Пробуждение
Владимир Юринов
ПРОБУЖДЕНИЕ.
Всё в мире созревает в борениях и встрясках.
Не спорьте понапрасну о линиях и красках.
Пусть каждый, изнывая, достигнет своего...
Терпение и вера, любовь и волшебство!
Булат Окуджава
«...Один китаёза, из династии Тан, – по мнению
некоторых, большой философ,
– ему однажды приснилось, что он – бабочка,
и с этой минуты он уже никогда
не был полностью уверен, что он не бабочка,
которой снится, что она – китайский
философ... Двойное ощущение
безопасности. Можно позавидовать».
Том Стоппард «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»
Будильника Толик не услышал. Он проснулся от того, что жена, отдёрнув штору, выглянула на улицу.
– Ну, что там?.. – не разлепляя глаз, вяло поинтересовался Толик.
– Жопа, – ответила жена.
Не было в её голосе ни злобы, ни разочарования – одна голая констатация факта. Комментариев также не последовало. Да и что там, собственно, комментировать? Жопа, она и есть жопа.
Жена, шелестя по паркету шлёпанцами, проследовала в ванную. Зашумела вода. Толик знал, что у него с этого момента есть примерно полчаса на сладкую утреннюю дрёму. Он повернулся на правый бок и, пободав подушку, устроился поудобнее. Что-то там ему снилось этакое перед пробуждением, что-то вкусненькое такое, слюнопускательное, надо бы досмотреть – ну-ка, ну-ка...
Перед глазами калейдоскопом завертелись какие-то смутные образы, запрыгали размытые неопределённые фигуры... Как всегда, полчаса пролетели на удивление быстро. Толик даже и не успел по-настоящему отключиться, во всяком случае звук льющейся в ванной воды он продолжал слышать и сквозь свой хрупкий утренний полусон...
– Всё, ванная свободна... – жена, стоя в дверях, интенсивно тёрла голову полотенцем. – Вставайте, граф, вас ждут великие дела.
– О-хо-хо-хо-хо-хох... – чуть не вывернув скулу, зевнул Толик. – Что ж я маленьким не сдох?.. – он перевернулся на спину и, приоткрыв один глаз, сонно спросил: – Жанна Михайловна, ты случайно не знаешь – зачем это я не сдох маленьким?
– Давай-давай, вставай! Полусонный мой... с маленьким, – жена метко метнула полотенце на спинку стул и исчезла в сторону кухни – отвечать на риторические вопросы она никогда не любила.
Толик всегда по утрам завидовал своей жене – та, в отличие от него – махровой дремучей «совы», – была типичным «жаворонком» и «с самого с рання» была заряжена кипучей энергией, щедро выплёскивавшейся на окружающих.
Толик ещё немного полежал с закрытыми глазами, слушая, как его дражайшая половина целеустремлённо гремит на кухне посудой, потом решительно откинул одеяло и сел, опустив ноги с кровати.
«Нет, что-то с этим надо делать, – прислушиваясь к смутным внутренним ощущениям и вяло шкрябая пятернёй в затылке, думал Толик. – Так жить нельзя... Что ж это за организм такой поганый: с вечера не уложишь, утром не подымешь?!.. И какая зараза выдумала этот Интернет?!..». Как всегда, с утра Толик люто ненавидел это информационно-коммуникационное чудо-средство, этот новомодный виртуальный наркотик, появление в доме которого резко делило жизнь его адептов на интенсивную вечерне-ночную и «умирательную» утреннюю.
Сделав несколько осторожных круговых движений головой в одну, потом в другую сторону и сполна исполнив таким образом ритуал утренней разминки, Толик, кряхтя, поднялся и, всунув ноги в тапочки, пошлёпал в ванную.
Беря из стакана зубную щётку, Толик задержал руку – щёток в стакане было три: его – синяя, жены – бело-розовая и ещё одна – незнакомая – жёлтая. С вечера никакой жёлтой щётки в стакане не было – это Толик помнил абсолютно точно. Да ей, собственно, и незачем там было быть: жили они с женой – после отъезда дочери – в квартире вдвоём. Может, жена купила себе новую щётку, а старую попросту не выбросила? Но она терпеть не могла жёлтого цвета и скорее бы вообще перестала чистить зубы, чем купила бы себе щётку столь «позорного» – «предательского» оттенка. Толик очень хорошо помнил свой давнишний конфуз с дамской сумочкой – его подарком жене на их первое совместное 8 марта... Гостей они тоже, вроде бы, не ждали. В любом случае жена бы его предупредила... Нет, здесь что-то явно было не так. Что-то тут было не эдак. Ребус у нас тут какой-то вырисовывается, судари мои. Хитрый, я бы сказал, ребус. Некий, можно даже сказать, «кроксворд»...
