АЛЬФА И ОМЕГА

V

      Через день после отъезда Волхова в пустынь Ланин наткнулся на оставленные им книги и с улыбкой, с книжкою в руке, вышел к жене на кухню.

            - А ты знаешь, где маэстро Олег? – спросил он загадочно. Лена, нарезая красивыми белыми руками лук, подняла на него покрасневшие глаза. – В монастырь ушел!

            - Да ты что? – ахнула она. Волхова она давно знала как одаренного художника, писала о нем в газете, и близкое их с мужем знакомство было ей приятно. – Но как, почему? Это, может быть... Это с иконописью, может, связано?

     - Нет. Думаю, экскурсия пока что. Вряд ли надолго. Впрочем, вполне серьезно... – Он не хотел рассказывать ей всего: она не поняла бы, как надо. – Но каков поворот, а?

            - Да, неожиданно!

            - Он и сам, я думаю, не ожидал.

            Озадачив жену, Ланин вернулся в свою комнату и, листая книги, уже без всякой игривости стал думать о Волхове, о странных вещах, с ним происходивших, и необычности его судьбы. Среди книг оказалось Евангелие, он стал читать. Он и раньше его просматривал, кое-что даже выписывал и помнил. Но прочитанные сейчас отрывки приобрели вдруг неожиданный, слишком понятный и близкий смысл. «Если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же».

            «Да разве не то же говорил ребятам и я? – подумал он удивленно. – Сколько дал, столько получил. Замкнутый круг, кольцо… А хочешь выйти в беспредельность, встань на путь развития, самоотвержения: отдавай, не принимая обратно, отдавай больше, чем получаешь, - безвозмезднно, безвозвратно, беспредельно... Или эта вдова с ее двумя лептами. «Эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела». Разве не о том же мой пример с миллионером и пенсионером?»       

            Неожиданная мысль, что это те же самые энергетические законы, только выраженные другим языком, поразила его. Он начал читать заново, по-настоящему, - читать, перечитывать, вдумываться, - и все больше и все тверже убеждался, что в Евангелии, в заповедях Иисуса изложены фундаментальные законы сохранения, равнодействия и развития энергии. Законы, утверждающие, что, обретая что-то в ущерб другим, мы все более утяжеляем себя и деградируем. А истощаясь ради других - развертываемся и выходим в беспредельность… Совпадение было полное, стопроцентное. А если так, думал, загораясь, Ланин, если энергетический закон и духовный закон Христа – одно и то же, то, без сомнения, и дух, о котором речь в Евангелии, - это абсолютная энергия беспредельности! И противопоставление духа и плоти в христианстве – не вымышленный принцип, а объективное, в самой энергии заложенное противостояние духа и материи, бесконечности и конца!..

            Да разве не ответил на этот главный вопрос сам бог именем своим Иегова: «Я есмь Сущий»? Не то же ли сказал об Отце и Христос: «Бог есть дух»? То есть – неуничтожимая, беспредельная, вечно саморазвивающаяся энергия?

            Ланин не мог сидеть, он встал и начал быстро ходить с Евангелием по комнате, глаза его горели. В мгновение он охватил всю громадность открывшейся ему истины, - она была изумительно, ошеломляюще прекрасна. Он был взволнован, потрясен. В сущности, ничего не изменилось в том, что он знал. Но одно дело – находить и утверждать что-то на свой страх и риск, другое – получить бесспорное подтверждение самого бога.

            - Иди ужинать! – позвала из кухни Лена.

            Она собралась устроиться, как всегда, с тарелкой перед телевизором. Ланин вошел и стал накладывать себе, не замечая, что берет.

            - Знаешь, - сказал он, сияя глазами на черную сковородку, – я сделал открытие!

            Жена, с интересом взглянув, усмехнулась и потупилась.

            - Да ну? Поздравляю.

          - Я серьезно! Понимаешь, эти энергетические законы, что я тебе говорил, один к одному совпадают с заповедями Христа. То есть – совершенно!

            - Так... Но в чем открытие?

