Крысолов
Что я могу сказать о несчастных, которые проходят через бесчисленные муки и различные страдания?.. «Кто обречён на смерть – иди на смерть, и кто под меч, – под меч, и кто на голод, – на голод, и кто в плен, – в плен». Жестокий суд, чудовищная казнь, печальное зрелище! Отдаются в пищу птицам небесным, зверям земным, рыбам морским. Увы, увы, увы, горе матерям, которые родили детей несчастных!
Здесь я приведу одно ужасное преступление из времён иудейской осады, которое описал Иосеф.
Некая женщина, состоятельная и благородного происхождения, вместе со всем остальным иерусалимским населением переносила тяготы осады. Всё, что она смогла взять из своего загородного дома, было целиком отобрано захватчиками. Если же какая малость и оставалась от прошлых богатств, всё уходило на ежедневное скудное пропитание, да и то однажды было мародёрами отнято. От всех этих немыслимых мук, от негодования женщину объяло некое безумие, причём настолько, что она сама оскорблениями и бранью подстрекала грабителей убить её. Те же, не идя на это ни от злости, ни из жалости, продолжали грабить её, отнимая у неё даже ту случайную пищу, которую ей удавалось выпросить или которую другие люди из милосердия подавали ей. Голод был столь ужасен, что проник в самое её естество, вызвав исступление и голодную ярость и подталкивая её к наихудшим решениям, противным даже самим законам природы. У неё был грудной младенец, сын, и вот однажды, подняв его пред своими очами, она молвила: «Несчастный! Для кого я тебя защищаю средь войны, голода и свирепых хищников? Даже если есть надежда на то, что ты выживешь, ты попадёшь под гнёт романского рабства. А значит, иди ко мне, мой родненький, стань пищей своей матери, среди прочих безумств стань ещё одной притчей века, которому средь прочих недоставало лишь иудейских страданий». И, произнеся это, тотчас убила своего сына. Затем изжарила его на огне, часть съела, а часть припрятала. И вот, тут же ворвались страждущие, привлечённые запахом жаренного мяса, и, угрожая смертью, потребовали отдать им еду. Тогда она сказала: «Я сохранила для вас лучшую часть» и подала им остатки приготовленного ребёнка. При виде этого вторгшихся охватил ужас, чудовищность происходящего содрогнула их разум, в горле застрял крик. А она, сурово глядя на них, поражая их жестокостью, сказала: «Мой сын – это моя частица, и это преступление – моё. Ешьте, ибо я уже ела того, кого родила. Не будьте святее матери и мягче женщины. Ну а если ваше сострадание вызывает у вас отвращение к этой еде, тогда я продолжу есть то, что уже ела». И тогда они в ужасе удалились, и это была единственная еда, в которой они не смогли отказать матери.