динка понимала, что назавтра одноразовыми шприцами обзаведутся уже все, кому не лень, и жизнь в младшей школе превратится в мокрый ад. Но деваться было некуда – ощущать себя постоянной жертвой нападений Динка больше не желала.

   Дома Динка первым делом зашла в зал и выдвинула нижний ящик серванта, где папа с мамой обычно держали разные лекарства. Шприцов там нашлась целая упаковка. Динка достала её и собиралась уже оторвать от ленты один из пакетиков, когда ей в голову пришла, как ей показалось, удачная мысль. Шприцы назавтра будут у всех. Поэтому, даже имея шприц, ты всё равно будешь лишь одним из многих, а значит, – мокрым. Нет, Динка будет не как все! У Динки будет своё, особенное оружие! Динка положила шприцы на место, задвинула ящик и отправилась в ванную комнату. Там, в шкафчике, она отыскала спринцовку и, набрав в неё воды, аккуратно поставила в портфель...

   На следующее утро Динка ещё на крыльце школы достала из портфеля своё оружие, спрятала до поры его за спиной, выставила портфель перед собой в качестве щита и только после этого вошла в вестибюль. И правильно сделала. Потому что «банда Рахли» в полном составе уже дежурила за дверью. Динка отразила портфелем несколько летящих в неё струек воды и, разглядев среди нападавших их предводителя, шагнула к нему и выдала Рахле прямо в довольно улыбающуюся физиономию весь запас воды из спринцовки. Рахля захлебнулся. Несколько мгновений он, широко разявив рот и часто моргая, пытался осознать – что же это такое с ним произошло, а потом завопил и кинулся на Динку с кулаками. И получил вдобавок ещё и портфелем по голове.

   – Дура психованная! – крикнул, потирая голову, Динке вдогонку мокрый Рахля, но Динка, гордой походкой удаляясь по коридору, даже не оглянулась.

   Применять своё водяное «ружьё» Динке больше не пришлось – слух о новом чудо-оружии быстро облетел школу, и Динку предусмотрительно обходили стороной. «Банда Рахли», выдерживая безопасную дистанцию, грозила Динке скорой и неминуемой расправой.

   – Завтра ты у нас попляшешь! – вопил, прячась за спинами дружков, слегка подсохший Рахля. – Завтра можешь в школу спасательный круг приносить! И ласты!

   «Банда» свистела и гоготала, но Динка лишь презрительно усмехалась в ответ.

   Придя домой, она стала готовиться к большому пятничному сражению.

   В ванной комнате Динка нашла две полупустых пластиковых бутылки шампуней «Земляничный» и «Манго» и слила их вместе, рассудив, что шампунь «Земляничное манго» будет ничем не хуже. Таким образом, у неё высвободилась одна пол-литровая пластиковая бутылка с отверстием подходящего диаметра, к тому же плотно закрывающимся пробкой. Динка тут же, в ванной, испытала своё новое оружие и осталась довольна результатом: струя из бутылки била ничуть не хуже, чем из спринцовки, но зато одной заправки хватало больше чем на десяток отменных «выстрелов». Динка зловеще ухмыльнулась и, полностью зарядив, спрятала свою «пушку» в портфель...

   Пятница оказалась не лучшим днём в жизни Рахли и его компании. На первой перемене они нагло пришли прямо в Динкин класс и, выставив перед собой шприцы и спринцовки, двинулись к мирно сидящей за своей партой Динке. Класс притих. Динка, подпустив противника на дистанцию прямого выстрела, извлекла из-под парты свою «скорострельную пушку» и бросилась в атаку. С флангов и с тыла агрессора тут же атаковали другие представители второго «А». Бой получился ожесточённым и коротким. Враг был рассеян и позорно бежал. Визжащего Рахлю Динка гнала чуть ли не через всю школу и, зажав его в тупике возле закрытого спортзала, с удовольствием расстреляла в упор последними очередями из своей чудо-пушки...

   В понедельник на первой перемене в дверь кабинета второго «А» осторожно заглянула голова Пончика – одного из Рахлиных дружков.

   – Смотри! – толкнула Динку локтем Кристинка Королёва и указала на дверь. – Разведчика прислали.

   Динка нагнулась и, достав из-под парты заполненную водой двухлитровую бутылку из-под «Фанты», демонстративно водрузила её на стол. После чего погрозила Пончику кулаком. Голова исчезла.

   – Как ты думаешь, поможет? – спросила Динку Кристина. – Или всё-таки нападут?

   – Забоятся! – уверенно сказала Динка. – У них ещё с пятницы штаны не просохли... Ну, а уж если нападут, то мало им не покажется. Пожалеют, что вёсла с собой не захватили!..

   Вечером того же дня папа зашёл к Динке в комнату как раз в тот момент, когда она извлекала из портфеля своё «оружие массового поражения» – так назвал Динкину двухлитровую «суперпушку» начитанный Булкин.

   – Ого! – задрал брови папа. – А скажи мне, дочь моя, зачем тебе в школе такой запас воды? У вас там что, засуха?

   – У нас там не засуха, – сказала Динка, – у нас там Рахля, – и рассказала папе о «мокрой войне», развернувшейся на минувшей неделе в младшей школе.

   – Ну ты посмотри! – выслушав Динкин рассказ, покачал головой папа. – Всё, как в большой политике. Ну что ж, доктрину ядерного сдерживания пока ещё никто не отменял... Я так полагаю, Динка-картинка, тебе больше нет надобности таскать в школу эту неподъёмную тяжесть, – у Рахли и его дружков одна мысль о твоём супероружии будет теперь отбивать всякую охоту к нападению.

   – Ты думаешь? – с сомнением спросила Динка.

   – Точно! – уверенно кивнул папа. – Уж ты мне поверь, принцип ядерного сдерживания уже много-много лет предохраняет весь мир от большой войны...

   Папа оказался прав. Ни Динку, ни других учеников второго «А» больше никто в школе не пытался облить из-за угла.

   А вскоре Костик Смольнов притащил в школу целую упаковку шариков для пинг-понга, и все, «заболев» новой забавой, напрочь забыли о всяких разных водомётах и, вообще, о «мокрых войнах».

 

Динка и вопросы депиляции

   – Короче, мы с тобой две уродины, – заключила Кристина.

   – Да, – печально согласилась Динка.

   – Две жуткие волосатые страхолюдины, – прищурив глаз, уточнила подруга.

   – Точно, – кивнула Динка и пригорюнилась.

   Они сидели на городском пляже и обсыпали песком свои колени. Мелкие сухие песчинки, больше похожие на серую пыль, стекали по ногам, проявляя на голенях маленькие светлые волоски, практически незаметные в повседневной жизни.

   – Видишь?!.. Видишь?!.. – указывая на них, допытывалась у Динки Кристина. – Это же кошмар!

   – Кошмар... – соглашалась Динка, она была обескуражена и даже слегка напугана открытием растительности на своих ногах. – Что делать-то будем?.. Может, у мамы спросить?

   – Я у своей уже спрашивала, – отмахнулась Кристина.

   – И что?

   – И ничего! Как всегда, посмеялась и сказала, чтобы я не забивала себе голову всякой ерундой. Сказала, что никаких волос у меня на ногах ещё нет и быть не может.

   – Но они ведь есть! – возразила Динка. – Вот же они! Ты ей показывала?

   – Показывала. А она сказала, что это не волосы, а фигня, обычный детский пушок. И потом, сказала, сейчас на мои ноги вообще никто не смотрит, а когда начнут смотреть, лет этак через семь-восемь, она мне скажет, что надо делать, – Кристина хмыкнула. – А мы с тобой за эти семь-восемь лет, между прочим, вообще в волосатых обезьян превратимся.

   – Типичный родительский эгоизм, – поджав губы, сказала Динка. – Они нас всё за маленьких держат.

   – А мы уже, между прочим, в третий класс перешли! – подхватила Кристина. – И тоже имеем право на личную жизнь!

   – Точно, – подтвердила Динка.

   – Короче, надо что-то самим думать, – переворачиваясь на живот и подгребая под грудь горку песка, подытожила Кристина.

   – Надо, – согласилась Динка и тоже перевернулась на живот. – Только что?

   Вопрос повис в воздухе. Обе подруги, положив голову на скрещённые руки, задумчиво смотрели перед собой...

   Динка и Кристина были однопартийцами. То есть они весь второй класс просидели за одной партой. Динка часто слышала это слово по телевизору и всякий раз удивлялась: оказывается, очень много людей успевают за школьные годы посидеть за одной партой. Некоторые, у кого однопартийцев было особенно много, порой даже придумывают себе флаги и разную прочую символику и время от времени собираются на свои митинги и съезды. У Динки пока было только два однопартийца: Костя Смольнов, с которым она сидела за одной партой в первом классе, и вот – Кристинка Королёва. Но Динка не расстраивалась – учиться ей предстояло ещё целых девять лет, и количество однопартийцев за это время у неё должно было существенно увеличиться.

   Кристина была на целых полгода старше Динки. Кроме того, мама её, тётя Анжела, работала в косметическом салоне, поэтому Кристина была гораздо опытнее своей подруги в вопросах женской красоты и гораздо лучше разбиралась во всяких женских штучках. Вот и эту жуткую растительность на ногах первой обнаружила тоже она...

   Кристина повернула голову и сбоку посмотрела на Динку.

   – Ты по телеку рекламу полосок «Венус» видела?

   – Нет, – сказала Динка. – Что за полоски?

   – Восковые полоски «Венус», – искусственным телевизионным голосом изобразила Кристина. – Покупайте наши полоски, и ваши ножки станут нежными, как шёлк!.. Не видела?..

   Динка помотала головой.

   – Ну, там, – начала объяснять Кристина, – тётка такая, в купальнике, загорелая, красивая, как эта, как фотомодель. Она полоски такие белые на ноги себе клеит, а потом так – раз! – и сдёргивает их. И улыбается. И платок ещё потом шёлковый на колени себе бросает, а он так – вш-ш-ш! – и съезжает с ног. И потом мулат такой, по пояс голый, тоже весь загорелый, к ней так подходит, на руки её подхватывает и в море несёт. Красиво – обалдеть!

   – Да, – согласилась Динка, – красиво... И что?

   – А то, – Кристина оглянулась на свою маму, лежавшую на надувном матрасе в нескольких шагах от них, и, придвинувшись поближе к Динке, зашептала ей в ухо: – У моей мамы на работе точно такие полоски тёткам на ноги клеят. Сама видела. Ну, как клеят, не видела, но тётка там одна, толстая такая, с одной обклеенной ногой как-то выходила в фойе к маме и ругалась...

   – А чего ругалась? – спросила Динка.

   – Не знаю, – пожала плечами Кристина. – Да какая разница! Мама сказала, что она вечно ругается... Жутко, просто жутко скандальная клиентка! И просто-таки всегда всем недовольна! – очень похоже изобразила она свою маму. – Так вот, я тогда рядом сидела и всё-всё разглядела хорошенько. Короче, полоски эти – самая обыкновенная бумага. Только очень белая и гладкая. Ну, как в моём альбоме для рисования. А намазаны они с той стороны, что к ноге прикладывают, какой-то коричневой штукой. Я думаю, что это такой специальный клей, потому что обычный ПВА, он белый и к тому же на кожу ни фига не клеится – я проверяла.

