Проза

   Стас обычно на первый же шорох из комнаты навстречу вылетал – меня встречать. Смотрю: его кроссовки на месте – значит, дома. Странно, – опять думаю. Ну, босоножки скинула, в комнату прохожу. Сидит на диване. Нос повесил и сидит. На меня посмотрел. «Привет, – говорит, – проходи». И опять давай половицы изучать. У меня аж сердце ёкнуло. «Стас! – говорю. – Что случилось?..» И тут смотрю – на столе бутылка шампанского стоит. «Вдова Клико», брют. «Так это всё-таки ты! – говорю. – А я ещё сомневалась... Это что, всё, что осталось? Одна бутылка от целого ящика?!» Кука голову поднял, на бутылку посмотрел задумчиво и говорит: «Одна. Единственная... Но это всё – фигня. Это – мелочи...» «Ничего себе мелочи! – ору я. – "Вдовой Клико" полы в подъезде помыть! Не крутовато ли?! И вообще, – ору, – ты чего это деньгами швыряешься?! Тебе ребятам долги отдавать, а ты тут "Вдовой Клико" балуешься! Нашёл время барствовать!..» А он помолчал и говорит: «Для шампанского есть повод... Точнее, был... А разбитые бутылки – это фигня. У меня тут посерьёзнее неприятности». Господи! – думаю. – Если разбитый ящик «Вдовы Клико» – фигня, то что ж тогда у него случилось?! Умер кто, что ли? Села я рядом, за руку его взяла. «Давай, – говорю, – исповедуйся». Ну, он всё и рассказал.

   Оказывается, моё затяжное мозгоклюйство принесло наконец свои плоды. Я ведь Куку все эти недели, как бензопила, пилила. Мол, как можно так жить? Пора, мол, как-то выбираться из этих, из скорбных меланхоликов. Контролировать себя как-то надо. Шаги свои просчитывать. Жизнь свою, в конце концов, строить, а не плыть по течению... продуктом жизнедеятельности. Ну, короче, ела я ему мозг, что твой зомби. И своего таки добилась. Решил он на этой неделе жизнь свою круто поменять. И для начала сделал две глобальные вещи: купил упаковку мусорных пакетов и месячный проездной. Для незнающих Куку это может показаться смешным. Но я, например, понимала, что шаги, им совершённые, были действительно эпохального свойства. Ведь Кука до сего дня старался везде и всюду ездить по-студенчески, «зайцем» – в свои без малого двадцать семь лет скакал через турникеты, бегал от контролёров, что при его «везучести», сами понимаете, сплошь и рядом заканчивалось неприятностями разной степени тяжести. А мусор Кука сыпал прямо в ведро, отчего оно у него, даже пустое, вечно благоухало, что твой сыр «рокфор». За «а» последовало «б». В качестве следующего шага Кука обратил внимание на свою жизненную безопасность. Он записался в бассейн, в группу начинающих, чтоб, в конце концов, научиться плавать. И решил сделать ксерокопии всех своих наиболее важных личных документов. Собрал он эти документы, сложил их в папочку и повёз к себе на работу, где был бесплатный ксерокс. Да, забыла сказать, Кука к тому времени уже устроился по специальности. И что интересно, трудоустроить Куку помогла моя маман. Её подруга, Жанна, – начальник отдела какого-то крупного НИИ. Вот моя матушка и пристроила туда Куку. Администратором локальных сетей. На очень даже неплохую зарплату. Не, диплом, конечно, дипломом, знания знаниями, но, как говорит Пахомыч: блат в наше время ещё никто не отменял.

   Так вот. Запихнул Кука документы в папочку и поехал в этот свой НИИ. А поскольку он никогда в жизни никуда с папочками не ездил – ну, не было у него такой привычки, он всё своё барахло всегда в карманах таскал – то добрался он до института уже без папочки. И где он оную профукал – то ли в автобусе оставил, то ли в метро – он, разумеется, напрочь не помнил. Так что, благодаря своему ротозейству и дырявой башке, лишился он одномоментно и паспорта, и свидетельства о рождении, и диплома.

