Проза
Большой чёрный солдат
Рассказ Валентины который день не выходил у Ковалёва из головы.
– Первый раз он увидел этого солдата за день до смерти. Хотя нет, видел, наверное, и раньше, но мне рассказал накануне кончины, – глядя на Ковалёва сухими глазами говорила Валентина. – Костик на ногах до последнего своего часа был, до последних минут почти.
– И что солдат? – вывел Ковалёв из задумчивости замолчавшую было жену своего школьного друга.
– Да, солдат… Я, конечно же, испугалась. Спрашиваю: «Какой солдат?». «Большой, чёрный, – отвечает, – приходит и заставляет меня делать, что не хочу». А второй раз, уже в день смерти, солдат опять пришёл к нему, вернее, сразу два солдата. Так и сказал: «Ну вот, теперь вдвоём пришли».
Ковалёва растревожил не столько рассказ о последних минутах Костика, хотя Валентина очень ярко, так, что он почти увидел метавшегося по квартире и вдруг замершего в кресле навсегда друга, передала происходившее, сколько этот непонятный вояж загадочного гостя. Проще всего объяснить происходившее можно было предсмертными галлюцинациями больного, но почему-то исподволь в голову лезло другое. Против желания у маловерующего прежде Виктора крепло убеждение, что приходил житель преисподней, кто же ещё будет заставлять человека в последние часы жизни делать то, что ему не хочется.
А где же светлые ангелы? Или умиротворяющий свет, который так много описывают в книгах якобы свидетели подобных явлений? Почему его школьному другу явился этот чёрный солдат, разве Костик был самым большим грешником? Ковалёв помнил его добродушным, совершенно незлобивым человеком, не любившим ссоры и старающимся погасить любой конфликт, свидетелем которого становился даже случайно.
Правда, Костик запивал. Наверное, его можно было назвать запойным алкоголиком. Он уходил в вираж на неделю, иногда и больше. Но выбирался из временного небытия всегда самостоятельно, без медицинских вмешательств, и уж вкалывал тогда с полной отдачей, будто бы заглаживая свой промах. В один из таких моментов его уволили-таки с работы по статье. В период перестроечной безработицы это было серьёзной проблемой. Что Костик был классным специалистом в своей области, сразу было забыто. Обивая напрасно многочисленные пороги, он впервые тогда обратился к Ковалёву. И что?
Он, ставший к тому моменту уважаемым Виктором Алексеевичем, первым секретарём существующего последние месяцы райкома КПСС, изобразил перед бывшим школьным товарищем полное бессилие в решении его проблемы. А ведь мог бы помочь шутя. Опасался, не повредило бы это его дальнейшему служебному продвижению: со дня на день ждал приглашения на новую должность, уже в областной центр. Момент необходимо было использовать, пока вышестоящие приятели могли поспособствовать. Было не до Костика.
Сейчас, вспоминая это, ежился, как от холода. Но полного раскаяния не испытывал, оправдывая себя: в той ситуации один неверный шаг – и сам без работы останешься, каждый за свои поступки должен отвечать. Однако воспоминание тревожило.
В последние годы, даже месяцы, с ним происходили странные вещи. По ночам приходили необычные сны, переносившие его на родину, в места становления и начала успешной карьеры. И был он в этих снах то бригадиром в одном из совхозов, то комсомольским секретарём, а то и вовсе женщиной, оказавшейся в беде. Ситуации в снах всегда складывались сложные, он метался, пытаясь решить их, и просыпался в поту и в полном бессилии от невозможности найти выход. Это и заставило его приехать в родные прежде места, которые давно не посещал. Всё недосуг было.
Решил про себя: раз отправлял его кто-то почти каждую ночь как в командировку в прошлое, значит только здесь и успокоения искать нужно. Поездка, как и сны, оказалась не радостной. Провинциальный городок тихо умирал. Ковалёв насчитал восемь крупных в прошлом предприятий, которых теперь не существовало. Стояли полуразрушенные корпуса, обдуваемые и продуваемые насквозь ветрами, ненужные никому. Закрылся благополучный прежде межхозяйственный лесхоз, еле теплился один из первых в области по оснащённости и передовым технологиям леспромхоз. Виктору Алексеевичу приходилось слышать на различных областных совещаниях, что дела в районах обстоят не лучшим образом. Но он и предположить не мог, что всё настолько плохо.
Зачем он изо дня в день обходил эти рукотворные пепелища, объяснить себе не мог. Что от него, пусть и влиятельного в прошлом человека, пусть и Почетного гражданина этого городка, но теперь пенсионера, зависело? Что он мог изменить и исправить? Разве что запоздало шевелился где-то внутри червячок раскаяния, напоминавший о невыполненных когда-то просьбах земляков. Но даже будь он в своё время отзывчивей, это не спасло бы положения. Так сейчас везде.
Ковалёв уже собирался уезжать, но тут узнал о смерти Костика. Лучше бы он не ходил туда. Эта история с чёрным солдатом совсем выбила его из колеи. Вопросы, на которые не было ответа, потянули его на кладбище. Последний приют одноклассника отыскал благодаря ориентирам, данным Валентиной. Хорошо, что в ограде оказалась скамеечка. От того ли, что разучился ходить пешком, от внутреннего ли опустошения, ноги отказывались его держать. Дорогой подарочный коньяк Ковалёв разливал как деревенский самогон в простые стопари, обнаруженные им здесь же в ограде, – себе и Костику поровну. Впервые за долгие годы ему, осторожничавшему во всём, было безразлично, как он выглядит, кто и что о нём подумает. Он размазывал рукой стекающие слёзы, вслух задавал Костику свои вопросы, запоздало просил прощения.
– Скажи, что ты узнал там такого? Что мне-то делать, чтобы белые ангелы встречали, а не эти… Приснись хотя бы…