   – Ну да, – подтвердила Динка, – не клеится. Он только на пальцах противно так засыхает и потом, как шкурка, снимается.

   – Точно, – кивнула Кристина. – А нужно, чтоб клеился! Хороший клей нужен. Чтоб к волоскам прилип. Достать бы где-нибудь нормального клея – и можно было бы депиляцию сделать.

   – Что сделать? – не поняла Динка.

   – Депиляцию, – повторила Кристина. – Это когда лишние волоски выдирают. Из ног, там, из подмышек.

   – Ой! – испугалась Динка. – Выдирать – это ж, наверно, больно!

   – Если бы это было больно, – наставительно сказала Кристина, – к моей маме в салон очередь бы не стояла. А так, там на депиляцию запись за неделю.

   – Ну не знаю, – с сомнением в голосе сказала Динка, – во всяком случае, если, когда расчёсываешься, волос из головы случайно выдернешь – и то больно. Не сильно, конечно, но больно. А тут сразу столько волос!

   – Так в том-то и прикол, – авторитетно заявила Кристина, – когда один волосок – тогда больно, а когда все разом – нет. Вот ты попробуй один волосок из головы выдрать. Попробуй!

   – Да не буду я пробовать, – отстранилась Динка. – Я и так знаю, что это больно.

   – Правильно! – подтвердила Кристина. – Больно! А вот если полную пригоршню волос захватить и потянуть, – она демонстративно подёргала себя за чёлку, – уже не больно совсем. Ну, может, и больно немножко, но уже не так! Я рекламу эту по телеку сто раз смотрела! Там тётка полоску с ноги двумя пальчиками снимает, легко так, и улыбается при этом. Сама подумай, если бы это было больно, стала бы она улыбаться?

   – Вряд ли, – согласилась Динка. – Когда больно, не улыбаются.

   – Вот то-то же! – кивнула Кристина. – Так что не бойся.

   Динка задумалась.

   – У моего папы есть клей «Момент», – наконец сообщила она. – Я думаю, он подойдёт. Папа говорит, что он... как это... универсальный. В общем, клеит всё.

   – О! – обрадовалась Кристина. – То, что нужно!.. Ну что... – она села и принялась сосредоточенно чесать нос. – Короче, бумага у нас есть. Так?.. Ножницы есть. Значит, бумажные полоски мы из моего альбома нарежем... Клей возьмём у твоего папы. Так?.. Ну, мазать можно обычной акварельной кисточкой... Всё вроде? – она повернулась к Динке.

   Динка тоже села.

   – Вроде всё.

   – Ну что, тогда завтра?

   – А чего тянуть, – решительно сказала Динка. – Давай сегодня. А то я до завтра ещё, чего доброго, передумаю.

   – Ну, если сегодня, то тогда не у меня, – предупредила Кристина. – У меня мама сегодня выходная.

   – Давай тогда у меня, – предложила Динка. – У меня сегодня все на работе...

   Первым в этот день с работы вернулся папа.

   В квартире стоял странный сильный запах. Пахло ацетоном, духами «Шанель» и ещё чем-то, чего папа сразу разобрать не смог. В коридоре на полу валялись обрезки альбомной бумаги. В комнате на столе лежал пустой тюбик из-под клея «Момент», засохшая кисточка, ножницы и почти полностью изрезанный альбом для рисования.

   Динку и Кристину папа обнаружил в ванной комнате. Запах здесь стоял уже совершенно невозможный. У порога высилась целая батарея из бутылок с маслом, уксусом, ацетоном и разноцветных стеклянных пузырьков с одеколонами и духами. Повсюду валялись какие-то тряпки и разновеликие щётки, в раковине лежали пинцет и плоскогубцы, а под раковиной металлически блестела большая кухонная тёрка. Ванна была до краёв заполнена мыльной водой. Заплаканные подруги, обклеенные чуть ли не по пояс узкими бумажными полосками, сидели на полу и время от времени безуспешно пытались отодрать от себя хотя бы одну из них.

   Папа настолько растерялся от всего увиденного, что довольно глупо спросил:

   – Э-э... Дина, дочь моя, а чем это вы тут занимаетесь?

   От этого простого вопроса Кристина почему-то уткнулась лбом в свои обклеенные коленки и заревела в голос, а Динка повернула к папе мокрое от слёз лицо и сердито сказала:

   – Чем-чем!.. Сам не видишь?! Депиляцией!..

 

Динкина футбольная команда

   Однажды Динка вернулась с улицы раньше обычного. Она кинула в угол мяч, стащила с ног кеды и, прошлёпав в комнату, присела на краешек дивана. Лик её был печален.

   – Ну что, Динка-картинка, – оторвавшись на секунду от ноутбука, спросил папа, – нагулялась?

   Динка вздохнула.

   – Нагулялась.

   Папа поднял голову и посмотрел на дочь повнимательней.

   – А чего хмурая, как осенний дождик? Обидел кто?

   Динка помотала головой. Глаза её подозрительно заблестели.

   Папа снял очки, пристально посмотрел на Динку, а потом встал, подошёл к дивану и, присев радом, обнял дочь за плечи.

   – Ну, давай, рассказывай.

   Динка привалилась к папе и шмыгнула носом.

   – Понимаешь... – сказала она. – Все уехали... Кто на море, кто в лагерь, кто к бабушке... Кто куда... Даже поиграть не с кем... Сегодня только один Булкин вышел. А с ним неинтересно. Он толстый и неуклюжий. И устаёт быстро.

   – Ну, мы тоже скоро на море поедем, – неуверенно сказал папа. – В Сочи, к тёте Фае.

   Динка подняла голову.

   – Когда?

   – Скоро, – сказал папа. – Где-то, наверно, через месяц.

   – Ого... – сказала Динка и, опустив голову, опять вздохнула. – Ещё только через месяц.

   Некоторое время они сидели молча.

   – Вот был бы у меня братик... – задумчиво сказала Динка. – Или сестрёнка... Мы бы могли тогда вместе играть. И нам бы не было скучно.

   – Это ты своей маме скажи, – в свою очередь вздохнул папа. – Я так совсем даже не против.

   Динка вывернула шею и искоса, снизу вверх, посмотрела на папу.

   – Так что, значит, мама против?

   – Н-ну... – папа почесал затылок. – Мама вроде как тоже, в принципе, не против, но...

   – Что «но»?

   – Понимаешь... – папа оставил в покое затылок и принялся тереть подбородок. – Как бы тебе это объяснить... Она вроде бы и хочет, но... Всё время какие-то более важные дела находятся. Ну, не более важные, конечно, а... первоочередные, что ли... такие, что надо вот сейчас вот срочно решить...

   – Женские штучки? – понимающе прищурилась Динка.

   – Н-ну... – папа неуверенно хмыкнул. – Можно это и так назвать.

   – Ясно! – сказала Динка и решительно встала с дивана. – Не волнуйся, маму я беру на себя.

   – Подожди-подожди, – заволновался папа, – в каком это смысле «беру на себя»?

   – Я с ней поговорю.

   – Динка! – сказал папа и тоже встал. – Это ведь серьёзный разговор. Тут сгоряча нельзя. Тут осторожно надо. Дипломатично.

   – Не волнуйся, – сказала Динка. – Что я, маленькая? Я всё понимаю. Я очень ди-пло-ма-тично...

   За ужином Динка тараторила, не замолкая. Она пересказала родителям содержание всех мультиков, что от скуки пересмотрела за день, поведала о проделках рыжего кота, за которым она наблюдала из окна, и даже продекламировала сочинённое ею стихотворение про море, корабли и пиратов. Стихотворение, правда, было ещё не закончено, но Динка сказала, что до поездки на море она его непременно досочиняет, отпечатает на красивой открытке и подарит в Сочи тёте Фае.

   И только в самом конце ужина, когда папа разлил по цветастым чашкам душистый чай, а мама поставила на стол корзинку с печеньем, Динка перешла к самому главному.

   – Мам, а тебе сейчас сколько лет? – болтая под столом ногами, беззаботно спросила она.

   – Тридцать два, – откусывая печеньку, невнимательно ответила мама. – А что?

   – А то, – сказала Динка. – Вот ты знаешь, что благоприятный ре-про-дуктивный возраст у женщин заканчивается в тридцать пять лет?..

   Мама и папа синхронно поперхнулись чаем.

   – Так что, – невозмутимо продолжала Динка, – если ты, конечно, ещё не передумала рожать второго ребёнка, тебе надо поторопиться.

   – Дин-ка!.. – ставя чашку на блюдечко, ошарашенно сказала мама.

   – Ну, Диана Алексеевна! – покачал головой папа. – Ты, однако, ещё тот дипломат!

   Мама подозрительно посмотрела на него.

   – Твоих рук дело?

   Папа покраснел.

   – Ну... э-э... Наших.

   – Да! – решительно подтвердила Динка. – Мы вместе решили с тобой поговорить. Мам, ну сколько можно тянуть?! Вы ведь мне с папой уже давным-давно братика обещали!

   – Ой, Динка, ты так говоришь, как будто братик – это игрушка, – раздражённо сказала мама, –  пошёл в магазин и купил! А не понравилась – взял потом и сдал обратно!

   – Оксаночка, – ласково сказал папа, – у нас уже достаточно взрослая дочь. Она знает, что дети – это не игрушки. И, я думаю, что она будет тебе прекрасной помощницей. А когда надо, – и няней для малыша.

   – Буду! – подтвердила Динка. – Вон Булкин и тот свою сестрёнку постоянно в коляске катает. И в молочную кухню за питанием для неё ходит.

   – Вот видишь! – сказал папа, указывая маме на Динку. – Даже Булкин! А ты говоришь!..

   Мама по очереди оглядела своих собеседников.

   – Сговорились, – укоризненно покачала головой она. – Партизаны... Заговорщики.

   – Мам, так ты согласна? – Динка просительно заглянула ей в лицо.

   Мама рассмеялась.

   – Да согласна я, согласна! Куда от вас денешься! Насели на бедную женщину с двух сторон...

   – Ура!! – заорала Динка и, спрыгнув со стула, оббежала стол и обняла маму.

   – Ура! – негромко сказал папа и ласково погладил руку жены.

   – Обормоты! – смеясь, качала головой мама. – Как есть обормоты!

   – Ну ладно, – отрываясь от мамы, деловито сказала Динка. – Главный вопрос мы решили, теперь надо обговорить детали.

   – Что ещё за детали? – насторожилась мама. – Что вы там ещё задумали?

   – Динка! Ты э-э... Ты это о чём? – непонимающе захлопал глазами папа.

   – Я сейчас! – Динка крутанулась на пятке и стремглав выскочила за дверь.

   – Куда это она? – мама требовательно посмотрела на мужа. – Что ещё за детали?!

   – Понятия не имею! – растерянно пожал плечами тот. – Ни о каких таких деталях мы больше с ней не говорили...

   Через секунду Динка ворвалась в кухню и, резко затормозив, положила перед мамой сложенную вчетверо газету.

   – Читай! – переводя дух, потребовала она.

   – Что читать? – испуганно глядя на газету, спросила мама.

   – Там. Внизу, – сказала Динка. – Карандашом обведено.