   «Охренеть! – только и смогла сказать я. – И как ты теперь?» Он только плечами пожал. Потом встал с дивана, к окну подошёл. Постоял там, на подоконник опёршись, окрестности поизучал, а потом говорит тихо, типа сам с собой разговаривает: «А почему бы и нет?.. Ну не может же быть, чтоб ВСЁ плохо...» Я спрашиваю: «Чего не может быть? Что ты там бормочешь?» А он вдруг поворачивается так решительно. «А вот чего!» – говорит. Подходит к шкафу,открывает дверцу и давай там копаться. Чуть ли не по пояс туда залез. Выныривает, а у него на шее – галстук. Прям поверх майки. И галстук такой – я таких отродясь не видела: широкий, зелёный, атласный, с жёлтой пальмой и коричневой обезьяной на этой пальме. «Нравится?» – спрашивает. Я говорю: «Отпад!». А он: «Это – стилягский. Начало шестидесятых. У тётушки в шкафу раскопал, – и на шкаф кивает. – А самое интересное, знаешь, что? Галстук-то мужской, а тётушка моя незамужняя была. Представляешь?» Я говорю: «Так может, ты слабо копал? Может, там, в шкафу, если хорошенько поискать, и скелет тётушкиного любовника найдётся? В качестве приложения к галстуку». Он говорит: «Очень может быть. Если хочешь, потом вместе поищем». А сам идёт в другой угол комнаты, к серванту, достаёт из-за стекла два фужера – тоже старинные, голубоватого хрусталя – и ставит их на стол. Потом откупоривает шампанское, причём, что характерно, достаточно ловко откупоривает – ни капли не пролил, и наполняет фужеры. Я спрашиваю: «Обмываем галстук?.. Или тризна по утраченным документам?» Он молчит. Весь загадочный такой. Снова идёт к серванту, выдвигает ящик и достаёт оттуда шкатулку. Небольшую – с ладонь.  Издалека похоже на резную слоновую кость. Теперь и я уже тоже молчу – заинтриговал. А он подходит ко мне, опускается на одно колено и протягивает мне эту шкатулку. «Это – тебе», – говорит. Я хмыкнула, шкатулку с его ладони взяла – точно, слоновая кость – тяжёленькая. «Что там? – спрашиваю – Ещё одно нэцке?». Он говорит: «Открой». Я открыла.  

В шкатулке на чёрном бархате кольцо лежит. Одно. Золото с изумрудом. Хотя точно не знаю – я в камнях не разбираюсь. Знаю, что изумруды зелёные, вот и кольцо – с зелёным камнем. «Где взял? – спрашиваю. – Тоже тётушкино наследство?» «Ювелирный бомбанул, – отвечает, шутит, стало быть. – Примерь». Ну, я примерила. На безымянный палец как раз налезло. Он говорит: «Не на ту руку. Обручальные на правой носят». Я говорю: «Так то ж обручальные...» – и заткнулась. Дошло до меня. Всё срослось. И кольцо, и галстук этот его стилягский, и слова его странные. И шампанское. «Стас... – говорю. – Стас, ты что, серьёзно?» Он говорит: «Серьёзней не бывает. Пойдёшь за меня замуж?» Я говорю: «Конечно нет!» Его как по лицу ударили. «Почему, – говорит, – "конечно"?» А у самого голос хриплый, как в форточку подышал. Я говорю: «Да потому!». Он: «Почему?!» Я говорю: «Да потому!.. Да потому хотя бы!.. Ну, как я за тебя, за обормота, замуж пойду, если у тебя даже паспорта нет?!..» Он говорит: «Ну, паспорт же когда-нибудь будет...» А я ему: «Паспорт, может быть, когда-нибудь и будет. А я твоей женой – никогда!» Вскочила, кольцо с пальца стащила, на стол кинула – и к дверям. Он кричит мне вслед: «Алёнка! Стой! Не уходи! Ты же пожалеешь потом!..» Или что-то такое, в таком роде, я толком не расслышала. Я – босоножки в руку, даже надевать не стала, за дверь выскочила – и вниз...

   Вечером я ему позвонила – боялась, как бы он там чего с собой не сотворил. Он ответил – голос бодрый. Не, ничего, – думаю, – живой. И к суицидам, похоже, не предрасположен. Малость у меня отлегло. «Алло! – говорит он в трубку. – Кто это?.. Говорите... Алло! Вас не слышно!..» А потом помолчал, подышал и спрашивает: «Алёнка, это ты?..» Я молчу. Он тоже молчит. А потом кашлянул и говорит: «Алёнка, ты знай, всё, что я тебе сказал, – всё всерьёз... Всё, до единого слова. Ты меня поняла, Алёнка?.. И ты учти: я тебя жду. Каждый день жду... И всю жизнь буду ждать...» Ну, я тут трубку и положила.

   И знаете, что я думаю? Думаю, придётся мне за него всё-таки замуж выходить. Нет, вы сами рассудите. Ведь он же без меня пропадёт, эта балда безрукая. Этот скорбный меланхолик. Пропадёт к чёртовой матери. Без вариантов.

   Или как?

<=                                                                                                                                                                                                            =>