Мотовозик до Жукопы
Легкий и невесомый, он приближался к берегу странного острова, едва виднеющемуся в почти абсолютной темноте. Бесшумно скользя над сконцентрированным до густоты воды мраком, не понимая, движется ли тело само по себе или его несет неведомая лодка, человек чувствовал, что ему ужасно не хочется оказаться там, куда он направляется. Ни лучика света, ни искорки радости не было в этом мире – только не передаваемая словами скорбь наполняла, окутывала и пронизывала насквозь окружающее пространство. То, что он вначале принял за деревья, оказалось бесконечными потоками вселенской скорби, изливаемой невидимыми черными плакальщицами в глубокую пустоту. Мир был наполнен гнетущим и давящим плачем. Плачем обо всем безвременно ушедшем, обо всем безвозвратно потерянном, обо всем, что невозможно вернуть. Голоса, призванные вечно изливать человеческую боль, выворачивали наизнанку, рвали душу на части, заставляли трепетать каждый ее лоскуток, причиняя почти физические страдания. Это был невыносимый, страшный мир. Человек сопротивлялся...
Он очнулся от холода, его трясло. С севера тянул колючий ветерок, тумана не было, и сверху, бесконечными тысячами мерцающих глаз на него смотрела бездонная чаша неба. Невдалеке кричала женщина, она кого-то искала, монотонно повторяя одну и ту же непонятную фразу. Человек попытался подняться, но не смог. Так он пролежал много минут, а голос все звал и звал. Человек закрыл уши руками – зов утих, но не прекратился, только слова стали еще неразборчивее. Он закрыл глаза, и кто-то темный и грузный вынырнул из мрака, пытаясь ухватить его за ногу. Он выхватил нож, и к женскому голосу добавился мужской, отвечая откуда-то издалека.
...Так он и провел эту ночь, дрожа от страха и холода, до той поры, покуда не засерел восток, покуда не осознал, что это кровь шумит и пульсирует в голове, создавая в распаленном мозгу фантастические иллюзии... Тогда, прижав к груди посиневшими руками свой нож, он забылся в тяжелом сне, в тревожном беспамятстве.
Оторвав у жука лапки, ребенок быстро теряет интерес к беспомощному существу...
Моросил дождь. Серые капли беспрерывно сыпались из нависшего над болотом холодного неба, наполняя окружающий мир тоской и унынием. Нет солнца – не искрятся в ярких лучах капельки на иголках корявых сосенок, не свистит синичка, вечная спутница человека, не стрекочет в марях вездесущая сойка.
Человек очнулся, поднял голову, всматриваясь в опять изменившийся мир. На осунувшемся, побледневшем лице висели прилипшие светло-зеленые ниточки мха.
– Надо идти, – вяло прошептал человек, обращаясь одновременно и к себе, и к свинцовому небу и к раскисшему болоту.
Прошептал и пополз, не разбирая дороги, не находя ориентиров. Где-то вдалеке, на его пути, скрытые пеленой дождя, возвышались лесистые острова, за которыми раскинулись бесчисленные блюдца чистой воды с отражающимися в них облаками...
Медленно и лениво из-за серой пелены тумана, из-за изгрызенной ветрами темной стены леса выкатывался всевидящий, красный глаз солнца. И под первыми лучами этого солнца, раздвинулась, заискрилась болотная даль. Синяя даль, в которой на моховых полянах зреет на удивление крупная и сладкая клюква, в которой под разноцветными мхами петляют невидимые реки, в которой под нависшими зыбкими берегами коварных окнищ живут черные рыбы, никогда не видевшие сетей.