   Мама опасливо взяла газету и, найдя внизу страницы обведенную синим карандашом заметку, принялась читать:

   – Австралийские близнецы. Двадцать девятого мая в австралийском городе Перт, что расположен на западном побережье страны, уроженка этого города тридцатилетняя Ким Туччи родила сразу пятерых близнецов. Все родившиеся дети – мальчики. Роды прошли без осложнений и длились всего несколько минут. Новорождённые и их мама чувствуют себя хорошо. Принимавший роды врач, доктор пертского перинатального центра Рассел Джи Боуи, отметил, что... – мама оторвалась от газеты и пристально посмотрела на Динку. – Ты зачем мне это подсунула?

   – Мамочка, – убедительно сказала Динка, – если ты родишь сразу пятерых, то нас получится шестеро. И мы тогда сможем играть трое на трое в футбол. Сами, без всяких Булкиных. Представляешь?

   После этих Динкиных слов папа повёл себя довольно странно. Он закрыл лицо руками и начал, тихо похрюкивая, сползать под стол. Мама неодобрительно посмотрела на него.

   – Диночка, солнышко, – сказала она, – тут ведь дело такое. Тут ведь наперёд не знаешь, что получится. Может, один, а может, двое. Может, мальчик, а может, девочка.

   Динка наморщила лоб.

   – По-моему, – строго сказала она, – это всё... эти... двойные стандарты.

   – Какие двойные стандарты? – не поняла мама.

   – А такие, – сказала Динка. – Когда я леплю из пластилина, и у меня ничего не выходит, ты что мне всегда говоришь? Ты говоришь: старайся, Диночка, всё только от твоего старания зависит. А когда дело доходит до рождения ребёночка, взрослые говорят: как получится. По-моему, это типичные двойные стандарты.

   В этом месте Динкиной речи папа хрюкнул особенно громко и почти полностью скрылся под столом.

   – А по-моему, ты газет перечитала! – сказала мама, нервно откладывая принесённую Динкой газету на подоконник. – Тоже мне сравнила – пластилин и... Алексей! – переключилась она на мужа. – Ну, ты-то что молчишь?! Скажи что-нибудь! Видишь, как на меня тут дочь наезжает?!

   – Вижу... – сказал папа, выбираясь из-под стола. – Вижу... Динка, ты, действительно... С двойными стандартами ты того... Мама права – этот процесс совершенно непредсказуем. Может мальчик родиться, а может – девочка. Ну, а если говорить о количестве, то тут есть определённая статистика. Чаще всего рождается один ребёнок. Реже – двойня. Ещё реже – тройня. А так, чтоб, как у этой несч... э-э... как у этой австралийской мамы, – так, вообще, бывает очень редко. Один случай на миллион. А может, и ещё реже...

   Динка, закусив губу, внимательно смотрела на папу. На лице её читалось сомнение.

   – Ну что, – спросил папа, – не убедил?

   Динка покачала головой.

   – Я всё же думаю, – тихо сказала она, – что если сильно-сильно постараться...

   На этот раз, не выдержав, засмеялась мама.

   – Динка!.. – вертя головой и всхлипывая, сказала она. – Нет... ты всё-таки неподражаемый ребёнок!

   – Хорошо, Динка-картинка, – сказал папа. – Я тебе торжественно обещаю, что мы будем стараться. Правда, Оксан?

   Мама, не переставая смеяться, кивнула.

   – Правда... Уж постараемся.

   Динкины глаза распахнулись во всю ширь.

   – Правда?! Честное-пречестное слово?!

   – Честное-пречестное, – подтвердил папа.

   – Ой, папочка, я тебя так люблю! – Динка подскочила к папе и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щёку, потом оббежала стол и, обняв маму, чмокнула в щёку и её. – И тебя, мамочка, я так люблю! Очень-очень! Ты у меня самая хорошая! Самая красивая! Самая... Самая-пресамая!

   – А ты – подлиза!.. – смеясь, сказала мама, в свою очередь целуя Динку. – Ну, ладно, ступай к себе, нам с папой тут ещё поговорить надо.

   – Об этом самом? – делая заговорщицкий вид, спросила Динка.

   – Об этом, об этом, – улыбаясь, подтвердила мама.

   Динка понимающе кивнула и направилась к двери.

   – А можно я ещё немножечко мультики посмотрю? – останавливаясь на полпути, спросила она. – А то я «Машу и медведя» ещё не все серии досмотрела.

   – Никаких мультиков! – строго сказал папа. – И так целый день сегодня из телевизора не вылазишь. Лучше книжку возьми. Там у тебя, по-моему, ещё «Том Сойер» лежит недочитанный. Так?

   – Хорошо, – покладисто сказала Динка. – Том Сойер так Том Сойер.

   Она вышла из кухни и тихонько прикрыла за собой дверь.

   Через мгновенье дверь снова приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась Динкина голова. Несколько секунд голова молча переводила взгляд с папы на маму и обратно, а потом просительно сказала:

   – Только вы очень сильно постарайтесь. Очень-очень-преочень! Ладно?..

 

Динка и проблема замужества

   В конце июля Динка с родителями поехала на море. Папина сестра, тётя Фая, жила в Сочи. Она давно приглашала брата с семьёй в гости, но у папы всё как-то не получалось поехать. А тут получилось.

   У тёти Фаи была дочь – Катя. Тётя Фая была старше своего брата, то есть Динкиного папы, на шесть лет. А Катя старше Динки на десять. Динка перешла в третий класс, а Катя – на второй курс университета. «Катерина – барышня на выданье», – говорил про Катю Динкин папа. Это означало, что Катя скоро выйдет замуж. И это было правдой. У Кати был жених – Руслан. И свадьба уже была назначена на первую субботу сентября.

   Руслан Динке поначалу совсем не понравился. Может быть, потому, что не обращал на Динку никакого внимания. Ну просто в упор её не замечал! Зато вокруг своей невесты ненаглядной он вился, словно шмель вокруг цветка. Прямо-таки сидеть в её присутствии не мог. Да и Катя была не лучше. Только и слышно от неё было: «Руслан это... Руслан то... Руслан сказал... Руслан сделал...» А самое противное было, когда Руслан и Катя целовались. Динка даже уходила из дома, когда они начинали лизаться в Катиной комнате или в зале на диване.

   Но потом выяснилось, что не всё так плохо. И Руслан оказался парнем совсем даже не вредным и не заносчивым. И самое главное – не жадным. Когда Динка ходила гулять с Катей и Русланом, он всегда покупал Динке мороженое. А один раз даже покатал её на аквабайке – водном мотоцикле. И к поцелуям их Динка в конце концов притерпелась. Ладно уж, пусть целуются, раз им это нравится.

   Месяц в Сочи пролетел незаметно.

   Вечером, накануне отъезда, Динка пришла в Катину комнату и сказала:

   – Ну вот. Я подумала-подумала и решила. Ты отдай мне свои ролики, вот этого вот плюшевого зайца и набор магнитиков.

   Катя посмотрела на неё с удивлением.

   – Ничего себе! – сказала она. – Может, тебе ещё и велик мой отдать?

   – Нет, – сказала Динка, – велик не надо. Про велик я думала. Он большой. С ним в самолёт не пустят. А это всё я смогу в чемодан запихать... И бинокль свой ты мне тоже отдай.

   Катины глаза совсем округлились.

   – Ты чего?! Совсем ку-ку?! – она покрутила пальцем у виска. – На солнце перегрелась?

   – Ничего я не перегрелась! – сказала Динка. – Ну, ты сама подумай. Зачем это всё тебе теперь? Ты ведь, Катерина, – барышня на выданье. Тебе через неделю замуж выходить. Да и вообще. Тебе уже девятнадцать скоро! А я ещё молодая. Мне ещё жить и жить...

 

Динка и несостоявшаяся дружба

   – Ма-ам!.. – Динка вошла в зал, держа руки за спиной; глаза её хитро поблёскивали. – А у меня для тебя сюрприз.

   Они только что вернулись из Сочи и занимались разборкой чемоданов.

   – Что ещё за сюрприз? – мама опасливо покосилась на дочь. – Ой, Динка, давай-ка лучше без сюрпризов! Знаю я твои сюрпризы – заикой от них можно стать.

   – Не, – Динка замотала головой, – это хороший сюрприз. Тебе понравится.

   – Ну? Что там у тебя?.. – мама достала из чемодана завёрнутый в полиэтиленовый пакет увесистый булыжник и в недоумении уставилась на него. – Это ещё что такое?!

   – Это – аммонит, – торопливо сказала Динка. – Это – окаменелость. Он раньше живой был и в море плавал. Ему стопитсот миллионов лет! Это папа нашёл, когда мы на море ходили.

   – Господи! – сказала мама. – Всякую дрянь в дом тащат! Нет, чтобы у Фаины азалию комнатную забрать – предлагала ведь. Так нет – и горшок, видите ли, тяжёлый, и в самолёт с цветком не пустят! А тут тяжесть такая – килограмма два, наверное! И ничего! Не лень тащить было! – мама оглядела комнату и со стуком положила свёрток на журнальный столик. – У тебя тоже, небось, что-нибудь такое... окаменелое?

   – Не, у меня лучше! – уверенно сказала Динка. – Вот помнишь, ты говорила, что если у ящерицы хвост оторвётся, то у неё новый обязательно вырастет. Ты ещё это каким-то чудным словом называла. Ре... Рене... Гене...

   – Регенерация, – сказала мама.

   – О! – обрадовалась Динка. – Ре-ге-не-рация. Точно!.. Я только забыла у тебя тогда спросить – а из оторванного хвоста новая ящерица вырастает?

   – Нет, конечно!

   – Нет?!.. – Динка захлопала ресницами. – Это... Это точно?

   – Точно-точно, – ответила мама и, подхватив с дивана стопку белья, двинулась в спальню. – Точнее не бывает... А что?

   Динка промолчала.

   – Так что за сюрприз, Динка? – крикнула мама из спальни.

   Но Динка не ответила и на этот раз.

   Когда мама вернулась в зал, Динки в комнате не было. Мама подошла к распахнутому чемодану, постояла над ним, а потом направилась в комнату дочери.

   Динка понуро сидела на своей кровати, уронив на колени сжатые кулачки. Рядом лежал наполовину разобранный рюкзак. На столе громоздились «богатства», привезённые Динкой с моря: ракушки, разноцветные гладкие камушки, клешни крабов, завядшие, но всё ещё зелёные пальмовые листья.

   Мама присела рядом с Динкой и обняла её за плечи.

   – Ну? Ты чего?

   Динка вздохнула.

   – Понимаешь, я хотела назвать её Глашей. Она бы жила в обувной коробке и ела мух... И мы бы дружили.

   – Кого «её»? – не поняла мама.

   – Её, – повторила Динка и разжала кулак.

   На её ладошке лежала тонкая серая верёвочка – хвост маленькой черноморской ящерки.

 

Динка и МЧС

   В 16 часов 29 минут оператор службы МЧС принял входящий звонок.

   – Здравствуйте, – сказал вежливый детский голос. – Вы – служба спасения?

   – Да, девочка, – ответил оператор. – Что у тебя случилось?

   – Здесь котик сидит на дереве, – сообщил детский голос. – Очень высоко сидит, сам спуститься не может. Его надо спасти. Это на улице Космонавтов, возле магазина «Магнит».

   – Извини, девочка, – строго сказал оператор, – но по таким пустякам мы не выезжаем.

