Пробуждение

   Он вернулся в кухню и, подсев к столу, решительно снял с тарелки пузатенькую крышечку...

   ...Одевать после столь роскошного завтрака затёртые джинсы и разношенный свитерок как-то не хотелось. Хотелось праздника. В том числе и в одежде. И Толик, настежь распахнув створки шкафа, снял с плечиков свой лучший – тёмно-серый с металлическим отливом – костюм. «Эх! Однова живём!..» – настроенный двумя бокалами «Кинзмараули» на бесшабашный лад, подумал Толик, бережно оглаживая прохладную ткань костюма. Рубашку под костюм он выбрал нежно-голубую, а из галстуков – остановился на ярко-синем в белую полоску. Экипировавшись таким образом и придирчиво осмотрев себя в зеркало, Толик подмигнул своему отражению и, взяв с трюмо чёрную кожаную папочку, двинулся к дверям.

   Неспешно выйдя из квартиры, он пружинисто стал спускался по лестнице, насвистывая про себя что-то игриво-бесшабашное и похлопывая папкой по перилам. Настроение было прекрасное, даже, можно сказать, – несколько озорное. Хотелось, например, папочкой по перилам не похлопывать, а напротив, взяв эту самую папочку подмышку, по упомянутым перилам взять и съехать. Внаглую. На попе. Толик даже заозирался на дверные глазки, необоснованно подозревая за ними многочисленных любопытных соглядатаев. «Ладно. Не будем... – миролюбиво решил он. – Не поймут. Облико морале, понимаешь... Да и брюки жалко...». Он машинально посмотрел на свои брюки... и чуть не загремел по ступенькам. Брюк не было!

   Не в том смысле, что брюк не было вообще – не было брюк от костюма. Ниже серо-стальных, стильно закруглённых по недавней моде, пол пиджака, на ногах присутствовали мятые пижамные штаны в похабную жёлто-коричневую вертикальную полоску. Из-под штанов нагло выглядывали разношенные до ветхости шлёпанцы. Причём шлёпанцы явно были женские – нежно-розовые, с умело вышитыми на носах шаловливо-весёлыми поросячьими мордочками.

   Толика, впрочем, больше поразило не столько отсутствие на ногах брюк, сколько присутствие там же пошлых пижамных штанов – отродясь не было у него никакой пижамы, терпеть он пижам не мог, и однажды осторожно начатый Жанной Михайловной разговор на эту тему был, помнится,  Толиком сразу же и самым решительным образом пресечён. А тут – на тебе!..

   Некоторое время Толик топтался на площадке первого этажа, не зная, что предпринять. Возвращаться – смерть как не хотелось, идти в таком... м-м... разностильном виде на работу... – сами понимаете... Бесшабашное «кинзмараульное» настроение впрочем, никуда не улетучившись, решительно толкало хозяина к экстравагантным и даже – более того – эпатажным поступкам. «А наплевать!..» – принял смелое решение Толик и, в последний раз громко хлопнув папкой по перилам, резво сбежал вниз по оставшемуся пролёту лестницы.

   Внизу, как всегда, царил густой полумрак – окон в вестибюле не было, а лампочки кто-то с завидным постоянством не то бил, не то самым наглым образом выкручивал. «Руки уродам выкрутить!..» – свирепо подумал Толик, тем не менее привычно шагая в темноту и ориентируясь на красный глазок кнопки-лампы магнитного замка. До дверей было метров пять-шесть, но он прошёл – слепо таращась во мрак, осторожно ставя ноги и вытянув вперёд свободную руку, – шагов двадцать, не меньше, и уже начал было всерьёз беспокоиться, но тут пальцы его наткнулись на гладкий и холодный дверной металл. Толик выдохнул и надавил на кнопку замка. Однако вместо привычного однотонного писка, дверь отреагировала громким змеиным шипением и, скользнув по невидимым пазам, стремительно ушла в сторону – в стену. Толик, положивший для себя ничему уже в это утро не удивляться, всё-таки обалдел – двора за дверью не было!..

   Вместо привычных чахлых кустов, покосившегося «мухомора» песочницы и разномастного стада припаркованных где попало автомобилей, на Толика во всей своей красе и величественности смотрел Большой Космос. Из Космоса дохнуло горячим теплом и резиновым –  «метрополитенным» – запахом. Толик, упёршись тапочкой в жёсткое ребро дверного комингса, осторожно выглянул наружу. Вид, прямо сказать, открывался – что надо! Жемчужными гроздьями сверкали ожерелья и россыпи созвездий. Грозно клубились сиреневые кляксы туманностей. Мрачно дышали ледяной пустотой зловещие провалы глобул. А через весь небосвод – яростно полыхающим, ослепительно искрящимся мостом – мощно пролегала чудовищная громада Галактики...

