Мера добра
Кружка опустела.
Олег, тяжело опираясь руками на стол, поднялся и подошёл к окну.
«Ах, мама, мама...» – думал он, всматриваясь в почти неразличимое ночное заоконье.
В мокрой, какой-то лохматой тьме потерянно светились редкие квадратики окон. Больше всего они походили на кусочки бледной цветной бумаги, наклеенные прямо на вымокший бархат ночи. Смотреть на них было невыразимо грустно.
Сырцов перевёл взгляд на своё отражение.
«А ты ведь не сможешь... – сказал он сам себе. – Не сможешь жить, зная, что вокруг тебя умирают люди. Что вот сейчас, сию минуту, у кого-то остановилось сердце. Неожиданно. Вдруг. Здоровое, между прочим, сердце. По причине того, что у твоего любимого дядюшки взял и открылся понос. Или потому, что твой племянник подхватил насморк... Извините, Гарант поволновался! Ритуальные услуги – за углом... Кто будет следующим? Сосед за стеной? Случайный прохожий?.. Болтик?.. А я ведь за ним смотрел, – подумал он. – Анамнез изучал. Интересовался... Вот ты и попался!.. – беспощадно поймал он себя. – Ты – ИМЕННО интересовался! Тебе было просто ИНТЕРЕСНО. А как же! Весьма неординарный случай! Возможность потешить профессиональное любопытство... Согласись, тебе по большому счёту было глубоко наплевать – выкарабкается этот Болтик или же загнётся на третий день после операции... Но ведь нельзя же переживать ЗА ВСЕХ, – возразил он себе. – Я ещё могу волноваться за своих близких, за друзей, за знакомых. Но чем шире будет этот круг, тем больше будет площадь соприкосновения с другими людьми, незнакомыми. Чистая геометрия. А значит – расширится и круг смерти... Ну, и к чему мы пришли? – спросил он сам себя и сам же себе и ответил: – Мы пришли – к табуретке. Над которой тихо качается петля. Аккуратная такая петля. Намыленная. „Жидкое мыло ″Дав″ – чистота и аромат в вашем доме!”... А семья? А мама? О них ты подумал?!.. Полинке, возможно, предстоит операция. И – скорее всего – непростая... Стоп! – сказал он себе. – О Полинке – нельзя! Нель-зя!! Хотя бы сейчас не думай!.. Как же! Нельзя... „Учитель, как мне достичь совершенства? – А ты не думай о белых обезьянах...”. Разве можно не думать „о белых обезьянах”? Кому это под силу? Мне – так уж точно – нет!.. Чёртова цыганка!.. Воистину: во многих знаниях – многия печали... Жил ведь спокойно! До двадцати восьми лет жил. Лечил людей. Жену любил, детей рожал. А в двадцать восемь оказался монстром. В одночасье. Вдруг. Сразу... За что мне это?.. И что – ЭТО?.. И почему только у меня эта СИЛА приобрела столь чудовищный облик?.. Только ли из-за того, что я САМ не нашёл для неё ДОСТОЙНОГО применения?.. Ах, мама, мама... Разве можно втыкать кляп в уста Бога?.. А при чём тут Бог? – спросил он себя. – А что тогда? Случайный танец хромосом?.. Или всё-таки прав крысиноликий любитель Стругацких – и это есть некое Предназначение?.. Только вот Предназначение – для чего? Уменьшать меру зла? И только?.. Нет, господин Зуев! Нет, мой дорогой лётчик-налётчик!.. Только уменьшая меру зла, нельзя выровнять весы. Ибо, уничтожая зло, ты невольно становишься на его путь. Ты начинаешь играть по его правилам. На его поле. И тогда – ты пропал. Потому что на чужом поле выиграть нельзя... В футболе – ещё можно. А здесь – нельзя! Поскольку это как раз – и не поле вовсе. Это – чаша весов. И перейдя на эту чашу, ты ещё больше опустишь её... Нет, мин херц Дмитрий Валерьевич! Не уменьшать меру зла, но – и только! – увеличивать меру добра. Здесь и сейчас. Вот он – единственно правильный путь. Всё остальное – от Лукавого... А кто тебе сказал, что это не так? – спросил он себя. – Почему ты априори решил, что твой дар есть дар Божий? А если как раз наоборот?.. Господи, куда заносит! – подумал он. – Олег Николаич Сырцов – Всадник Апокалипсиса... И конь блед. „...