   – Какие же это пустяки?! – возмутился детский голос. – Он же без вас пропадёт совсем! Знаете, как он жалобно мяучит!

   – Не занимай линию, девочка! – ещё строже сказал оператор. – Котов мы не спасаем. Ни мяукающих, ни всяких прочих! Мы людей спасаем. Так что больше, пожалуйста, сюда с такими просьбами не звони.

   Звонок прервался.

   – Что там? – спросил у оператора его напарник. – Опять котик на дереве?

   – Опять, – кивнул тот. – Уже, наверно, пятый на этой неделе. Работать спокойно не дают...

   В 17 часов 08 минут на пульт МЧС поступил новый звонок.

   – Ещё раз здравствуйте, – сказал тот же самый вежливый детский голос. – На этот раз, мне кажется, вам придётся приехать...

   – Девочка, ты опять?! – возмутился, не дослушав, оператор. – Я же тебе всё объяснил. А ну, прекращай хулиганить!

   – Я не хулиганю, – ответил детский голос. – Вы ведь говорили, что вы людей спасаете. Ну вот... Можете приезжать спасать.

   – Кого?! – напрягся оператор.

   – Меня, – ответил голос. – Я теперь тоже сижу на дереве. Вместе с котиком. И тоже не могу спуститься. И... И нам обоим очень страшно! Слышите, как он мяучит?!

   В трубке действительно отчётливо слышалось отчаянное кошачье мяуканье.

   – Как?!.. Что?!.. Зачем?! – растерялся оператор. – Девочка, ты где?!

   – Ну я же вам говорила! – сказала девочка и неожиданно всхлипнула. – Улица Космонавтов, магазин «Магнит». Приезжайте скорее! А то тут ветер наверху, качает нас сильно!..

   Динкин папа возвращался с работы по улице Космонавтов, когда возле магазина «Магнит» увидел большое скопление людей и машин спецтехники. Сердце у него почему-то ёкнуло, и он непроизвольно ускорил шаг.

   Толпа зевак плотным полукольцом охватывала место происшествия. Все глядели вверх. В задних рядах любопытствующих кто-то объяснял обстановку вновь подошедшему:

   – Полтора часа уже сидят. Понял? Ну, кот, понятно, дольше. А девчушка – часа полтора. А там, глянь, какой ветер! Мотыляет – будь здоров! Эмчээсники сперва подъёмник подогнали, с площадкой. Понял? Да ветки ему мешают – стрелу не поднять. Так теперь раздвижную лестницу готовят...

   Динкин папа задрал голову и почти на самой верхушке высоченного тополя, в уже поредевшей жёлтой листве, разглядел знакомую синюю куртку и красный Динкин берет.

   – Динка!! – закричал папа, бросаясь к дереву. – Я здесь!! Держись!!..

   Его поймали уже у самой лестницы. Полный, очень взволнованный майор МЧС, с трудом удерживая Динкиного папу в своих объятьях, попытался его успокоить, сообщив, что спасательная операция протекает штатно и что сейчас на дерево отправляется специально подготовленный человек с необходимым снаряжением.

   – А вы, собственно, кто ребёнку будете? – поинтересовался майор. – Вы, так сказать, её папа?

   Выяснив, что перед ним действительно отец спасаемого ребёнка, майор обрадовался и предложил Динкиному папе позвонить наверх, на тополь, и попросить Динку никаких самостоятельных действий не предпринимать.

   – Так сказать, во избежание! – строго сказал майор. – Чтоб ещё чего-нибудь не случилось! Скажите, пусть крепко держится и ждёт. Что спасатель уже в пути.

   Папа послушно набрал Динкин номер, но Динка не ответила – из телефона доносились только длинные гудки.

   – Стало быть, не отвечает, – озабоченно покачал головой полный майор. – Видать, боится руку отпускать. Ослабли, видать, руки у неё... – и, заметив широко раскрытые глаза Динкиного папы, попытался запоздало успокоить его: – Вы только не волнуйтесь, гражданин! Всё будет хорошо! У меня в отряде, так сказать, очень опытный личный состав!..

   Спустя пятнадцать минут по лестнице под гром аплодисментов спустился весь увешанный карабинами и прочими специальными приспособлениями спасатель. На руках он нёс Динку. А Динка, в свою очередь, держала на руках взъерошенного, растерянно моргающего, рыжего котёнка.

   – Динка! – вскрикнул папа.

   – Папочка! – закричала Динка.

   Она соскочила с рук спасателя и, подбежав к отцу, всем телом прижалась к нему.

   – Динка!.. Динка!.. – бормотал папа, обнимая дрожащую Динку за плечи. – Ну, как же ты так?!.. Зачем же ты?!.. Ну, разве ж так можно?!..

   – Папочка! – задрав голову, сказала Динка, протягивая отцу котёнка. – Ну ты посмотри на него! Посмотри, какой он маленький и хорошенький! И он бы погиб без меня! Ну, как же я могла его не спасти?!

   – Ну да... Ну да... – закивал папа, глядя на симпатичную рыжую мордашку. – Конечно, хорошенький... Конечно... Ты – молодец, Динка! Молодец...

   – Папочка! – сказала Динка. – Ну, раз уж я его спасла, и раз я – молодец, то можно... мы возьмём его жить к себе?

   – К себе?! – растерялся папа. – В смысле, домой?! Кота?!!

   – Ну, папочка! – сказала Динка. – Ты же сам мне говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. А спасти – это ведь всё равно, что приручить. Правда?.. А то ведь он, если его оставить на улице, опять может куда-нибудь забраться. Он ведь ещё совсем маленький и совсем глупый. И тогда опять придётся за ним лезть... Да, папочка?..

 

Динкин бизнес

   Вечером в воскресенье папа, по обыкновению, сидел в кресле и читал книгу, когда у него зазвонил телефон.

   – Да!.. – сказал папа, заложив книгу пальцем и сдвинув очки на лоб. – Да, это я. Привет, Максимыч... Какая ещё очередь?!.. Нет, понятия не имею... Да ты не кричи, ты объясни толком... Нет, это я понял... Нет... Да ладно! Моя Динка?!.. Хорошо... Хорошо, говорю, я понял! Подожди, я разберусь и перезвоню... Перезвоню, говорю!.. Да, давай.

   Папа отключил телефон и, сняв со лба очки, принялся грызть дужку. Встревоженная интонациями его голоса, из кухни выглянула мама.

   – Это кто звонил? Что-то случилось?

   – Случилось... – папа отложил очки и книжку на стол и сцепил пальцы на животе. – Диана Алексеевна! – позвал он. – Свет очей наших! А осчастливь-ка, пожалуйста, нас своим присутствием!

   – Что, настолько всё плохо?! – округлила глаза мама.

   – Хуже не бывает! – мрачно кивнул папа.

   В дверях появилась Динка.

   – Что, папочка?

   – Скажи мне, радость моя, – вкрадчиво начал папа, – а почему ты не хочешь записать в очередь Константина Максимовича?

   – Какого ещё Константина Максимовича?.. – переспросила Динка. – Дядю Костю, что ли? Из тридцать второй?

   – Да. Его.

   – В какую ещё очередь?! – не поняла мама. – Что-то я не очень...

   – Подожди, Оксаночка, – остановил её папа. – Нам Диана Алексеевна всё сейчас подробно объяснит. Да, Диана Алексеевна?

   – Ну да, – пожимая плечами, сказала Динка. – Не записала. У нас и так уже четверо записано. Мы до уроков больше никак не успеваем...

   – Подождите! Подождите! – мама взялась за виски. – Я ничего не понимаю! Куда у вас четверо записано?! Что вы не успеваете?!..

   – Мамочка, ты только не волнуйся, – сказала Динка. – Тебе сейчас нельзя волноваться. Ну, хорошо, если ты так хочешь, запишем мы дядю Костю в очередь. Пятым. Но тогда ты меня завтра на двадцать минут раньше разбуди, пожалуйста...

   – О господи! – сказала мама и села на диван. – Мне кто-нибудь объяснит, что в этом доме происходит?!

   – В этом доме происходит... вот что, – папа встал и простёр обе руки в сторону Динки. – Наша с тобой дочь, Оксаночка, открыла свой маленький бизнес. И по утрам чистит от снега машины во дворе. За деньги. А поскольку снега в этом году много, то от клиентов у неё отбоя нет. Она их, как видишь, даже в очередь записывает.

   – Динуль, это правда?

   Динка опять пожала плечами.

   – Ну да. А что тут такого? Мы не халтурим. Да и расценки в нашей фирме вполне божеские. Вот народ и идёт.

   – Ой, мамочка! – прикрывая ладошкой рот, сказала мама.

   – А позволь узнать, радость моя, – спросил папа, – мы – это кто?

   – Мы? – Динка пожала плечами в третий раз. – Мы – это я и Сева.

   – Ди-инка! – застонала мама. – Ну, зачем оно тебе надо?! Нам что, денег не хватает?! У нас в доме, что ли, есть нечего?!

   – Ну, я... это... – потупилась Динка. – Я хотела...

   – И давно ты этим своим бизнесом занимаешься? – не дослушал папа.

   – С Нового года, – сказала Динка. – Мы с Севой на каникулах начали.

   – Полтора месяца! – всплеснула руками мама. – Алексей, ты слышишь?! Полтора месяца! А мы – ни сном, ни духом!

   – А я-то думал, куда это с балкона лопата пропала? – сказал папа.

   – И веник из кухни! – добавила мама.

   – Ну, они ж всё равно вам пока не очень нужны, – сказала Динка. – А потом я всё верну на место.

   – Вернёт она! – сказал папа.

   – Нет, ты представляешь, полтора месяца! – сказала мама.

   – И много, позволь узнать, ты за это время заработала? – сердито спросил у Динки папа.

   – Ну... – уклончиво сказала Динка – Пока ещё не очень...

   – И главное, – снова перебил Динку папа, – на что ты эти свои заработанные деньги тратишь? Морожные-пирожные? Игрушечки всякие?!.. Тебе об учёбе думать надо, а ты, понимаешь, бизнесом занялась! А у тебя, солнце моё ненаглядное, тройка по английскому!

   – И вовсе не на морожные-пирожные! – надулась Динка. – Я, между прочим, ещё ни одного рубля из заработанного не потратила. Я коплю на... В общем, я ещё коплю. А тройка у меня одна была, и я её уже исправила!

   – Исправила она! – сказал папа.

   – Копит она! – сказала мама.

   – А ну, – сказал папа, – неси сюда всё, что ты там накопила!

   – Зачем?! – испугалась Динка.

   – А затем! – сказал папа. – Ты сейчас все эти деньги, все эти свои рубли-копейки, назад своим клиентам понесёшь!..

   – Алексей, – сказала мама, – ты только, это... не перегибай.

   – Понесёт-понесёт! – энергично закивал папа. – Как миленькая понесёт! Чтоб им всем стыдно стало! И чтоб в дальнейшем неповадно было детей эксплуатировать!

   – И вовсе никто меня не экс... патировал! – сердито сказала Динка. – Я сама!

   – Давай-давай, неси сюда свои сбережения! – оборвал её папа. – Сама она!

   – Ну и пожалуйста! – сказала Динка.

   Она скрылась в своей комнате, но почти тут же вернулась и поставила перед родителями коробку из-под обуви.

