Крысолов

Страница вторая

РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ

А́нкона. Марка Анкони́тана – Рома. Наследие Святого Петра –

На́рния. Споле́тиумское герцогство

Januarius-Februarius-Martius, indiction primus, MCXCVIII A.D.

   В конце января наконец установилась хорошая погода. Давно всем опостылевшие, не прекращавшиеся целый месяц дожди сменились сухими, по-весеннему тёплыми днями. Над всей Италией пронзительной синевой засияло ясное безоблачное небо.

   Узкая каменистая дорога, что вела от Анконы к бенедиктинскому монастырю в заливе Портоно́во, причудливо извиваясь, тянулась вдоль моря. Она то ныряла в узкие расщелины, пробираясь вслед за каким-нибудь говорливым ручьём сквозь густые, непроходимые, перевитые колючими ежевичными лианами, заросли фисташки и мирта. То крутым серпантином взбиралась выше – в светлые, насквозь пронизанные солнечными лучами рощи могучих пиний, под раскидистыми кронами которых сочно-алыми гроздьями ещё не успевших опасть ягод празднично светились пышные кусты пирака́нты. То выскакивала к са́мому обрыву, к необъятному, насквозь продуваемому ветром, лазурному простору, где, вцепившись в белый камень мощными корнями, несли свою трудную дозорную службу лишь старые одинокие а́рбуты – корявые, узловатые, с шелушащейся, обожжённой беспощадным солнцем до лохмотьев, красной корой.

   Кардинал Иордано Цеккано, изрядно утомлённый всем этим дорожным разнообразием, пытался дремать, обложившись подушками на заднем сиденье карруки. Дремать особо не получалось – повозка то, словно выпущенный на волю резвый бычок, начинала с грохотом скакать по ухабам и камням, то, как гонимый ветром парусник, скрипя всеми своими суставами, опасно кренилась на крутых откосах, то с шорохом и скрежетом принималась продираться сквозь хватающие её за борта заросли дремучих кустарников.

   Наконец, видимо, устав сама от себя, дорога отлогой зелёной ложбиной соскользнула к морю и... кончилась, превратившись в узкую полоску суши, зажатую между белыми клыкастыми обрывами и серо-голубым водным простором, медленно катящим к берегу ленивые вялые волны. Сразу же остро запахло рыбой и гниющими на солнце водорослями.

   – Подъезжаем, ваша милость, – наклонился к окну карруки начальник стражи.

   Кардинал кивнул.

   Теперь повозка шла ровно, лишь изредка подрагивая от попадающих под колёса камней или толстых веток плавника, когда-то вынесенных штормом на берег. Иордано рискнул привстать и высунуться в окно.

   Справа неожиданно оказалось небольшое округлое озеро, отделённое от моря неширокой каменистой перемычкой. Может, из-за заполняющей его тёмной, почти чёрной воды, а может, из-за нависающего над ним скалистого берега, перевёрнуто отражающегося в неподвижной зеркальной глади, озеро казалось очень глубоким, почти бездонным.

   Ну а впереди, уже совсем рядом, не далее, чем в четверти мили по ходу повозки, в жарких лучах послеполуденного солнца сияло непорочной белизной приземистое, прочно вросшее в прибрежные скалы, здание монастыря, из-за плеча которого выглядывала плоскоголовая башенка церкви Святой Марии, крытая красной терракотовой черепицей...

   Настоятель обители приор Гера́рдо – высокий, статный, не по-монашески загорелый, но по-монашески немногословный – встретил высокого гостя любезно, но несколько настороженно. Он уже знал о переменах, произошедших в Роме, и понимал, что столь стремительный приезд папского легата в отдалённый, ничем не примечательный монастырь мог быть вызван лишь причинами очень серьёзными, если не сказать исключительными.

   Впрочем, если у высокого гостя и была какая-то важная и секретная миссия, торопить события он явно не был намерен. Кардинал не спеша и с аппетитом отобедал, пару часов отдохнул после дальней дороги, после чего направился в церковь, где добросовестно отстоял с монастырской братией весь вечерний молебен. И лишь когда сиреневые сумерки в церковном подкуполье сгустились до непроницаемого мрака и обитель, изрядно пошаркав по каменному полу деревянными подошвами и поскрипев напоследок дверями, отдалась тихому ночному покою, в келью приора заглянул начальник стражи легата и от имени высокого гостя пригласил настоятеля на прогулку.

   Ночь была ясная и тихая. Огромная полная луна низко висела над морем, щедро золотя его спокойную гладь неширокой, но яркой дорожкой.