   Но красота красотой, а на работу опаздывать было не гоже. Среди блескучей звёздной мишуры глаз Толика привычно отыскал знакомые контуры Большой Медведицы. Найдя Полярную звезду, Толик прикинул нужное направление. Двигаться надо было как раз в «межножие» Ориона – между Саифом и Ригелем. Нырять, однако, в космическую пучину было попервоначалу как-то жутковато. «Попутчика бы...» – нерешительно оглядываясь, подумал Толик, и тут из соседнего подъезда вынырнула и уверенно заработала мимо него размашистым кролем Танька Железнова – хорошая подруга его жены, на которую Толик... нет, не то чтобы засматривался, но... в общем, из виду не упускал, впрочем ни на что особо не надеясь и никаких поползновений в её сторону не предпринимая. На Таньке была свободная сине-зелёная блузка и джинсовая мини-юбка. Аппетитнейшие загорелые Танькины ноги, умело молотя безвоздушную среду, стремительно проплыли перед глазами Толика. Толик схватил папку в зубы и смело сиганул следом.

   Плыть, на удивление, оказалось нелегко. Безвоздушная среда, вопреки ожиданиям, оказывала вполне ощутимое, вязко-упругое сопротивление. Толик выбрал экономичный брасс и развернулся в кильватер Железновой. Открывшийся вид заставил его с удвоенной силой заработать конечностями. «Тапочки бы не потерять...» – запоздало подумал Толик, сжимая зубами папку и по-лягушачьи загребая ногами...

   – Севрюгин, ну ты будешь сегодня вставать или нет?!..

   Толик вскинулся и сел в кровати, очумело вертя головой.

   – Горюшко моё, опять небось до трёх в Интернете сидел? – жена стояла в дверях и смотрела на него со смесью жалости и укоризны.

   – До четырёх, – хрипло уточнил Севрюгин и откашлялся.

   – Свихнёшься ты когда-нибудь со своим компьютером! – Жанна прошла в комнату и, скинув халат, быстро и деловито принялась одеваться – на работу. – Разве ж можно так над собственным организмом издеваться?!

   – Обязательно... – невнятно и невпопад ответил Толик.

   Он, кряхтя, сполз с кровати, нащупал ногами тапочки и, позёвывая и почёсываясь, отправился совершать утренний туалет...

   Конечно, как и следовало ожидать, никакой жёлтой щётки в стакане не оказалось.

   «Микму» же свою Толик даже не успел толком распаковать – он только ещё расстёгивал молнию на боку футляра, как пахнуло оттуда на него давешним горелым – тошновато-маслянисто-приторным, отчего у него сразу же запершило в горле и защекотало в носу. Толик торопливо сунул футляр с бритвой в шкафчик и, обречённо вздохнув, достал с верхней полки прозрачный дорожный несессер со столь ненавистными ему «мыльно-рыльными» бритвенными принадлежностями.

   «Бритву теперь покупай... – намыливая щёки, вяло размышлял Толик. – А что! Куплю какой-нибудь «Браун» навороченный... Нет! Жанку попрошу – пусть подарит. Двадцатого как раз годовщина свадьбы – вот пусть и расстарается... Любимому мужу, так сказать, в день сколько-там-летия совместной жизни... А сколько это уже будет?.. Почитай семнадцать годков. Неужели уже семнадцать?!..»...

   – Ну всё, Севрюгин, я убежала... – жена – при полном параде – стремительно возникла в дверях ванной комнаты. – Завтрак на столе. Не забудь выпить «алмагель»... И не опаздывай!

   Она чмокнула мужа в свежепобритую щёку, стёрла пальцами помадный след и пахнув напоследок целым букетом  дорогих парфюмерных ароматов, исчезла.

   Севрюгин машинально потёр высочайше обласканную ланиту, скептически оглядел другую – с висящими по низу скулы лохмотьями пены – и, заранее страдальчески сморщившись, принялся скоблить подбородок...

   Жанна уезжала на работу к восьми. Толику необходимо было быть в издательстве в девять. Рабочий день в «конторе» жены начинался тоже в девять, но Жанна Михайловна положила для себя за правило приходить на работу за час до официального начала рабочего дня. Дабы «не торописа и не волноваса». И дабы к приходу подчинённых и – главное! – начальства быть во всеоружии и настороже. Толик периодически посмеивался над трудоголизмом своей благоверной, но головой понимал, что, пожалуй, именно феноменальная работоспособность супруги, вкупе с её острым умом и деловой хваткой, позволили обыкновенной «безблатовой» провинциалке пробиться из рядовых операторов ЭВМ в начальники ведущего отдела крупного питерского НИИ...

<=

=>