Продолжая размышлять этаким образом, Толик «на автомате» достал из шкафчика свою старенькую «Микму» и, воткнув шнур в розетку, принялся бриться. Уже где-то посредине бритья он вдруг сообразил, что, собственно, бриться он сейчас этой самой «Микмой» был не должен – не далее как позавчера его потрёпанная электробритва, прослужившая ему верой и правдой без малого пятнадцать лет, при очередном включении, вместо весёлого жужжания вдруг надсадно загудела и, мелко задрожав, исторгла из себя целый клуб вонючего сизого дыма. Так сказать, сгорела синим пламенем. Погибла на боевом посту. То есть бриться он сейчас должен был станком, чего очень не любил по причине чувствительной, склонной к раздражению, кожи. Да и привык он к своей «старушке». Можно даже сказать – сроднился с ней. За полтора-то десятка лет немудрено. Так что «самооживление» «Микмы» было для Толика весьма приятным сюрпризом.
«Отлежалась она, что ли? – охаживая ожившей "старушкой" изрядно заросшую верхнюю губу, думал Толик. – Отдохнула небось, оклемалась... И решила ещё поработать... Ну да, помирать – оно всегда рано... И собственно, никогда не поздно...».
Как всегда после бритья, настроение у Толика слегка улучшилось.
«...А помирать нам рановато – есть у нас ещё дома дела...» – напевая себе под нос любимую отцовскую песенку, Толик вышел из ванной и с удивлением обнаружил, что супруга его, похоже, уже ушла. Не было под вешалкой её босоножек, и не стоял в прихожей, в углу, её большой «фаберликовский» зонт. Это было нетипично. Более того, это было странно. Обычно, как бы сильно жена не торопилась, она всегда выкраивала пару секунд на прощальные «чмоки-чмоки». Это был закреплённый годами совместной жизни, железобетонный, можно даже сказать – священный ритуал. По крайней мере Толик в обозримом прошлом не мог припомнить ни одного случая его нарушения. «Странно это, странно это...» – пробормотал Толик, направляясь в кухню.
На пороге он замер – на столе, вместо привычной тарелки овсяного киселя и стакана морковного сока (жена старательно заботилась о своей фигуре и заодно – о фигуре мужа) толпилась целая компания разнокалиберных судочков и мисочек с богатой и аппетитной на вид закуской. Тут была и роскошная мясная нарезка, и янтарно-маслянистые шпроты, и непременный салат «оливье» в хрустальной салатнице, и что-то ещё – сразу не опознаваемое – румянящееся запечёнными боками и лежащее крутой горкой, обложенной по периметру маслинами, в просторном стеклянном блюде. Венчала композицию открытая и уже основательно початая бутылка «Кинзмараули». Присутствовали и два фужера – их с женой любимые – дымчатого стекла, на длинных шестигранных ножках. Один фужер был девственно чист, из другого явно недавно пили.
– Конец света... – обалдело констатировал Толик, на ощупь опускаясь на стул. – Воистину, утро сюрпризов.
Он мысленно пробежал все возможные даты и поводы и решительно отмёл их все до единого. Нет, тут было что-то новое. Что-то экстраординарное!
Прямо перед ним, прикрытая сверху пузатой металлической крышечкой, стояла тарелка, от которой проистекал воистину божественный запах. «Ресторан "Астория"», – прочитал Толик выгравированную на крышечке витиеватую надпись и, вдруг подорвавшись, резво побежал в комнату.
– Ну, Михайловна!.. – шаря по карманам в поисках мобильника, шипел Толик. – Ну, конспираторша!..
«Абонент временно недоступен...» – охладил его познавательный порыв механический женский голос.
– Бл-лин!! – с чувством выдохнул Толик и швырнул «мобилу» на кровать.
Некоторое время он столбом стоял посреди комнаты и пытался размышлять. Процессу сильно мешал впитавшийся в ноздри, дразнящий запах дорогой ресторанной кухни.
– А чего, собственно?.. – пожал в конце концов плечами Толик. – Завтрак подан. Пожалуйте, сударь, жрать.