   Кардинал стоял у самой границы мягко шелестящего прибоя и, заложив руки за спину, обозревал безмятежный ночной простор.

   Начальник стражи оставил настоятеля шагах в десяти от неподвижной фигуры легата.

   – Любуетесь, ваша милость? – негромко спросил приор, останавливаясь рядом с гостем.

   – Да, – не поворачивая головы, растроганным голосом отозвался кардинал. – Божья благодать... Божья... У вас тут, брат Герардо, просто-таки райский уголок. Тишина, покой... Уединение... Можно только позавидовать.

   – Святое место, – согласился настоятель и через паузу добавил: – Намоленное.

   – Да, да... Истинно так... – закивал легат и, повернувшись, неспешно двинулся вдоль кромки воды. – Я сейчас еду из Ари́минума, а до этого побывал в Раве́нне, в Фе́суле. И, ты знаешь, брат Герардо, всюду шум, суета. Какие-то склоки, делёжка вечно какая-то... Я уже не говорю про Рому – там-то жизнь всегда была неспокойная. Чреватая неприятностями... А здесь...

   Кардинал вздохнул и замолчал. Приор подождал продолжения, не дождался и, пройдя ещё несколько шагов вслед за легатом, осторожно озвучил уже полдня висящий в воздухе вопрос:

   – У вас, ваша милость, какое-то дело ко мне?

   – Разумеется, брат Герардо. Разумеется, – тон Иордано Цеккано вдруг резко сменился, он остановился и заговорил сердито, чуть ли не сварливо: – Может, ты полагаешь, что я просто путешествую в своё удовольствие?! Катаюсь тут по вашим отвратительным дорогам, где запросто можно шею себе свернуть?!.. Разумеется, у меня есть дело! И, разумеется, это дело именно к тебе! – кардинал развернулся всем корпусом к собеседнику и, нацелившись в него длинным бледным пальцем, стал сухо и отрывисто задавать вопросы, словно испытывая приора на некоем устном экзамене: – Ты запомнил, брат Герардо, какие города я посетил до приезда сюда?

   – Д-да, ваша милость... – настоятель, поначалу даже слегка опешивший от столь внезапной перемены, произошедшей с гостем, быстро подобрался и стал отвечать кратко и точно, под стать своему собеседнику: – Вы побывали в Равенне, Фесуле и в Ариминуме.

   – Верно. Что, по-твоему, общего во всех этих городах?

   – Общего? Ну, это всё крупные города и... Это центры епархий.

   – И, как ты думаешь, к кому я там заезжал?

   – Полагаю, что к тамошним епископам.

   – Правильно. К кому же ещё. А почему, по-твоему, я не заехал в Анкону?

   Герардо на мгновенье смешался.

   – Ну, потому что... Так ведь нет сейчас в Анконе епископа! Как шесть лет назад святитель Берта́льдо умер, так и не назначили больше никого! Уж не знаю, почему.

   – Я тебе скажу, почему. Потом. А пока ответь мне ещё на один вопрос... Как ты полагаешь, брат Герардо, почему, побывав в Равенне, Фесуле и в Ариминуме у епископов, здесь, в Марка Анконитана, я приехал к тебе, сюда?

   На этот раз пауза перед ответом приора была более длительной.

   – Я... Я не смею судить о ваших намерениях, ваша милость, – настоятель учтиво поклонился гостю. – Но я полагаю, что причина, по которой вы посетили нашу скромную обитель, стоит проделанного вами пути.

   Кардинал фыркнул.

   – А ты умеешь уходить от прямого ответа, брат Герардо! Недаром в Боно́нском университете ты славился как непревзойдённый ритор и логик...

   Герардо вскинул голову.

   – Да-да, брат Герардо, я помню тебя по Бононии. Ты был очень одарённым юношей, очень... хотя и довольно дерзким. Мы даже как-то дрались с тобой. В таверне «Ослиная башня». Хотя ты, скорее всего, этого не помнишь, уж больно ты в тот вечер на шипучее ламбру́ско подналёг.

   Приор теперь смотрел на кардинала во все глаза.

   – Н-нет, отчего же, я... я помню... Я помню вас, ваша милость. Да-да, я помню! Вы тогда уже лиценти́атом были, на «Юстинианов Кодекс» ходили! А мы только-только декреталии начали зубрить!.. Но... – он смешался. – Но драку в «Ослиной башне», вы правы, я начисто не помню.

<=                 =>