Воспоминания Валерия Линкевича
Из книги "В. Дмитриев. Живопись. Графика. Керамика. Коллаж"
Для меня Володя (да простят ценители его творчества!) – не выдающийся художник, а Земляк. Человек, родившийся и выросший на андреапольской земле, впитавший соки её, навсегда запечатлевший внутри себя разноцветную дождевую радугу над родным домом, тепло песчаного откоса Западной Двины, и... хмурое, сочащееся дождём небо над кособокими деревянными окраинами провинциального русского городишки. Много и щедро одаренный талантом видеть и живописать красоту окружающего мира, чувствовать её, он обладал потрясающей, легко ранимой, как у ребёнка, душой.
Идя по жизни, он не мог не соприкасаться со злом и грязью. Зачастую людям, окружавшим его в последние годы жизни, некоторое напряжение в общении с ним, тяжеловесность присыпанных матерком фраз, казались настоящими, подлинными чертами его характера. Но это всего лишь иллюзия. Тот, кто видел Дмитриева за работой – не может не припомнить своего ощущения видения перед собой не диссонирующего с текущей жизнью человека средних лет, а лёгкого, летящего по воздуху юноши, с удивительно чистым взглядом, обращённым куда-то вне этого мира.
Сейчас, почему-то, принято больше вспоминать, кто и чем вручал Володю в часы и дни его скитаний: деньгами, водкой, куском хлеба... Но могу заверить всех, что эти слова и подсчёты – не более, чем сведение дебета и кредита в собственной нашей совести. Для себя – не для него – были эти дары. А он шёл своей дорогой, как паломник-пилигрим вечно нищенской, вечно бродяжьей Руси. Принимая даруемое как должное. Если хотите, как хлеб на этом долгом пути.
Незадолго до смерти мы, совершенно случайно, и вскользь, поговорили о вере. Володя упомянул, не вдаваясь в подробности своих ощущений, о своих поездках в какой-то (какие-то-?) монастырь. Он, в образах своих, в чувствах, в сомнениях и грехах, постепенно, зачастую мучительно, приходил к православию. Всё чаще сюжетами его эскизов и рисунков становились нищие, юродивые, ангелы... Купола церквей в этих его работах не являются частью пейзажа. Скорее, прописанный (как прочерченный!) ландшафт дополняет заключённую им в очертании храма идею. Могу сказать, что во время нашей тогдашней беседы (а год был 2004-й) я был менее подготовлен к воцерковлению, нежели он.
...Прошагав свой жизненный круг, он вернулся на Родину, под шелестящие ветви милых его сердцу андреапольских берёзок. Мне уже пришлось слышать мнение одного человека, знавшего нашего художника, о том, что могила Дмитриева должна стать местом
паломничества ценителей его творчества. Но знаю точно, что самому Володе вряд ли понравилась бы идея сделать из него идола. Уйдя от нас, подобно нищему Лазарю, он оставил нам всё, что мог и хотел оставить. Как мы распорядимся его памятью – зависит только от нас.
«Бог не есть Бог мёртвых, но живых». Так сказано в напоминание о связи миров. Наверное, Володя всё же не написал Главную картину своей жизни (но, теперь почти уверен, что её замысел зрел в его душе!). Тем ценнее то, что досталось в наследие оставшимся на Земле. Запечатлённые в холстах и на бумаге фрагментики его души – дар куда более щедрый, совершенно неравноценный в сравнении с теми копейками, которыми из рук человеческих, одновременно глумясь, потчевал Володю окружающий мир. Дар любви.
В. Линкевич