   – Вот, – сказала Динка. – Здесь всё. Берите! – и, закусив губу, сердито отвернулась; в глазах её блеснули слёзы.

   – Алексей!.. – сказала мама.

   – Ничего-ничего! – сказал папа. – Сейчас мы этого Скруджа Макдака слегка раскулачим! Ничего!..

   Он сел обратно в кресло и снял с коробки крышку. И замер – коробка была доверху набита деньгами.

   – Это что?!.. – спросил папа, растеряно хлопая глазами. – Это... тут сколько?

   Мама не сказала ничего, только снова прикрыла рот ладошкой.

   Динка сунула руку в коробку, извлекла на свет маленький блокнот, полистав, нашла нужную страницу.

   – Здесь двадцать одна тысяча сто пятьдесят рублей, – сказала она.

   – СКОЛЬКО?!! – хором переспросили мама с папой.

   – Двадцать одна тысяча сто пятьдесят, – уверенно повторила Динка.

   – Так, значит, говоришь, божеские расценки, – папа выудил из вороха денег тысячную купюру и задумчиво уставился на неё. – А позволь узнать, божеские – это какие?

   – Ну-у... – Динка почесала левой ногой правую. –  Это в зависимости от количества снега и типа машины. В общем, от ста до пятисот.

   – Рублей?! – зачем-то переспросил папа.

   – Рублей, – снова пожала плечами Динка. – Чего же ещё?

   – Мало ли, – сказал папа. – Могли бы и долларами брать. С вас станется.

   – Нет, – покачала головой Динка. – Долларами брать невыгодно. Доллар сейчас падает, – («Ой, мамочка!» – опять сказала мама). – Да и конкуренты могут тогда клиентов переманить.

   – Ах, у вас ещё и конкуренция! – воскликнул папа.

   – Ну да, – Динка почесала правой ногой левую. – У нас ещё две фирмы в районе. Лёлик с Боликом и с Витькой Сычовым. И Карась со своей командой. Но у них клиентов не так много. «Лёлики-Болики» они все маленькие, у них с крыши снег счистить не получается. Даже с табуреткой. А у «Карасей» репутация подмоченная – они на той неделе в соседнем дворе на «Тойоте Камри» нечаянно дворник отломали.

   Папа взял из Динкиных рук блокнот и принялся листать.

   – Четыреста... Шестьсот пятьдесят... – бормотал он себе под нос. – Восемьсот... Надо же, целая бухгалтерия!.. Полторы тысячи... Ого! Пять тысяч?! Второго февраля. Это вы что, попутно ограбили кого?

   – Нет! – сказала Динка и отобрала у папы блокнот. – Никого мы не грабили! Это мы маме Слесарева её джип откопали и почистили. Вне очереди. По срочному тарифу.

   – Ага, – сказал папа. – Ясно. Срочный тариф. Ну, разумеется... Но двадцать одна тысяча! – он почесал в затылке обеими руками. – Офигеть!

   – Алексей! – мама сердито посмотрела на папу.

   – Да-да... – рассеянно отозвался тот. – Айм сори...

   – Динуль, – жалобно сказала мама. – Ну, зачем тебе такие деньги? Куда тебе столько?

   – Я... – сказала Динка и опустила голову. – Я хотела... Я хотела подарки вам купить. Папе на двадцать третье февраля. И тебе... на восьмое марта.

   Мама посмотрела на папу. Папа посмотрел на маму.

   – Вот видишь! – сказала мама.

   – А я что? – пожал плечами папа. – Я – ничего. Я ж разве против?

   Он аккуратно вернул крышку на место и протянул коробку Динке.

   – Держи, Динка-картинка. Ты на нас не сердись. Мы просто хотели разобраться.

   – Да, – сказала мама. – Мы просто сначала не поняли. Просто всё так неожиданно.

   Динка приняла коробку и шмыгнула носом.

   – Так что мне Севе сказать? – спросила она. – Мы с ним завтра на восемь утра договорились встретиться.

   – Ничего не говори, – сказал папа. – Раз договорились – значит, договорились. Всё должно быть вовремя. Престиж фирмы ронять нельзя.

   – Так значит... – Динка подняла на папу мокрые глаза. – Значит... всё без изменений?

   – Всё по плану! – подтвердил папа и улыбнулся. – Трудись, Динка – два ботинка! Трудись!.. Только про учёбу не забывай.

   – И одевайся потеплее, – сказала мама и тоже улыбнулась.

   Динка протёрла глаза ладошкой и несмело улыбнулась в ответ.

   В этот момент снова затренькал папин телефон.

   – Да, Максимыч!.. – сказал в трубку папа. – Почему «не звоню»? Вот, как раз собирался... Да, разобрался. Записал тебя первым. К восьми утра тебе нормально будет?.. Да не за что... Только ты учти, Максимыч, я тебя провёл вне очереди, а это значит, по срочному тарифу. Тебя такой расклад устроит?.. Срочный тариф? – папа вопросительно посмотрел на Динку; та показала папе два пальца. – Ну, ты обычно сколько платишь?.. Ну вот, умножай на два... Ну, а что ты, Максимыч, хотел? О чём ты раньше думал? Снег ещё вчера выпал. Люди с утра записывались... Что? Скидка? Как постоянному клиенту?.. – папа снова посмотрел на Динку; та презрительно фыркнула и замотала головой. – Нет, Максимыч, – сказал в трубку папа, – на постоянного клиента ты пока что не тянешь... Не тянешь, говорю!.. Ну так что, записывать тебя? А то тут у меня ещё кто-то на линии висит... Ну вот и хорошо. И договорились... – папа отключил телефон и посмотрел на Динку. – Всё нормально, Динка-невидимка. Клиент наш!

   – Ладно, – сказала Динка. – Я поняла... Мам, ты меня, значит, завтра на двадцать минут раньше буди.

   – Нет, – решительно сказал папа. – Никаких двадцати минут. Ты спи, как спала. Это – мой клиент, и я с ним сам разберусь, – он хмыкнул. – За такие-то деньги!.. Скажи-ка мне лучше, где вы с Севой свой инструмент держите?..

 

Динкин карантин

 

   Перед самыми весенними каникулами Динка заболела ветрянкой. Это было обидно. Теперь, вместо того, чтобы гулять вместе с ребятами на улице, она должна была все каникулы просидеть дома. А что делать – карантин.

   – Ничего, – сказала мама, – неделя – это совсем немного... Заодно английский подтянешь. А то у тебя опять в этой четверти – между тройкой и четвёркой...

   Первый день каникул показался Динке бесконечным. Она и порядок в своей комнате навела, и в зале, как ей сказала мама, пропылесосила, и книжку почитала, и добросовестно три раза по полчаса позанималась английским, – а часовая стрелка всё никак не могла доползти до пяти часов.

   В конце концов Динка подтащила к окну стул, взгромоздилась на него и, подперев голову руками, стала глядеть во двор.

   Во дворе бегали ребята. Земля на детской площадке, в отличие от всего остального пространства двора, уже практически просохла, и почти всё детское население их дома, собравшись на сухом пятачке, играло в «Выше ноги от земли». Водил один из «лёликов-боликов». Звуков сквозь двойной стеклопакет до Динки не доносилось, но было видно, что ребятам очень весело и что игра в полном разгаре. Динка горестно вздохнула.

   В это время висящая на «шведской стенке» Кристинка Королёва подняла голову и заметила в окне Динку. Она помахала Динке рукой, а потом, соскочив на землю, стала показывать на Динкино окно остальным ребятам. Игра остановилась. Все тоже принялись махать Динке руками и делать ей приглашающие жесты: мол, выходи, у нас тут весело! Динка отрицательно мотала головой, а потом залезла на подоконник и, приоткрыв форточку, крикнула:

   – Не могу!.. Ветрянка у меня!.. Карантин!

   – Фигня! – крикнул ей в ответ Витька Карасёв по кличке «Карась». – Я в прошлом месяце болел! Неделя всего!

   – Точно! – подтвердил Болик (или Лёлик). – Оглянуться не успеешь!

   – Зато можно мультики смотреть, сколько влезет! – громко сказала Кристинка.

   – Или в «Доту» резаться! – подхватил Толик из восьмой.

   – Фигня твоя «Дота»! – тут же заявил Карась. – «Варкрафт» круче!

   – «Варкрафт» – отстой! – запальчиво возразил ему Толик. – Игра для бабушек! Тогда уж лучше в «Танчики»!

   – Ой, достали вы со своими «Варкрафтами» да «Танчиками»! – фыркнула Кристинка. – Бегаете потом по двору, пуляете, как психованные!..

   Ребята загалдели, заспорили. На Динку уже больше никто не смотрел. Динка тихонько прикрыла форточку и слезла с подоконника. Она чуть не плакала. И угораздило же её заболеть перед самыми каникулами!

   Впрочем, вскоре с работы пришли папа с мамой, и жизнь немного наладилась...

   А второй день каникул начался с того, что кто-то позвонил в дверь. Динка подошла и заглянула в глазок – на площадке стоял Булкин.

   – Чего тебе? – хмуро спросила Динка, приоткрыв дверь.

   – Я к тебе, – заявил Булкин. – В гости. Чтоб ты не скучала.

   – Ко мне нельзя в гости, – всё так же хмуро ответила Динка. – У меня карантин. Видишь? – она показала Булкину свои обляпанные зелёнкой руки. – Ветрянка! Заразная!

   – Ерунда! – сказал Булкин. – Мне не страшно. Я в прошлом году переболел. У меня теперь иммунитет.

   – Что у тебя? – не поняла Динка.

   – Иммунитет, – повторил Булкин и поправил очки. – Это значит, я теперь ветрянкой заразиться не могу. Даже если с тобой целоваться буду.

   – Вот ещё! – фыркнула Динка. – Больно мне надо с тобой целоваться!

   – Это я так, к примеру сказал, – уточнил Булкин, но уши у него всё-таки порозовели.

   – Ну ладно, – сказала Динка, распахивая пошире дверь, – раз у тебя... этот... имутет, заходи.

   – Иммунитет, – строго поправил её Булкин и, тщательно вытерев ноги о коврик, прошёл мимо посторонившейся Динки в квартиру.

   Для начала они попили чая с абрикосовым вареньем. Неизвестно почему, но Динка чувствовала себя в присутствии Булкина как-то скованно. Такого никогда не бывало с ней раньше, когда она встречала Булкина на улице или, к примеру, в школе. А тут, вроде бы она у себя дома, так сказать в родных стенах, – и надо же! Они молча прихлёбывали чай, таская варенье прямо из стоящей между ними на столе банки и стараясь не смотреть друг на друга. Иногда их ложечки сталкивались, и тогда уши у Булкина сдержанно розовели. Потом Динка придумала показать Булкину свою коллекцию ракушек, которую она привезла летом из Сочи. Оказалось, Булкин тоже отдыхал прошлым летом в Сочи, но, не как Динка, в августе, а ещё в начале лета, в июне. Они поговорили про Сочи, потом про Чёрное море, а потом про другие моря и, заодно, про знаменитых мореплавателей. Как оказалось, Булкин просто обожает читать книги про разных путешественников, и он тут же засыпал Динку их именами, названиями кораблей, на которых они плавали, и островов, которые они открыли. Динка слушала, раскрыв рот, – она тоже много чего знала про моря и про разных мореплавателей, но Булкин, как оказалось, был настоящей ходячей энциклопедией. Динка случайно взглянула на часы и очень удивилась: оказалось, что с момента прихода Булкина уже минуло три с половиной часа. Динка почувствовала укол совести – английский она сегодня ещё ни разу не открывала. Она хотела сказать об этом Булкину, но вместо этого неожиданно для себя спросила:

   – А ты в «Стратегию» играешь?

