Пробуждение
На этот раз Рорт молчал чуть ли не минуту.
– Это был человек... – наконец ответил он и, подумав, добавил: – Хороший человек... Связной. Он работал на нас.
Севрюгин стиснул зубы. Картина с распластавшимся на мокром асфальте телом опять со всей отчётливостью всплыла перед его глазами.
– ...Суровые ребята против вас действуют, – наконец, покачав головой, подытожил он.
– Да, – согласился Рорт. – Жестокие... Но мы отвечаем. Стараемся отвечать, – уточнил он. – ...Симметрично.
Толик покосился в сторону чана с торчащими ногами и поспешно переменил тему:
– Стало быть, вы – защитники слабых и угнетённых... Стоящие, так сказать, «над пропастью, во ржи»... Прогрессоры... Ты знаешь, что такое «прогрессор»? Хотя вряд ли, откуда?
– Знаю, – сказал Рорт. – Могу сказать больше. Я знаю человека, который это придумал. Этот термин. Мы встречались... – он помолчал, потом добавил: – Давно.
– Точно! – Толик хлопнул себя по лбу грязной пятернёй. – Так это с тебя он срисовал Голована? Ты ведь ему тоже небось эту пародию на сенбернара демонстрировал?
– Срисовал?.. Пародию?.. – Рорт был явно озадачен. – Наверное, – в конце концов, согласился он. – Только он там всё перепутал.
Толик покрутил перед носом пса пальцем:
– Но-но! «Перепутал»... Много ты понимаешь!.. Он не перепутал. Он нафантазировал. Он же – фантаст, писатель!
– Может быть... – Рорт не стал спорить. – Только всё сложнее. Гораздо... – он помолчал. – И страшнее... Вы подошли к самому краю. Близко... Ещё только шаг...
В словах инопланетянина Толику послышалась безысходная усталость.
– Послушай... – сказал он Рорту. – Да не заморачивайся ты так. Не бери близко к сердцу... – ему вдруг захотелось потрепать пса по могучей холке. – А может, Я смогу чем-то помочь?.. – он вдруг загорелся. – Точно! Возьми меня в помощники! Вам ведь нужны сотрудники среди людей. Сборщики информации, обработчики данных... Те же связные... Ну, или там, технические работники, обслуживающий персонал. В общем, исполнители. Раз уж я влез во всё это дело... Тайну хранить я умею, ты знаешь. Лишние руки ведь не помешают. Да и голова. Плечом к плечу и всё такое. А?..
И снова Рорт долго молчал.
– Дело воина – сражаться, – наконец произнёс он. – Дело писателя – писать... Каждый должен быть на своём месте... Исполнителей всегда много. Мало творцов.
– Эк тебя! – удивился Толик. – Да ты, брат, – философ! Такие сентенции выдаёшь!
– Брат?.. – Рорт посмотрел на Севрюгина, как самый настоящий пёс – наклонив голову на бок. – Ты сказал – брат?
Толик почему-то смутился.
– Да это я так, фигурально...
Пёс улыбнулся:
– Ты интересный.
– Ой! – сказал Толик. – Не делай так больше.
– Что? – не понял Рорт.
– Улыбка... – пояснил Толик. – Не надо улыбаться. Собаки не улыбаются.
– Собаки и не говорят, – логично возразил Рорт.
– Да... Но только вот это... – Толик изобразил, – Это не улыбка. Это... Реклама зубных протезов какая-то. Годится детей от сахарницы отпугивать.
– Я понял... – сказал Рорт. – Хорошо. Не буду.
– Ладно... – Севрюгин подтянул под себя ноги. – Шутки шутками, а надо как-то выбираться отсюда... У тебя летающая тарелка случайно за углом не стоит? А то, понимаешь, моя с утра что-то забарахлила. Искра, понимаешь, куда-то всё время уходит, едри её за ногу...
Он ухватился за станину и попытался подняться. Его мотнуло. В ушах поплыл звон, перед глазами заплясали разноцветные мушки. Опять подкатилась тошнота. Толик закрыл глаза и замер.
– Подожди!.. – услышал он голос Рорта. – Сядь!
Толик поспешно плюхнулся на место.
– Чего это? – несколько испуганно спросил он.
– Реакция на препарат, – пояснил Рорт. – Может длиться до двух суток.
– Ни хрена себе! – возмутился Толик. – Это что ж, мне здесь двое суток?.. – он не договорил, потому что, открыв глаза, увидел перед собой водящих хоровод остроухих сенбернаров. – Ох, мамонька... – застонал он, вновь поспешно зажмуриваясь. – Роди ты меня обратно!
