Рокировка
Иван подошёл к нему, когда Дёник, стоя за воротами, пытался лизнуть пыльно-кровавую ссадину на правом локте.
– Ого!.. – уважительно сказал Иван. – Боевая рана... Давай беги домой, промой под краном и прижги йодом.
– Мамка до шести на работе, – возразил Дёник, – а я без ключа... Да ладно, чего там...
– Никаких «чего там»! Если йодом не прижечь – может столбняк случиться... Пошли ко мне.
Дёник не знал, что такое «столбняк», но слово звучало пугающе, и он послушно потопал вслед за Иваном.
– Зовут-то тебя как? – по дороге спросил Иван.
– Дёник, – сказал Дёник и сразу же поправился: – Денис!
– Молодец, Денис! – похвалил Иван. – Ты на воротах-то где так стоять научился?
Дёник зарделся.
– Да я это... Само как-то...
– Понятно... – Иван переменил тему: – Ты говоришь – мать на работе, а отец?
– А отца у меня нет, – легко ответил Дёник.
– Совсем? А где он?
– Ага... А не было никогда... Мы с мамкой – вдвоём.
– ...Вот и у меня... – помолчав, тихо сказал Иван. – Только он у меня – был... А теперь вот – нету.
Наверное, тогда и началась дружба лопоухого, легкомысленного и жизнерадостного первоклашки и целеустремлённого, серьёзного не по годам, семиклассника.
Дёник стал верным «оруженосцем» Ивана. Товарищи Ивана поначалу над ним подшучивали, но Иван к дружбе, как и ко всему в жизни, относился очень серьёзно и на шутки и подначивания внимания не обращал, и все окружающие постепенно привыкли, что рядом с Иваном всегда вьётся, готовый по первой просьбе выполнить любое Иваново поручение, тонконогий лопоухий пацанёнок. А вскоре все стали воспринимать Дёника не иначе, как Иванова младшего братишку, тем более что были они и внешне слегка похожи: оба русоволосые, круглолицые с курносыми носами; глаза только у «братьев» были разные, у Ивана – тёмно-карие, почти чёрные, а у Дёника – зелёные. Вскоре познакомились и подружились и матери «братьев» – Иванова «тётя Галя» и Дёникова Лидия Петровна, как её неизменно называл вежливый Иван. Тётя Галя искренне полюбила Дёника, вероятно увидев в нём образ столь желанного, но, увы, так и не реализованного второго ребёнка, а мама Дёника была очень довольна тем, что теперь за её сорванцом присматривает серьёзный и строгий Иван, слово которого для Дёника было законом, и который стал для Дёника чем-то средним между отцом и старшим братом...
Отца у Дениса, в полном смысле этого слова, действительно не было – в соответствующей графе в метриках стоял прочерк, а на все Дёниковы расспросы мать неизменно отвечала: «Тебе что, со мной плохо?», на что Дёник всегда так же неизменно отвечал: «Мне с тобой – хорошо!..». При получении паспорта в графу «отчество» он по просьбе матери вписал «Олегович» – в честь её, незадолго до этого умершего, отца – его – Дениса – дедушки. И только во взрослом возрасте, уже будучи курсантом, Денис узнал от матери, что был зачат в результате искусственного оплодотворения. «А ну их всех, дураков! – сказала ему тогда мать. – Наелась я этими женихами в юности досыта... А так – быстро и спокойно...».
Иван же потерял отца, когда был в шестом классе – тот был спецназовцем и погиб в одной из командировок на Северный Кавказ. Вдове – матери Ивана – вручили краповый берет и орден Мужества, которым её муж был награждён посмертно. Поэтому для Ивана всё было ясно с двенадцати лет. Он чётко и целеустремлённо шёл по стопам отца, заранее готовя себя к непростой службе в спецназе. К выпуску из школы он был мастером спорта по самбо и имел перворазрядные результаты ещё в нескольких видах спорта. В Рязанское десантное поступил легко, также легко учился, а по выпуску – по рекомендациям сослуживцев отца – попал в ведомство Внешней разведки.