            - Ну, как… разве не понятно? Это значит, что законы бога, заповеди, которые две тысячи лет назад дал Христос, и законы, открытые в двадцатом веке физикой, - одни и те же! Наука с ее ограниченным материализмом не признает религии. А религия с ее ограниченным вероисповеданием отвергает науку. Но истина одна, - это истина всебытия, истина абсолютной энергии, или бога! Движение звезд и галактик во вселенной и движение человеческой души происходит по одному закону! По одному! Кант сказал когда-то: меня восхищает звездное небо надо мной и нравственный закон во мне. Так вот, я делаю к Канту добавление: закон неба и закон души – один, и это закон беспредельности!

          - Да ты что одну картошку ешь? – рассмеялась Лена. – Вон котлеты в кастрюле!

            – А... Так вот! Это разве пустяк?

            - Ну, допустим. – Лена задержалась на кухне, прислонясь плечом к двери. – И ты будешь наводить теперь мосты между наукой и религией?

            - Да нет! Но не сказать нельзя. Невозможно обойти Евангелие. Ведь закон этот дан богом задолго до наук. И не просто сказать… - говорил он торопливо, жуя и проглатывая слова, - а показать их энергетическое содержание, смысл! Ведь люди абсолютно не понимают, что закон природы, закон нравственный и закон бога – это одно. Просто слепы!

            - Да и я этого не вижу, - улыбнулась Лена. – Ну, знаю, знаю я это твое: отдавать больше, чем взял... Но это в обществе. А в природе? Пришел, скажем, человек в лес, сам раскорчевал, вспахал, засеял, сам урожай собрал. У кого он что брал? Ни у кого ничего, все сам. Так ему что – тоже отдавать?                 

            Ланин, прищурясь на жену, покрутил головой.

            - Ну, Алена... не ждал от тебя. Да что ж у него своего? Комочек мускулов и тютелька соображения – и всего-то! А земля у него чья? Ну, бог с ней, с землей. И семена откуда взялись, не спрашиваю. Посеял он, допустим, мешок, а собрал шесть. Так вот пять этих сверх – откуда они?

            - Он же трудился.

            - Если б он получил строго за свой труд, то вряд ли и мешок бы имел. Весь этот избыток дала природа, живущая по закону бога, то есть беспредельной энергии! Верующие – те тоже тебе скажут, что в божьем мире живут. Потому-де, что все в нем целесообразно… Так это и козе понятно, что целесообразно, раз трава и козел есть… Но и в преступных, дьявольских действиях тоже все целесообразно, да еще как! Нет, милая! Потому в божьем, что по закону бога он устроен! По закону беспредельности, развития, преобладающей отдачи. Посеял семечко – вырос колос! Завел курицу – получай выводок! – говорил громко Ланин, следуя за женой, уходившей медленно из кухни.

            - Тише ты...  разбудишь! – урезонила его Лена.

            - А ты – отдавать ли... – закончил он сдавленным голосом.

            Она села на диван и защелкала пультом.

            - И не просто отдавать! – прикрыв дверь, негромко, но с напором продолжал Ланин. – А отдавать кровное свое, с лишениями и ущербом! Если хочешь, то и рождается человек на земле для этого - для страдания и преодоления!

            - Вот, вот! Этим ты особенно порадуешь! – засмеялась жена.

            - Да я тут при чем? Терпением стяжайте души ваши, сказал Иисус!

            Она, смеясь, поморщилась и протянула руку к телевизору.

            - Дай кино посмотреть, а?

            Ланин обиженно замолчал.

            - Да... это интересно и, наверное, глубоко, я не спорю… - сказала она, видя, что он насупился. – Но неужели ты станешь заниматься еще и религией? Разве нельзя выразить все философски? Как ты и делал? 

            - Можно, наверное... – неопределенно, глядя на экран, обронил он.

            - Не лезь ты в это... – «болото» хотела она сказать, но замялась. – А то ни то, ни се получится. – Под «получится» она имела в виду научную работу, которую, надеялась, он мог написать. Чутье ей подсказывало, что религиозный уклон – при всей его новомодности – лишь разбавит и ослабит те несколько свежих идей, что у него завелись.