– Спокойно!.. – голос Рорта плавал, то отдаляясь, то приближаясь опять. – Спокойно... Расслабься. Я помогу.
Толик почувствовал на своём лице горячее дуновение.
– Сейчас... – сказал Рорт. – Не открывай глаза. Сейчас станет легче... Сейчас...
– Только не вздумай лизаться, – предупредил Толик. – С детства терпеть не могу слюнявых собак.
Он всё-таки не выдержал и приоткрыл один глаз, но ничего, кроме плотного розового тумана, в котором двигались какие-то размытые тени, не увидел. Откуда-то ему в лицо теперь постоянно дул упругий горячий ветер.
– Сейчас ты уснёшь, – услышал он голос Рорта, – а когда проснёшься...
– То всё забуду?! – разочарованно спросил Толик.
– Зачем?.. – споткнулся о вопрос Рорт. – Впрочем, не знаю... Как хочешь.
В голосе инопланетянина Толику почудилась обида.
– Прости, – сказал он. – Прости... Это я так. Продолжай, пожалуйста.
Рорт помолчал.
– Когда ты проснёшься, тебе будет лучше, – после паузы произнёс он. – Я нейтрализую действие препарата.
Горячий ветер уже обжигал Толику щёки и шумел в ушах.
– Мы ещё увидимся? – сквозь неодолимо наваливающуюся сонливость спросил он.
– Кто знает... – сказал Рорт издалека. – Мир тесен... Он гораздо тесней, чем ты думаешь.
– Мир тесен... – пробормотал Толик; огромные качели оторвали его от земли и понесли куда-то вверх и вперёд. – Мир тесен... Мы ещё встретимся... Он улетел, но обещал вернуться...
Уже не просто ветер, а горячий шквал, неистовый ураган подхватил его, словно невесомую песчинку, и, оглушительно нашёптывая, свистя и клокоча, понёс вперёд, разгоняясь всё быстрее, забираясь всё выше, а потом ещё выше, и ещё... А Толик стоял, широко расставив ноги, уперев горячие босые ступни в сухие и гладкие, прогретые доски палубы, ухватившись горячими ладонями за шершавые, упруго дрожащие ванты, и неотрывно смотрел вперёд, туда, где из кипящих, пенно-розовых бушующих волн медленно и величественно поднималось огромное, ослепительно-жёлтое, пышущее жаром солнце...
– Парень!.. Эй, парень!.. – Толик почувствовал, что кто-то трогает его за плечо.
Просыпаться смерть как не хотелось, но рука будящего была настойчивой, и Толик нехотя разлепил глаза.
– Парень, мне – на линию. Давай просыпайся, парень!..
Над ним стоял пожилой дядька в надетой поверх рубашки ярко-оранжевой «дорстроевской» безрукавке и осторожно тряс его за плечо:
– Просыпайся, парень... Ты как? Идти-то сможешь?..
– М-м?.. – откликнулся Толик. – А где мы?
– Да всё там же – на Московском, – «оранжевый» дядька отпустил плечо Севрюгина и теперь стоял, сочувственно глядя на него сверху вниз. – Мне на линию выезжать.
В разбудившем Севрюгин признал водителя автобуса, подобравшего его нынче на промозглом туманном шоссе. Толику показалось, что с тех пор минула целая вечность. «Сколько ж я проспал? – подумал Толик. – Который теперь час?..».
– Который час? – спросил он водителя.
– Без десяти шесть, – не взглянув на часы, ответил тот. – Мне через двенадцать минут – на линию... Ты где живёшь-то? Идти-то сам сможешь?
Дядька заметно окал. «Костромской небось... – подумал Толик. – Или вологодский. Вологодцы-молодцы, по воду ходили, толокном Волгу запрудили...».
Медленно приходя в себя, Севрюгин огляделся. Он сидел в пустом автобусе, у запотевшего изнутри окна. Снаружи окно было залеплено аляповато-зелёной рекламой «Туборга» и щедро забрызгано дорожной грязью. На улице было сумрачно – может, уже наступал вечер, а может, вновь брала своё опостылевшая за это неудачное лето непогода. Во всяком случае, фонари на привокзальной площади горели. Горели и лампы в автобусе – празднично смотрелись в их свете ярко-красные кнопки остановки по требованию на канареечно-жёлтых вертикальных поручнях.
В салоне было тепло. Ровно бормотал на холостых оборотах двигатель. Из водительской кабины приглушённо доносилась спокойная, убаюкивающая музыка. «Вивальди. Скрипичный концерт, – определил Севрюгин. – Как славно!..». Шевелиться, а тем более вставать и выходить из уютного автобуса под нудный моросящий дождь казалось верхом безрассудства.