   – Ещё бы! – воинственно блеснул очками Булкин. – Мы с папой каждую субботу по вечерам сражаемся. Спорим, я тебя в первом же гейме обыграю?

   – Что?! – даже привстала от такой наглости Динка. – Ты меня?! А спорим – нет?!

   Она тут же включила приставку, и они с Булкиным, вооружившись джойстиками, уселись рядом на Динкину кровать...

   Они ещё не доиграли первый гейм, когда Динка вдруг услышала, как в дверном замке провернулся ключ и в прихожей затопали знакомые шаги.

   – Папа! – вскакивая, в панике шёпотом закричала Динка. – Ох, и попадёт нам сейчас! – но тут же, приняв решение, схватила Булкина за руку. – В шкаф! Быстро! Прячься! Он ненадолго – наверно, забыл что-нибудь!..

   Когда папа заглянул в комнату, Динка сидела за своим рабочим столом, рассеянно перелистывая учебник английского.

   – Динка, ты мою флэшку случайно не видела? – озабоченно спросил папа. – Я её, помнится, на журнальном столике оставил.

   – В кресле ты её оставил, – укоризненно сказала ему Динка. – Я вчера, когда в зале пылесосила, её чуть в пылесос не засосала. На серванте она теперь лежит. Рядом с аммонитом.

   – Ага, – сказал папа. – Спасибо! – он уже собирался закрыть дверь, но остановился и внимательно оглядел комнату. – А... А что здесь, собственно, происходит?

   – Здесь? – Динка оглянулась. – Ничего здесь не происходит. Английский вот учу... Ну, чай ещё пила.

   – Сразу из двух чашек? – уточнил папа. – Ну да! Конечно! И приставка включена!.. Дина, дочь моя...

   Он не договорил, потому что в шкафу раздался тихий сдавленный чих.

   Папа хмыкнул, пересёк комнату и широко распахнул дверцы шкафа.

   – Здрасьте! – вежливо поздоровался с ним из шкафа Булкин и, потрогав очки, стеснённо спросил: – А Динка дома?

   – Динка дома! – сердито ответил ему папа. – Но гулять она не пойдёт! До конца каникул не пойдёт! Карантин у неё!

   И закрыл шкаф.

 

Динка-уголовница

 

   Первым крысу заметил Булкин.

   – Крыса! – удивлённо сказал он и указал Динке за спину.

   Динка оглянулась.

   Крыса была матёрая, здоровенная, размером, наверное, с утюг. Она сидела шагах в двадцати, на груде пустых деревянных ящиков, и сосредоточенно тёрла лапками мордочку – умывалась.

   – Ух ты! – сказала Динка. – И вправду, крыса! Откуда она тут?

   – Не знаю, – пожал плечами Булкин. – Из какого-нибудь подвала вылезла. Здесь дома старые, в них подвалы. А я читал, крысы всегда в подвалах водятся.

   Динка и Булкин шли из детской кухни и несли бутылочки с детским питанием для младшей сестрёнки Булкина. Точнее, из детской кухни шёл Булкин, он же нёс и бутылочки, а Динка просто от скуки вызвалась его сопровождать. Детская кухня находилась довольно далеко от их дома – идти надо было через соседний район, застроенный старыми трёхэтажными домами. В одном из домов располагался овощной магазин, с тыльной стороны которого были целые залежи пустой деревянной тары. Здесь-то они и повстречали крысу.

   – Симпатичная, – сказала Динка. – И умывается прикольно.

   – Её надо убить! – вдруг кровожадно заявил Булкин.

   – Зачем? – удивилась Динка.

   – Крысы – переносчики опаснейших инфекционных заболеваний, – учительским тоном сообщил Булкин и поправил очки. – Источником бубонной чумы, от которой в Средние века вымерла почти половина населения Европы, были как раз крысы. Кроме того, крысы могут болеть бешенством, и тогда они становятся агрессивными и нападают на людей.

   Динка снова посмотрела на крысу. Крыса не выглядела ни больной, ни агрессивной. И она явно не собиралась ни на кого нападать. Она по-прежнему сидела на задних лапах, а передними тщательно натирала свою мордочку и усы. Агрессивным выглядел как раз Булкин. Толстые щёки его полыхали румянцем, губы были сжаты в тонкую линию, глаза за стёклами очков были полны недетской решимости.

   – Её надо камнем! – сообщил Булкин и, поставив сумку с молочными бутылочками под куст, принялся собирать с земли обломки кирпичей.

   – Может, не надо? – неуверенно спросила Динка, ей совсем не хотелось швырять камнями в симпатичную и вполне себе безобидную крысу.

   – Ты что, боишься? – удивлённо посмотрел на неё Булкин.

   Динка фыркнула, дёрнула плечом, потом, нерешительно потоптавшись, тоже подобрала с земли плоский камень и взвесила его в руке.

   – Может, просто попугаем? – предложила она.

   – Убить! – отрезал Булкин. – Камнем по башке – и всё! Если боишься, можешь не ходить.

   Он поправил очки и, воинственно выпятив челюсть, двинулся в сторону крысы.

   – Эй! – окликнула его Динка. – Надо не так. Так она тебя близко к себе не подпустит. Надо за ящиками к ней подкрасться. В обход. Ты заходи слева, а я зайду справа. И раньше времени не высовывайся – спугнёшь, – предостерегла она Булкина. – Бить надо шагов с пяти, не дальше.

   Булкин посмотрел на неё на этот раз уважительно и, снова поправив очки, повернул налево – в обход.

   Динка нырнула за ящики и, обойдя крысу справа, принялась подкрадываться. Первый раз она выглянула из-за ящиков, когда до крысы оставалось шагов десять. На второй раз дистанция оказалась подходящей – Динку и крысу разделяли шагов пять-шесть. Крыса сидела к Динке спиной и, не подозревая о нависшей над ней опасностью, продолжала прихорашиваться.

   Динке швырять в живую зверушку камнем по-прежнему совершенно не хотелось. Но оставался Булкин. Этот миндальничать не станет. Динка вспомнила его злой, полный решимости взгляд и поёжилась. «И вправду, убьёт ещё, чего доброго, дурак! – подумала она. – С него станется...»

   Булкина пока ещё видно не было – надо полагать, подкрадываться для него было делом непривычным. И Динка решила крысу спугнуть. Если шарахнуть камнем по ящикам, смекнула она, крыса испугается, нырнёт в свой подвал, и ищи её тогда, свищи. Недолго думая, Динка размахнулась и швырнула булыжник в штабель, высящийся метрах в двух от занятого своим утренним туалетом животного.

   И в этот момент из-за штабеля высунулось широкое лицо Булкина.

   Камень грохнул по ящику и, отскочив, угодил Булкину прямо в лоб. Булкин ойкнул и, схватившись за голову, медленно, как в кино, завалился на спину. Крыса проворно юркнула в какую-то щель.

   – Мамочка!! – испуганно вскрикнула Динка и, перепрыгивая через ящики, кинулась к Булкину.

   Булкин сидел на земле и обеими руками зажимал себе лоб. Из-под его ладоней двумя ручейками – по вискам и далее – по толстым бледным щекам – бежала очень яркая красная кровь.

   – Макс! Прости меня! Я нечаянно! – захлопотала вокруг поверженного Булкина Динка. – Я, правда, нечаянно! Я не хотела! Я специально мимо целила! Чтоб только напугать! А тут ты! Я нечаянно! Прости, Макс!..

   Булкин молчал. Очки его валялись на земле, отчего взгляд неудачливого охотника на крыс стал каким-то растерянным и беззащитным. Динке до слёз было жалко Булкина.

   – Максик, тебе сильно больно? – она участливо прикоснулась к его плечу. – Скажи, Макс! Тебе больно?!.. Максик, скажи! Больно?!..

   Но Булкин продолжал молчать и только пристально смотрел на Динку из-под ладоней, растеряно хлопая своими по-девчоночьи пушистыми ресницами. Кровь быстро капала с его щёк на плечи и грудь, оставляя на синей джинсовой курточке неопрятные бурые пятна.

   Динке стало страшно.

   – Эй, Булкин, ты чего молчишь?! – затормошила она своего товарища. – Ты живой, Булкин?! Булкин, скажи что-нибудь! Не молчи!

   – Надо молоко забрать, – вдруг совершенно спокойно сказал Булкин. – Молоко там под кустом лежит, – и, оторвав одну руку ото лба, отчего кровь побежала у него через бровь прямо по лицу, принялся шарить по земле в поисках очков.

   – Я заберу! Я сейчас! Я быстро! – подскочила Динка и со всех ног кинулась за оставленной под кустом сумкой – лишь бы только не видеть перед собой этого бледного окровавленного лица...

   До дома Динка тащила своего товарища, как санинструктор раненого бойца с поля боя. Булкин, с трудом переставляя ноги, всем своим весом висел на Динкином правом плече. На левом Динкином плече висела сумка с детским питанием. Кровь уже не лилась ручьём с рассечённого лба Булкина, а медленно сочилась из слегка запёкшейся раны. Булкин то и дело размазывал её рукой по лицу, отчего казалось, что ран на голове у него несколько. Встречные прохожие останавливались и с удивлением смотрели на странную парочку, а один пожилой мужчина даже предложил вызвать «скорую помощь».

   В свой двор они вошли через арку. И Булкин сразу же остановился.

   – Бабушка! – сказал он. – Меня ждёт...

   Бабушка Булкина, Антонина Сергеевна, ждала своего внука, сидя на скамеечке возле подъезда.

   – Ну всё, – сказал Булкин, – сейчас меня увидит – в обморок грохнется.

   Однако Антонина Сергеевна в обморок грохаться не стала. Увидев своего окровавленного внука, она сорвалась со скамейки и, подскочив к Динке с Максимом, испуганно затеребила их обоих:

   – Это что это?!! Это как?!! Это кто тебя?!! Чего молчишь-то?!!.. Кто его?! – требовательно спросила она Динку, не добившись от внука ответа ни на один из своих вопросов.

   – Я, – честно призналась Динка. – Это я его. Я не хотела. Я в крысу кидала. Ну, не в крысу, а мимо. Я только напугать хотела. А он высунулся. Ну и... вот.

   – Ты-ы-ы?! – изумлённо протянула Антонина Сергеевна и уставилась на Динку так, как будто видела её первый раз в жизни.

   – Я, – потупилась Динка. – Я не хотела. Я...

   Но Антонина Сергеевна не дала ей договорить.

   – Хулиганка!! – заорала она на весь двор, голос у неё вдруг сделался визгливым и пронзительным. – Уголовница!! Тюрьма по тебе плачет!! Я всегда говорила! Всегда! – она вновь переключилась на своего внука. – Не водись с ней! Не водись! До добра не доведёт! Вот видишь?! Видишь?! – и опять обрушилась на Динку: – Ишь ты, шпана малолетняя! В полицию тебя надо сдать!! В полицию! Немедля!.. А ну, пошли! – она вдруг шагнула вперёд и крепко ухватила Динку за локоть. – Пошли, я тебя в отделение отведу! Там тебя быстро в колонию для малолетних определят!