            Ланин, видя, что сериал для нее привлекательней, чем великие его мысли, тихо вернулся в свою комнату и, присев, задумался. Замечания жены не произвели впечатления: о карьере он не думал. Листая задумчиво Евангелие, он стал вчитываться в отдельные строки, и взгляд  его постепенно ожил опять и загорелся. Первый восторг прошел, теперь он жаждал смысла. И чем глубже вникал, тем яснее видел, что энергетические закономерности, им понятые – лишь примитивные схемки против огромного пласта человеческого бытия, высвеченного духовным светом Нового завета. Но был уже ключ к пониманию, и многое, остававшееся раньше незамеченным, оказывалось исполненным значения. Ясно было, что бог гомо сапиенсов, в ризах они или в мантиях, мало похож на действительного бога, пославшего к людям Христа. И хотя верующие и неверующие до сих пор поносят друг друга, какое отношение к реальности духа имеют их гомосные разборки?.. 

            Ланин раскрыл том Фейербаха и прочел отчеркнутые строчки: «Почему бог как моральное существо не может быть положен в основу физики? Потому что он противоречит понятию физики, потому что я могу из морального существа вывести лишь моральные, а не физические законы и принципы». 

            «Что за чушь? – думал он. – А ведь духовенство мыслит так же, как этот материалист, ярый критик религии. Бог – живая беспредельность, абсолютная саморазвивающаяся энергия – сжат в их гомосных мозгах до морального существа! Именно себя руконогие гомосы воображают «образом и подобием» божиим, хотя, по Библии, это лишь «кожаные одежды», в которые облечен низводимый на землю человек. Низводимый не для плотских удовольствий, - для этого достаточно было бы рождаться животным…А чтобы в тяготах и испытаниях научиться быть истинным Человеком… Чтобы, взращивая в самопреодолении силу духа, стать мощной, всепобеждающей и вечно восходящей энергией беспредельности!..»

     Взяв лист бумаги, он стал записывать пришедшую вдруг мысль.

        «Иисус не объяснил, - быстро писал он, - почему удобней верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому - в царство небесное, почему так противно богатство царству духа… А ответ – вот он: чем больше богатство, то есть масса и гравитация, тем плотнее и непреодолимее предел, тем труднее разорвать эту замкнутость… Человек духовный в принципе не может быть богат. А если он богат, то должен стать беден. Это не чья-то прихоть, а энергетический закон, обойти который невозможно. Поощряемая церковью благотворительность богачей – лицемерная видимость благочестия. Можно ублажить церковь, но нельзя обойти закон и подкупить бога. «Не можете, сказал Иисус, служить Богу и маммоне».

            Нагорную проповедь Ланин перечел несколько раз, восхищаясь и волнуясь. Это был не гимн духу, как он думал вначале, но голос самого духа… «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб»… Что это, как не закон равнодействия, закрепленный в Моисеевом законе? Сколько взял, столько отдал. Что заслужил, то получил. Это основа, фундамент. Но и только. Равновесие – замкнутое движение. Крестный путь духа, развертывающийся в беспредельность, начинается с самопреодоления, самоотвержения и самоотдачи. «А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Вот духовный принцип, абсолютно непонятный гомо сапиенсу! Не противиться злому – куда ни шло: ударили - беги прочь, сняли рубашку – ходи в пиджачке… Но нет! Отнюдь не убегай, говорит Иисус, а подставь и другую щеку, а впридачу к отнятой рубашке отдай и пиджачок... Даже для духовенства это только сильный образ, а не конкретное руководство. А это - ясное и конкретное руководство! Но не для тех, понятно, кому оно дико, чудовищно и непосильно, а для человека духовного, решившегося на подвиг следования за Христом. Это он, приняв удар или утрату как справедливое воздаяние, укор и указание свыше, тут же превращает их в самоотдачу, отдавая вдвое против отнятого и утраченного… Только духовный способен на столь высокий подвиг самопреодоления. Так и поступил святой Серафим, бросив пред разбойниками свой топор и готовый отдать, коли на то божья воля, и саму жизнь...  