Именно он через несколько лет «вытянул» в это же ведомство и недавнего выпускника академии МВД, рядового следователя-оперативника Дениса Максимова...
Всё это Денис вспомнил сейчас, сидя за рабочим столом в своём импровизированном кабинете, под который был спешно переоборудован одноместный номер в одном из закрытых пансионатов под Новосибирском. Обстановка кабинета была вполне спартанской: стенной шкаф; стеллаж с литературой; намертво «пришитый» к стене шлямбурами сейф; узкая кровать у окна, сквозь жалюзи которого пробивалось, ослепительными полосками линея голую стену над кроватью, прячущееся за углом утреннее солнце; канцелярский – жёлтого дерева – стол с блоком офис-компа возле одной из тумб, а на столе...
А на столе перед ним были разложены вещи Ивана, а точнее – вещи «Симона» – то немногое, что удалось «выхватить» оперативникам буквально из-под носа службы безопасности «Джи-Ай-Ти» из квартиры, в которой проживал в Тасиилаке «Симон».
«Посмотри... – сказал ему шеф. – Вы были друзьями. Может, что увидишь... Мы ничего не нашли, никаких зацепок...».
Вот он и смотрел. Вещей было немного: жёсткий диск из офис-компа, несколько инфо-кубиков, ежедневник, кожаное портмоне, магнитный ключ, солнцезащитные очки.
«Эх, Иван, Иван... – думал Денис – Как же ты так?.. На чём же ты «сгорел»?.. Что они сделали с тобой?.. И как теперь будет тётя Галя?..».
Денис, в отличие от руководства Центра, с порога и начисто отверг возможность перевербовки «Симона». Он слишком хорошо знал Ивана, его прямолинейность и непримиримость, его честность и готовность к борьбе до последней возможности. «Его уже нет, Сергей Рудольфович, – сказал он тогда шефу. – Вы можете быть в этом уверенным на все ваши двести процентов... Они могли взять у Ивана информацию только вместе с жизнью...».
Всю «электронику» Денис сразу же отодвинул в сторону. «Никогда ничего ценного не доверяй компьютеру, – учил его когда-то Иван. – Компьютер – самая уязвимая вещь. Это всё равно, что хранить деньги в сейфе, задняя стенка которого выходит на улицу, да к тому же снабжена несколькими легко открывающимися окошками...». Денис пододвинул к себе и раскрыл ежедневник. В ежедневнике все страницы, кроме двух, исписанных твёрдым и ровным почерком Ивана, оказались девственно чистыми. Денис вернулся в начало. Записи были как записи – вполне уместные для ежедневника: пара адресов, телефоны, списки покупок, какие-то расчёты... Здесь не было, да и не могло быть ничего интересного, к тому же всё это, наверняка, тщательно и неоднократно проверяли и анализировали ребята из аналитического отдела, а они в этих вопросах – доки, и ему – Денису – тут сто очков вперёд дадут. Нет. Искать надо было там, где никто, кроме него, искать бы не стал. И Денис взял в руки портмоне...
Однажды, когда Денис был ещё курсантом и приехал домой на зимние каникулы, он встретил Ивана, который тоже оказался дома после одной из очередных своих «командировок». Несмотря на февраль, Иван был загорел до шоколадности. «Ты откуда такой?! – изумился Денис. – Ты где это так обуглился?..». «Там!.. – обняв его одной рукой за плечи и делая широкий жест другой, мечтательно ответствовал Иван. – Там, где шумит зеленый бамбук, где растёт дикая слива, и шестеро медвежат кричат ″Хо!″ и валятся на спину... Вот, – уже буднично продолжил он, – начальство дало две недели на ″отбеливание″. Пока – говорят – не станешь белым человеком – на глаза не показывайся... Не иначе как хотят заслать теперь куда-нибудь к белым медведям... Или – к пингвинам... Пью теперь литрами какую-то гадость и каждый день хожу в косметический салон, как проститутка...». Они провели в родном городе несколько весёлых дней, пока Ивана, так до конца ещё и не побелевшего, «выдернули»-таки в Москву, «пред светлы очи начальства строгого, но справедлигого...».