   Динке стало так страшно, как не бывало, наверное, ни разу в жизни. Она рванулась изо всех сил из цепких пальцев Антонины Сергеевны и, не помня себя, бросилась бежать.

   – Уголовница!!.. – неслось ей вслед. – Хулиганка!!.. Всё матери расскажу!! Всё!!..

   Когда Динка опомнилась, она обнаружила себя сидящей в фанерном домике на детской площадке в соседнем дворе. Домик был совсем маленький, и Динке, чтобы в нём поместиться, приходилось сидеть на земле, подтянув коленки к самому подбородку. В домике было сумрачно и душно. Но, несмотря на духоту, в животе у Динки ворочался огромный шершавый кусок льда, отчего её колотила крупная дрожь. Кроме того, на колени Динке что-то всё время капало, и она не сразу поняла, что это – её собственные слёзы. Динка часто-часто заморгала, чтоб выгнать слёзы из глаз, и принялась вытирать ладошками мокрые щёки.

   В это время в домике стало заметно темнее. Динка повернула голову – в дверном проёме стоял карапуз лет четырёх-пяти.

   – Это нас домик! – строго сказал он. – Тиво залезла?!

   – А тебе жалко? – сердито отозвалась Динка.

   Малыш неуверенно потоптался.

   – Не залко. Но это нас стаб. Мы здесь иглаем. Я, Стасик, Никита, – принялся старательно перечислять он, – Эдик, Вика и Натаска... И есё Глеб. Но он нетясто плиходит... – потом он подумал и сообщил: – Меня Селёзой зовут... – потом ещё подумал и спросил: – А тебя сто, из дому выгнали?

   Динка сглотнула слёзы.

   – Не знаю... Меня в тюрьму, наверно, посадят.

   – За сто? – живо заинтересовался карапуз.

   – Да есть за что, – не стала вдаваться в подробности Динка.

   – Уклала сто-нибудь? – предположил Серёжа.

   – Ничего я не крала! – дёрнула плечом Динка. – Просто... Просто я мальчику одному... Случайно... Лоб камнем разбила.

   – Фигня! – уверенно заявил карапуз. – За такое не сазают.

   – Много ты знаешь! – фыркнула Динка.

   – Знаю! – Серёжа солидно кивнул. – Я когда Эдика велосипедом пелеехал и луку ему сломал, меня и то в тюльму не посадили. Папа плосто лемеском отслёпал и на месяц молозеного лисыл. И всё!.. Вот увидис, тебя тозе плосто лемеском отслёпают, – он почесал себе живот и предположил: – Мозет, дазе с молозеным обойдётся.

   – Меня родители не бьют, – мрачно сообщила Динка.

   Серёжа удивился:

   – Сто, никогда-никогда?

   – Никогда, – подтвердила Динка.

   – А меня бьют, – растерялся малыш. – И папа бьёт, и мама. Плавда, мама тляпкой, это совсем не больно. Зато папа – плям лемнём...

   Тут Динка обнаружила, что слёзы у неё окончательно высохли, и поняла, что пора выбираться из неудобного укрытия.

   – А я тебя знаю! – заявил Серёжа, когда Динка вылезла из домика и распрямилась. – Ты – Динка. Ты в соседнем дволе зывёс. И ты в футбол классно иглаес... – он опять смешно потоптался, а потом спросил: – А ты меня наутис в футбол иглать?

   Динка задумалась. Вообще-то, по-хорошему надо было бы идти домой и обо всём рассказать маме. Но идти домой совсем не хотелось. Динка понимала, что бабушка Булкина свою угрозу давно осуществила и что мама обо всём случившемся уже и так знает. Это было во-первых. А во-вторых, Антонина Сергеевна, наверняка, сообщила о случившемся и в полицию. И тогда Динку дома ждала не только сердитая мама, но и, возможно, самый настоящий полицейский наряд. С дубинками, наручниками и с умной, но очень не любящей нарушителей закона собакой. Динка не раз видела по телевизору сцены задержания преступников и ей очень не хотелось примерить на себя эту незавидную роль. Она понимала, что ей всё равно не уйти от заслуженного наказания, но соблазн отсрочить его хотя бы на некоторое время был непреодолим.

   – Ладно, – сказала Динка Серёже. – Давай поучу тебя играть... У тебя мячик-то есть?..

   Динка пришла домой только часа через два. Никакого полицейского наряда она в квартире не обнаружила, но мама, разумеется, уже обо всём знала.

   – Ну что, допрыгалась?! – увидев Динку, сердито сказала мама. – Учти, если Булкины напишут заявление в полицию, тебе мало не покажется!

   Шершавый ледяной комок в Динкином животе вновь проснулся и заворочался, заставив Динку поёжиться. Она хотела объяснить маме, как было дело, но мама не захотела ничего слушать. Она только раздражённо махнула рукой и ушла в спальню, бросив напоследок:

   – Вот папа придёт – пусть он с тобой и разбирается!

   Мама была на восьмом месяце и часто чувствовала себя плохо, из-за чего становилась сердитой и раздражительной. Папа объяснил Динке, что так иногда бывает у женщин во время беременности и что маму лучше лишний раз не сердить и не расстраивать. Динка всё это понимала и старалась изо всех сил. Она даже в школе стала учиться намного лучше и перестала забывать мыть за собой посуду. А тут такое! Это вам не грязная чашка на столе и не тройка по английскому. Это, как ни крути, – уголовное преступление!

   От всех этих невесёлых мыслей у Динки даже разболелась голова. Какое-то время Динка стояла в коридоре, не зная, что ей делать. Голова болела всё сильнее. Тогда Динка скинула кеды, прошлёпала в свою комнату и, обессиленно повалившись на кровать, уткнулась лбом в прохладную подушку...

   Проснулась она от того, что в соседней комнате кто-то разговаривал. Один голос был мамин, другой – мужской, незнакомый.

   – Преступление, сами понимаете, дерзкое, – неторопливо говорил хрипловатый мужской голос. – Ведь, посудите сами, средь белого дня, при, сами понимаете, многочисленных свидетелях...

   – Ужас!.. Ужас!.. – повторяла мама.

   Динка поднялась с кровати и, на цыпочках подкравшись к двери, осторожно заглянула в зал. И обмерла. За столом сидели мама и... полицейский. Самый настоящий: в форме с многочисленными нашивками, с пистолетной кобурой и наручниками на широком кожаном ремне. На столе были разложены какие-то бумаги. Поверх бумаг лежала полицейская фуражка с кокардой.

   – Потерпевшие заявили в полицию с опозданием, – продолжал тем временем полицейский – полноватый дядька с пышными усами, – поэтому, сами понимаете, по горячим следам задержать преступника не удалось. Однако в результате проведённых оперативно-розыскных мероприятий...

   Тут полицейский заметил Динку. Не переставая говорить, он нахмурился и, подняв руку, принялся поглаживать усы.

   Динка попятилась. Всё было кончено.

   На ватных ногах она вернулась к своей кровати, подняла с пола свой школьный рюкзачок, вытряхнула из него учебники и принялась собираться. Пара футболок, носки, трусики, кепка-бейсболка, книжка про Тома Сойера, коллекция ракушек, альбом для рисования с цветными карандашами, зарядка для мобильника – всё это улеглось в рюкзачок, не заняв много места. Подумав, Динка добавила к уже уложенному свой любимый свитер с оленями и налобный фонарик. Соображала она сейчас плохо. Внутри у неё было пусто и холодно, пальцы были тоже холодными и слегка подрагивали, но зато глаза были сухими и горячими, и хотелось всё время моргать. Закончив сборы, Динка застегнула рюкзачок, повесила его на плечо, оглядела комнату и, вздохнув, вышла в зал.

   При её появлении полицейский замолчал, и в комнате повисла неприятная тишина.

   Не поднимая глаз, Динка подошла к столу и, едва шевеля непослушными губами, спросила:

   – Мам, ты мне дашь с собой немного колбасы и хлеба? И печенья? И ещё – немного конфет?

   – Куда это ты собралась? – сердито спросила мама.

   – Ну... туда, – Динка неопределённо повела свободным плечом. – В тюрьму...

   Полицейский неуверенно хохотнул.

   – Мам, – не обращая на него внимания, жалобно спросила Динка, – а вы с папой будете меня навещать? Хотя бы изредка? Я читала, родным можно навещать заключённых...

   Мама издала какой-то горловой звук. Динка вскинула глаза. Мама, зажимая себе ладошкой рот, изумлённо смотрела на неё. И тут Динка не выдержала, она кинулась к маме и, обхватив её руками, заголосила:

   – Мамочка!! А можно, я не пойду в тюрьму?!! Я больше так не буду!! Честно-честно! Я ведь не хотела! Этот Булкин сам виноват! А я не хотела! Я ведь говорила ему: «Не надо»! А он всё равно! Что хотите со мной делайте! Хоть ремнём побейте, хоть чем! Но только не в тюрьму! Я не хочу в тюрьму! Не хочу!! Мамочка!!..

   – Не понял... – крякнул полицейский и, оставив в покое свои усы, принялся чесать затылок.

   После того как Динка отрыдала и немного успокоилась, мама рассказала полицейскому историю про крысу и Булкина, а Динке – про то, что квартиру этажом выше позавчера кто-то обворовал, и что именно поэтому полиция сейчас ходит по всему подъезду и опрашивает жильцов.

   – Глупая! – приговаривала мама, гладя Динку по голове. – Это просто поквартирный обход. А ты невесть что подумала. Надо же, в тюрьму собралась!..

   Слушая мамин рассказ, полицейский гулко хохотал, грозил Динке пальцем, а по окончании рассказа подмигнул ей:

   – Динка тебя зовут? Молодец, Динка! Вырастешь – приходи к нам в полицию работать. Нам, сами понимаете, такие смелые девчонки нужны...

   Бормоча себе под нос: «Скажи пожалуйста, прямо в лоб!.. Не в крысу, а в лоб!..», он собрал свои бумаги, надел фуражку и, откозыряв маме, ушёл, качая головой и негромко посмеиваясь в усы.

   Мама закрыла за ним дверь и вернулась к Динке.

   – Ох, Динка, Динка! – устало улыбнулась она. – С тобой не соскучишься!.. И когда ты уже повзрослеешь? Надо же, такое придумать! В тюрьму!.. Совсем ты у меня ещё глупышка...

   Динка на «глупышку» не обижалась. Она крепко-крепко обнимала маму и была счастлива.

