ДЕЛО МАСТЕРА
Ковчег.
Бархатный голос с небес огласит приговор,
враз муравейник людской приведя во вращенье.
К станции вовсе не скор –
поезд, пройдя семафор,
двинет к перрону железной пятой Провиденья.
И замелькает в окне
снег станционных огней,
и – неподвижен и нем –
я растворюсь в их круженье.
И, отплывая, во сне,
вдруг осознаю ясней
непостижимую тайну путей сообщенья.
Тараторит, сбивается с ритма колёсный оркестр,
мажутся вскользь по стеклу светофорные раны.
Канул средь тысячи мест,
тот безымянный разъезд,
где разбросали нас стрелки нелепо и странно.
И оттого мне больней,
что равнодушно вполне
в тихой квартире твоей
капает время из крана.
Но обналичив нули
стрелки сойдутся вдали,
так же, как сходятся рельсы и меридианы.
Тесен для текста судьбы моей жизни контекст.
Что мне досужей массовки суды и сужденья?
Если натёр плечи крест,
если заявлен протест
на пережитые чёрные полдни затменья.
Знать бы, что всё сгоряча.
Взять бы – сначала начать.
Вдруг сквозь обиды печать
всё же пробьётся прощенье.
И, утоляя печаль,
лик высветляет свеча
неугасимой надеждою на исцеленье.
Где-то в безбрежье ночей
тихо плывёт твой ковчег.
С каждой минутой прочней
тайная страсть возвращенья.
Только не дай мне во сне
кануть в забвения снег
за безвозвратной чертой полосы отчужденья...
За безвозвратной чертой...
За безвозвратной чертой...
За безвозвратной чертой полосы отчужденья...