Крысолов
Страница первая
ВЫБОРЫ
Рома. Наследие Святого Петра
a. d. VI Id. Jan., indiction primus, MCXCVIII A.D.
Удар серебряным молоточком в лоб.
– Гиаци́нто, ты спишь?..
Тишина.
Серебряный молоточек вновь несильно бьёт в лоб усопшего.
– Гиацинто, ты спишь?..
Лицо покойного – бледная морщинистая маска, сплошь обсыпанная чёрными неопрятными пятнами старческих веснушек, – остаётся неподвижным; провалившийся рот безвольно распущен.
Третий удар серебряного молоточка.
– Гиацинто, ты спишь?..
Нет ответа...
Камерарий и архиканцлер Святой Романской Церкви, Це́нцио Саве́лли, распрямился и обвёл глазами кардиналов, безмолвной толпой заполнивших тесное душное помещение папской спальни.
– Папа действительно мёртв...
По комнате прошелестел вздох не то сожаления, не то облегчения. Кардиналы задвигались, некоторые тут же потянулись на выход.
– Миссе́ри!.. – камерарий поднял руку. – Миссери! Прошу вас, не расходитесь! Нам необходимо обговорить ряд неотложных вопросов!.. Относительно выборного консисториума!..
– Побойся Бога, брат Ценцио! – раздражённо отозвался кардинал Бо́боне О́рсини: тучный, одышливый, с блестящим от пота, бледным лицом. – Сколько можно! И так всю ночь здесь простояли! Дай хоть воздуха глотнуть!
– Действительно! – поддержал его и Пе́тро Диа́на, один из старейших и авторитетнейших кардиналов курии. – Всему своё время. Отдохнуть надо чуток... Да и не денемся мы никуда! Всё равно все здесь, в Лате́ране, будем. И на погребении, и на консисториуме...
– Консисториум состоится не здесь! – прервал его камерарий. – Погребение – да, здесь, в базилике. А консисториум – нет...
Все остановились. К Ценцио Савелли повернулись лица: утомлённые, осунувшиеся, с залегшими в глазницах густыми тенями. Тусклый жёлтый свет лампад придавал им мертвенный восковый оттенок, делая их похожими на маски.
– Выборный консисториум будем проводить в Септизо́ниуме, – сообщил камерарий.
– Это чего вдруг?! – тут же взвился Грего́рио Кресце́нти – высокий, желчный старик с длинным крючковатым носом и узкой чахлой бородкой. – А почему не здесь?! Причём тут какой-то Септизониум?! Латеран – папская резиденция. Всегда консисториумы здесь проходили. И не только консисториумы! Здесь, если помните, четыре Собора Вселенских прошли! Все службы здесь, охрана! Опять же, усыпальница в базилике! С какой стати я должен переться в этот ваш Септизониум?! – кардинал негодующе взмахнул руками. – К тому же, насколько я знаю, Септизониум – это собственность семьи Франги́пани... – Кресценти повёл носом, как будто к чему-то принюхиваясь, и поморщился, собрав частыми складками своё, похожее на печёное яблоко, лицо. – И, знаете ли, меня как-то не радует перспектива столкнуться там с хозяином дома, который, как всем известно, распускает по городу гадкие слухи о нашей семье!
Ропоток возмущения прокатился по комнате.
– Да, потрудись объясниться, брат Ценцио, – строго сказал Ио́рдано Це́ккано – пожилой кардинал с гордой осанкой и твёрдым волевым лицом. – Нам всем не улыбается перспектива тащиться куда-то под дождём. Для переноса консисториума из Латерана должны быть веские основания. Надеюсь, они у тебя есть?
– Есть, – кивнул камерарий. – Но прошу вас, миссери, пройдёмте в другую комнату, – он оглянулся на покойника и коротко перекрестился. – Негоже пререкаться над телом усопшего.
Все притихли и, угрюмо поглядывая на камерария и на почившего понтифекса за его спиной, двинулись к дверям.