 

Динка

   Второго июня у Динки появился братик Тимофей. Через три дня маму привезли из роддома, и квартира сразу же наполнилась громкими разговорами, весёлыми восклицаниями, смехом, шумом и топотом – родственники и друзья спешили поздравить Динкиных родителей, пожелать здоровья маме и новорождённому и своими глазами увидеть «нового члена семьи Журавлёвых». Динка и не подозревала, что у неё есть столько родственников. Всевозможные дяди, тёти, бабушки и дедушки, родные и двоюродные, вскоре совершенно перепутались в Динкиной голове. Приезжали из Сосновки баба Нюра с дедом Тарасом. Несколько раз приходила мамина мама, Людмила Сергеевна, в один из своих визитов убедив Динку с началом нового учебного года записаться к ней в секцию фехтования. Проездом (а точнее, пролётом) из Москвы в Южно-Сахалинск побывала даже бабушка Ольга. Она оказалось совсем не похожа на ответственного портового начальника: она была маленькой, подвижной и очень смешливой. Бабушка Ольга подарила Динке огромную коробку «Лего», а Динкиным родителям – японскую «радио-няню» с видеокамерой и почти сразу же улетела к себе на Сахалин, где без неё, как она выразилась, некому было «вгонять куда надо ума этим бездельникам». Тише всех в этой кутерьме вёл себя как раз новый член семьи Журавлёвых. Он почти всё время спал или, тихонько почмокивая, ел, а когда не спал и не ел, то молча лежал в своей кроватке, строго глядя перед собой прозрачными серыми глазами.

   Динка оказалась в самом центре всех этих событий. Нет, всеобщее внимание было как раз приковано к новорождённому и его маме, а вот все основные хлопоты по хозяйству легли как раз на Динкины плечи (папа через два дня после рождения Тимоши уже вышел на работу – у него закончился отпуск). С утра до вечера Динка встречала гостей, заваривала чай, бегала в магазин, мыла посуду и выполняла ещё тысячу и одно мамино поручение. Ей буквально некогда было присесть. Даже коробка с «Лего» так и стояла у Динки в комнате нераспакованной. Динка не обижалась и не расстраивалась, она понимала, что маме сейчас тяжело и ей надо всячески помогать. И хотя Тимоша оказался не совсем таким, каким в своих мечтах рисовала его себе Динка – он был совсем крохотным и беспомощным и в ближайшее время явно ещё не мог стать участником Динкиных игр и забав, – Динка искренне радовалась рождению братика.

   Через неделю поток гостей схлынул, но забот при этом у Динки почему-то не убавилось. Она по-прежнему бегала то в магазин, то в аптеку, мыла посуду, выносила мусор, развешивала на балконе постиранное бельё, снимала с балкона высохшее бельё, раскладывала поглаженное мамой бельё по полочкам, чистила к ужину картошку, пылесосила в зале ковёр, протирала пыль, следила, чтоб не убежало молоко, заваривала чай и снова мыла посуду. К тому же, как сказал папа: «Тимофей Алексеевич начал показывать мужской характер», – он теперь часто и подолгу плакал, особенно по ночам, мама перестала высыпаться и снова сделалась раздражительной. Динка всё-таки распаковала подаренное бабушкой Ольгой «Лего», но поиграть в него толком у неё никак не получалось: «Динка! – звалА её мама. – Принеси-ка мне из шкафа чистые пелёнки!» – и Динка, оставив «Лего», бежала за пелёнками. На улицу, поиграть с ребятами, она выбиралась теперь крайне редко, да и то приходила всё время как-то неудачно: то слишком рано – детская площадка была ещё пуста; то слишком поздно – игра уже заканчивалась, и ребята начинали расходиться по домам.

   Вот и сегодня Динка вышла во двор, когда там ещё никого не было. Ещё бы – каникулы! В школу идти не надо. Все нормальные дети ещё спят, а кто не спит – завтракает, сонно глядя в телевизор с очередной серией «Мультгорода». Это только Динка не нормальная! Это она с утра уже успела развесить постиранное бельё, посидеть с Тимофеем, пока мама принимала душ, полить цветы на подоконниках и на балконе и вымыть посуду. А когда подошло время «Мультгорода», мама на Динкин вопрос раздражённо ответила: «Какой ещё "Мультгород"! Тимоша только что заснул! Иди-ка лучше погуляй, пока время есть... Только недолго – нам с тобой сегодня ещё холодильник размораживать»...

   На месте детской площадки в Динкином дворе «красовалась» глубокая траншея – ремонтники снова меняли трубы, и Динка, бесцельно побродив по неряшливым глиняным отвалам, отправилась в соседний двор. Там обнаружились три старушки, сидящие на лавочке возле подъезда, но никого из ребят там тоже не было. Зато детская площадка была цела.

   Динка посидела на скрипучих качелях, повисела на «шведской стенке». Вяло отталкиваясь одной ногой, медленно покружилась на карусельке. Было скучно. Тогда Динка забралась на «паутинку» и уселась на самом верху, свесив вниз ноги. Бабульки у подъезда смотрели на неё неодобрительно и о чём-то шептались между собой...

   – Пливет! – услышала Динка и, обернувшись, увидела стоящего под «паутинкой» Серёжу.

   – Привет, – сказала ему сверху Динка.

   – Гуляес?

   – Гуляю.

   – И я гуляю... Папа с носьной смены плисол, и меня слазу выпельли. Иди, говолят, воздухом подысы, нетиво весь день в телевизол пялится.

   – «Мультгород» смотрел?

   – Ага. Там сегодня были новые селии пло Масу и медведя. Там медведь такой домой плиходит, а Маса все голски с мёдом поплятала...

   – Не надо, – попросила Динка. – Не рассказывай. Не береди душу.

   – Ага... – сказал Серёжа и, помолчав, спросил: – А ты тиво там сидис?

   – Да вот, – сказала Динка, – сижу... Высоко сижу – далеко гляжу. Залазь, вместе сидеть будем.

   Серёжа потоптался.

   – Я высоты стласть как боюсь, – признался он наконец. – Ты лутсе сюда спускайся. Здесь посидим.

   Динка подумала.

   – Ладно, – сказала она и, повиснув на руках, спрыгнула вниз.

   Они уселись на бортик песочницы.

   – Послушай, – сказала Динка, – а у тебя братик есть? Ну, или сестрёнка?

   – Не, – помотал головой Серёжа. – Нету. Я один. Я у лодителей спласывал настёт блатика, а они – ни в какую, дазе слусать не хотят. Мама говолит, сто ей и одного лебёнка по голло хватает. А папа только смеётся. Говолит: затем мне ессё кто-то, если у меня узе наследник есть? Это он меня наследником называет. Я только не знаю, сто это такое: «наследник».

   – Ноги после улицы лучше вытирай, тогда никто тебя наследником называть не будет, – посоветовала Динка.

   – Ага, – кивнул малыш, – Ладно.

   – А у меня братик недавно родился, – подумав, сообщила Динка. – Только он маленький ещё совсем. С ним ещё не поиграешь.

   – Нисего, – сказал Серёжа. – Выластет.

   – Вырастет, – согласилась Динка. – Только когда это ещё будет.

   – Это быстло будет, – утешил её Серёжа. – Дети, знаес, как быстло ластут! Вот мне в плослом году было тли, а в этом – узе пять.

   – Ого! – сказала Динка. – Да ты уже совсем большой!

   – А ты не смейся! – очень серьёзно сказал Серёжа. – Я, в самом деле, отень быстло ласту. Телез год я в сколу пойду. После сколы – в алмию. А с алмии плиду... и слазу на тебе зенюсь.

   – Ты?! – Динка чуть не свалилась в песочницу.

   – Я.

   – Ничего себе! Это за что же мне такое счастье?! У вас что, во дворе своих девчонок нет?

   – Есть, – Серёжа безнадёжно махнул рукой. – Только все они – дулы и тлусихи!

   – А я, стало быть, умная?

   – Умная, – подтвердил Серёжа. – И смелая. А ессё ты в футбол классно иглаес.

   – Да, – сказала Динка. – Это – веский повод. Как сказал бы Булкин: убойный аргумент.

   – А ессё ты класивая!

   – Ну, – отмахнулась Динка, – это смотря с какой стороны посмотреть. У меня – вон, уши врастопырку. И волосы на ногах растут.

   – Нет у тебя никакой ластопылки! И волос на ногах никаких тозе нет! Выдумываес ты всё!

   Динка грустно улыбнулась.

   – Может, и выдумываю.

   – Ну так сто, пойдёс за меня?

   Динка вздохнула и погладила малыша по голове.

   – Давай, ты сначала немножко подрастёшь. Хорошо? Ну, хотя бы класса до третьего. Тогда и поговорим.

   Серёжа задумался.

   – Я понял. Это ты хитлис, стоб меня не ласстлаивать. Да?.. Ладно, до тлетьего – знатит, до тлетьего. Только ты тогда... это... ты тогда ни за кого длугого пока замуз не выходи. Ладно?

   – Ладно, – легко согласилась Динка.

   – Обессяес?

   – Обещаю.

   Они помолчали, глядя на старушек у подъезда. Те вдруг засуетились, поднялИсь и торопливо разошлись: одна – в третий подъезд, а две других – в четвёртый.

   – «Мультгород» кончился, – уверенно сказала Динка. – «Любовный капкан» начинается. Стопитсот какая-то серия...

   – Сказы́, – вдруг повернулся к ней Серёжа, – а вот если залядку каздое утло делать – плавда, быстлее ластёс?

   – Наверно, – Динка пожала плечами. – Я точно не знаю.

   Серёжа вздохнул.

   – Я делаю. И касу я всегда всю доедаю. И молоко по тли тяски в день пью. И всё лавно, как в зелкало ни посмотлю – всё от голска два велска.

   – Подожди, – хитро прищурившись, сказала Динка, – ты ведь всего пять минут назад утверждал, что очень быстро растёшь.

   Серёжа опустил голову и некоторое время пыхтел, сосредоточенно ковыряя пальцем царапину на коленке.

   – Это я тебе навлал, – наконец признался он. – А на самом деле я отень медленно ласту. Плям сил никаких нет как медленно!

   – Ерунда! – сказала Динка. – Это тебе так кажется. Мы с тобой когда прошлый раз встречались, ты гораздо ниже ростом был.

   – Плавда?! – явно обрадовался Серёжа.

   – Конечно правда! – уверенно подтвердила Динка.

   – А сказы, – оживился малыш, – а вот если под доззём долго гулять, тогда потом быстлее ластёс?

   – Это кто ж тебе такое сказал?!

   – Стасик. Он меня во-от на столько высе и он говолит, сто это он так вылос, потому сто тясто без сапки под доззём ходил.

   – Глупости это! – строго сказала Динка. – И не вздумай под дождём гулять, особенно без шапки – простудишься! Простудишься, заболеешь и тогда уж точно не вырастешь.

   – Ага, – сказал Серёжа. – Ладно... А вот ессё Глеб, из во-он того дома, он говолит, сто надо витамины есть. Он всегда с собой лазные витаминки в калмане таскает. Только, по-моему, он неплавду говолит, потому сто он узе во втолой класс пелесол, а лостом – тють высе меня.

   – Послушай, – сказала Динка, – ты что, действительно так сильно хочешь вырасти? Зачем это тебе? Разве плохо быть ребёнком?

   – Да ну! – сердито махнул рукой Серёжа. – Надоело! То – нельзя! Это – нельзя! В девять тясов спать загоняют! То ли дело взлослым: иди, куда хотес; делай, сто хотес; спать лозысь, когда хотес. А не хотес – совсем не лозысь! Класота!

   – Да, – сказала Динка. – Красота... Только... Знаешь, что я тебе скажу. Не торопись ты стать взрослым. Нет, правда! Поверь, взрослым быть не так уж и прикольно.

   – Потему? – захлопал на неё глазами Серёжа.

   – А потому! – сказала ему Динка и улыбнулась. – Потому... Подрастёшь – поймёшь.

<=