            «Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я говорю вам: любите врагов ваших»... Вот кредо духа, - восхищался Ланин, - вот оселок, оттачивающий духовность! Мало - не противиться злу, мало - вдвое отдать посягнувшему на тебя, но еще и возлюби врага, как ближнего, как самого себя... С позиции гомоса это совершенно невозможно. Нельзя, говорил Лев Толстой, полюбить и жить интересами другого человека, как нельзя захотеть чихнуть за него. Однако ж человеку духовному, сознающему себя не двуногим с желудком и чохом, а энергией и действием беспредельности, это вполне возможно. Нельзя чихнуть, если того не хочет тело, а тем более чужое тело. Но совершать духовные усилия, когда есть чем совершать их, когда есть эта духовная энергия, - и естественно и необходимо. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его». Ждущие же, что благодатная любовь к ближним и врагам явится им сама собой, как чох, рискуют остаться ни с чем...  

            Почувствовав, как сквозь чистый восторг начинает играть в нем язвительная и веселая ирония, Ланин встал, встряхнулся, прошелся раз-другой и, захватив сигареты, вышел на лоджию. За расписанными морозом стеклами ярко и остро мерцали звезды. Вспомнив рассказ космонавта, что космос не черен, как все думают, а сер от звезд, он потрясенно вздохнул и замер перед невообразимой огромностью мироздания. Вспомнив опять Канта с его «звездным небом и нравственным законом», решил, что тот, как и все, оказался в плену привычного разделения мира и человека, законов естественного и этического, и предрассудок этот жив до сих пор. Вспомнилась чья-то поэтическая метафора о всемирном тяготении как явлении вселенской любви, - и это тоже была красивая ложь… Разве эгоизм гомосов – любовь? Половая и материнская, к семье и отечеству – лишь разновидности любви к себе, материальной гравитации, стягивающей и свертывающей все к центру. Прав поэт, что это единый закон, но он ли движет миром? Все, что подвижно и живо, что развивается, совершенствуется и расцветает, лучась и сияя в этом мире, - явление любви подлинно вселенской, любви-отдачи, любви-света, той энергии беспредельности, которою есть все, что в нем есть, и без которой не было бы абсолютно ничего кроме абсолютного предела – черной пустоты нуля. Да, мир стоит и движется любовью, но это, увы, не всемирное тяготение, а прямо противоположное ему развертывание, развитие, непобедимое и вечное устремление в беспредельность! Именно этот закон всебытия, закон духа, и дал бог людям через Христа в его заповедях. Ни единого слова, мысли, даже намека, противоречившего хоть в чем-то закону беспредельности, не обнаружил Ланин в Евангелии. Но закон этот так же чужд миру гомосов, как развитие чуждо гравитации. Противоборство, крест этих сил, на коем стоит и восходит к своей зрелости мир, - тот же крест, на котором рождается и восходит в мир духа Человек, его энергия беспредельности, усыновляясь абсолютной энергией Бога...

            Сигарета давно потухла, Ланин озяб, но не замечал этого, широко раскрытыми округлившимися глазами уставясь на загадочно подмигивавшие ему звезды. Он приоткрыл окно, выбросил окурок и минуту с наслаждением вдыхал острый морозный воздух, сердцем осязая необъятную, полную звезд бездну. И вдруг почудилось ему, что люди – такие же звездочки: одни еле видны, другие поярче, а некоторые переливаются и сияют, как эта вот, изумрудная, над горизонтом. Но сколько меж ними и вовсе потухших, красных и белых карликов, а то и мертвых чугунных шаров...

            Он закрыл окно и вздохнул, поеживаясь, но все не шел в теплую комнату. «Как странно... – думал он. – Ну, не странно ли, что философ,  так гордившийся научностью и строгой логикой выводов, пытается выразить языком науки принципы религии, ею отвергнутой? Впрочем, что – язык? Разве имеет значение, на каком языке сказать «дважды два – четыре»? И разве так, как говорил с рыбаками и пастухами Иудеи, говорил бы Иисус сейчас, приди он на Землю в век квантовой физики и компьютеров, полетов на Луну и интернета?»

            Он вернулся в комнату и, сев за стол, опять углубился в чтение. Лег уже часу в третьем, но долго не мог уснуть, и это была одна из самых радостных его бессонниц.

<=

=>