На картах не значится
Утром первого января я решил навестить своих друзей - холостяков и поздравить их с праздником. Всё-таки предыдущие четыре Новых года мы встречали вместе, и этот кусок жизни был мне памятен и будил в душе тёплые воспоминания.
Захватив заранее припасённую бутылку шампанского, я отправился по хорошо знакомому мне адресу. На тот момент в нашей трёхкомнатной квартире проживало - каждый в своей комнате - трое оставшихся холостяков; все остальные переженились Час был уже не ранний, день близился к обеду, и я не без основания полагал, что мои друзья уже проснулись после весёлых ночных гуляний.
Удивляться я начал ещё в подъезде. Дверь знакомой мне квартиры была вырвана из косяков, как говорится - «с мясом», и стояла просто прислонённая к дверному проёму. Накладной замок висел на двух погнутых шурупах. Я подивился увиденному, ибо хорошо знал, что дверь в нашу квартиру, если дома был кто-нибудь из хозяев, никогда не запиралась, а стало быть, ломали её, когда в квартире было пусто. Почему в новогоднюю ночь в квартире было пусто? И главное, - кто ломал?!
Я протиснулся мимо покорёженной двери и очутился в квартире. В открытой подъездному холоду, совершенно выстывшей прихожей горел свет. В глаза мне бросился лежащий под вешалкой, качественно поломанный стул и белые женские сапоги, одиноко торчащие из россыпи мужской обуви. «Эге! - подумал я, глядя на сапоги. - А гости-то ещё не все разошлись!..»
Я повернул налево, заглянул на кухню... и присвистнул. Кухня выглядела так, как будто в ней взорвалась граната: стол был сдвинут с места; плита косо висела на электрическом шнуре, воткнутом в розетку; весь пол был усеян углём, окурками и растоптанным печеньем; угольный ящик был опрокинут, одна из его боковых стенок разбита в щепки. На полу возле титана отчётливо виднелись какие-то подозрительные бурые пятна, очень напоминающие кровь. «Этого ещё не хватало!..» - мелькнуло у меня в голове. Но больше всего меня поразила кухонная раковина. Она была сорвана с креплений, свёрнута вместе с водопроводной и сливной трубами набок и лежала на полу. Я почесал в затылке и вернулся в прихожую.
Дверь в комнату Лёхи Суханова, в ту самую комнату, из которой мы когда-то с помощью ломов изгоняли ледник, была плотно закрыта, в комнате было тихо. «Понятно, - подумал я, - Лёха ещё дрыхнет». Я прошёл дальше - в зал...
Здесь ещё совсем недавно жил и я вместе с моим соседом по комнате Серёгой Гасаном. Комната была проходная, и мы с Серёгой, как могли, переоборудовали её: часть помещения возле двери отгородили шкафом, а оставшийся проход закрыли модным в ту пору бамбуковым занавесом. Получилось что-то типа импровизированного тамбура, и комната почти перестала быть проходной. Во всяком случае, не просунув голову сквозь висящие, сухо постукивающие при каждом прикосновении, бамбуковые стебли, разобрать, что происходит в комнате, было затруднительно...
Под ногами хрустнуло. Я посмотрел вниз и увидел возле стены осколки от бутылки шампанского. Бутылочное горлышко лежало тут же - с пробкой и нетронутой фольгой, что говорило о том, что разбившаяся бутылка была полной. Потёки на стене, обширное мокрое пятно на обоях и крупная выбоина в штукатурке на уровне головы не оставляли сомнения в том, что бутылка была не просто уронена на пол, а брошена из комнаты сквозь бамбуковый занавес. Брошена она была, судя по глубине выбоины, с чудовищной силой, и оставалось только порадоваться тому, что бросок не достиг цели, иначе тут же, под стеной, наверняка лежало бы щедро политое «советским полусладким», бездыханное тело. После увиденного просовывать голову сквозь бамбуковую занавесь и смотреть, что же происходит в полутёмной, наглухо зашторенной комнате, мне как-то расхотелось. Я, стараясь не шуметь, на цыпочках проследовал дальше и свернул направо - в комнату Саньки Дамрина.
Гуляли здесь. Посреди комнаты стоял разгромленный стол, а в помещении висел тот самый, знакомый всем когда- либо жившим в общежитии, тошнотворный утренний «аромат», сотканный из запахов прокисшего майонеза, водочного перегара и потушенных в томатном соусе сигаретных окурков - «бычков в томате». Гуляли явно с размахом: пол был засыпан осколками битой посуды; вдоль плинтусов валялись куски хлеба, колбасы и ещё каких-то холодных закусок; на обоях проступали многочисленные неопрятные жирные пятна. Стол был весь завален грязной посудой и объедками. А посреди разгрома, прямо в центре стола, стоял совершенно нетронутый шикарный бисквитно-кремовый торт, в который - внимание! - были воткнуты ножками вниз четыре фужера. На одном из них отчётливо виднелись обильные следы губной помады. Пятый фужер - с отломанной ножкой - лежал тут же на столе; шестой - в виде мелких стеклянных осколков - под одним из стульев. Я приблизился к столу и выдернул один из фужеров из торта - стеклянная пятка фужера была отломана.
- Ну, и кто мне ответит - что здесь, в конце концов, произошло? - громко вопросил я.
При звуках моего голоса на кровати, стоявшей возле окна, произошло некоторое шевеление и из-под одеяла вынырнула нечёсаная голова хозяина комнаты.
- А-а, это ты... - оглядев пространство, хрипло сказала голова. - Ты как здесь?