И ад следовал за ним”... Не надо. Не суйся туда. Ты ведь всю жизнь исповедовал другие принципы... „Не обрекай себя в калеки, отбрось костыль, пройдись легко: нет Бога, кроме Человека, и Разум лишь – Пророк Его”... Чьи это стихи?.. Не важно! Ибо это и есть Принцип! Твой Принцип. Вот и следуй ему! И тебе будет проще... Проще ли? Не знаю. Но вот то, что будет больнее – это точно! В тысячу раз больнее. В десятки тысяч раз!.. Ведь отныне ответственен – только ты! И решения принимать – только тебе! И отвечать за эти решения – тоже тебе!.. И какая разница, что отвечать опять же перед собой? Это в тысячу раз сложнее – отвечать перед собой. В миллион раз!.. А что ты завёлся? – спросил он себя. – Что ты завёлся, как будто ты уже что-то решил? Как будто ты уже принял какое-то решение?.. А какое здесь может быть решение? Тут: или – или... Или – плюй на всё и на всех и живи, как жил. Если, конечно, силёнок хватит, совести хватит, а точнее – бессовестности... Или – „... плач над каждым цветком, над увядшим...”. А это уже – в лучшем случае – клиника, а в худшем – всё та же табуретка... Подожди, – сказал он себе. – Но ведь есть же ещё господин Рысин. Со всеми присовокупаемыми к нему обстоятельствами. Господин Рысин, так сказать, со товарищи. Со всей их беспринципной, но надёжной мощью. С мощной, но беспринципной надеждой... Ну и что, что тошнит? А кого не тошнит? Тоже мне чистюля! Потошнит и перестанет... Они же ничего дурного не предлагают. Наоборот. Они предлагают новый путь. Светлый путь для всего человечества! Эволюционный скачок! От homo sapiens – к homo novus!.. Вот то-то и оно, – сказал он себе, – что не верю я в светлый путь для ВСЕГО человечества. И в эволюционный скачок для ВСЕГО человечества я тоже не верю. В их исполнении – особенно. ОСОБЕННО в их исполнении!.. Для узкой группы товарищей – в это поверю. Для избранных – поверю. Для приближённых. Нужных и значимых. В их понимании. Не в моём и твоём, а – в их. Вот в это верю. Верю сразу и безоговорочно... Тут они – горы свернут. И не только горы. Тут они по трупам пройдут и не оглянутся. И очень всё хорошо объяснят с точки зрения целесообразности и эффективности... Поскольку испокон веков и доныне попахивает от них чеканной формулировочкой: „Цель оправдывает средства”... А это мы уже проходили. И неоднократно. Этим мы уже сыты по горло... Ну, и к чему ты пришёл? – спросил он себя. – А ни к чему. Ты даже велосипеда не изобрёл. А изобрёл ты опять одно пустое место. Со всеми вытекающими... Твоя беда, Сырцов, – сказал он себе, – что у тебя слишком много вопросов. Слишком... Но нет ни одного ответа...»...
Сзади возникла Надя. Подошла, обняла, потёрлась носом о спину.
– Не могу никак уснуть, – пожаловалась она. – Пойдём?
– Пойдём, – откликнулся он, но не пошевелился.
Надя выглянула из-за его плеча.
– Темнотища-то какая!
– Да, – сказал он. – Темнота... – а потом добавил: – Кромешная... – а потом ещё добавил: – Беспросветная.
Надя помолчала, а потом опять уткнулась ему носом в спину и, запустив руку за отворот халата, принялась гладить ладошкой его грудь. Тогда он повернулся и, прижав её к себе, стал осторожно трогать разбитыми губами её запрокинутое лицо...
Из коридора послышалось шлепанье босых ног.
– А у Полинки был телвяк!.. – войдя в кухню, с порога заявил Лёшка.
– Что?! – обернувшись – в два изумлённых голоса – переспросили они.
– Больсой тёлный телвяк... – подтвердил сын. – Вот тут... – и он прижал ладошку к тому месту, где его по-детски выпирающий живот граничил с тонкими цыплячьими рёбрами. – А я его плогнал!.. – с вызовом сказал он и, подумав, добавил: – Насовсем!
Они, вцепившись друг в друга, изумлёнными глазами смотрели на своего сына.
А он стоял посреди кухни: взъерошенный, заспанный, одной рукой пытаясь неумело подтянуть съехавшие и перекрутившиеся трусики. По краям его лба отчётливо проступали две красные вертикальные полосы – следы от прутьев кроватки...
– Папуль, – спросил сын, – а сто у тебя с лисом?..
г. Андреаполь
2009 г.