На картах не значится
Но вскоре оказалось, что не все разделяют радость предприимчивого капитана.
– Убрать! – коротко приказал начальник гарнизона, увидев весело дымящую трубу, торчащую из окна четвёртого этажа.
Капитан Л. попытался возражать, но был не понят.
Придя домой, Л. с тяжёлым сердцем принялся демонтировать своё детище. Взгляд его случайно упал на вентиляционную отдушину под потолком, и в то же мгновенье в мозгу у капитана – противопехотной гранатой – разорвалась блестящая до ослепительности идея. Л. схватил листок бумаги, вскочил на табурет и приложил бумагу к вентиляционной решётке. Листок присосало – тяга была. «Эврика!» – закричал капитан, но, в отличие от своего сиракузского коллеги, не побежал голым на улицу, а принялся быстро и чётко переделывать систему «титан-труба». Титан был передвинут ближе к отдушине, дымоход выведен в вентиляционную систему, отверстие в окне застеклено. Пробная топка показала отличный результат – дым через систему вентиляции уходил даже лучше, чем через заоконную трубу, которую время от времени всё-таки задувало ветром. Человеческий гений победил. Титан исправно работал, тепло разливалось по квартире, и жена вновь целовала капитана Л. в гладко выбритые щёки.
Как здесь уже отмечалось, квартира капитана Л. располагалась на четвёртом этаже. В квартире над ним проживал майор И., который на момент описываемых событий, на свою беду, находился в отпуске. Вместе с женой. Примерно через месяц ничего не подозревающие супруги вернулись с «большой земли» и, поднявшись к себе на пятый этаж, открыли дверь своей квартиры.
В нос им ударил сладковато-едкий запах сгоревшего керосина, а перед их изумлёнными глазами предстало Царство Сажи.
Сажа была везде. Она толстым – десятисантиметровым – слоем стелилась под ноги. Она густой бахромой окутывала ковры и шторы. Она лежала на всех горизонтальных поверхностях. Она была даже на потолке. Паутины, превращённые сажей в толстые пушистые верёвки, свисали с люстр и опутывали углы. Сквозь заросшие сажей окна пробивался неверный потусторонний свет. Зеркало в прихожей напоминало «Чёрный квадрат» Малевича. Это была уже не квартира – это была декорация к фильму ужасов, продукт Абсолютной Тьмы, Великое Чёрное Безмолвие.
От открытых дверей потянуло сквознячком, и чёрные верёвки пришли в движение, закачались; над полом взметнулись чёрные смерчики; с потолка посыпался чёрный сажевый снег. Стоящая за плечом майора И. жена заголосила...
Керосиновая копоть – очень въедливая штука. Так что из всей обстановки квартиры майору И. удалось спасти лишь то, что имело гладкую полированную поверхность. Все ковры и всю мягкую мебель пришлось выбросить. Пришлось выбросить и большую часть одежды и белья, ибо керосиновая копоть пробралась и в шкафы. А в самой квартире пришлось делать капитальный ремонт.
Капитан Л. был порядочным человеком. Так что, когда в 90-м году, через три года после описываемых событий, я уезжал по замене из Орловки, он всё ещё продолжал выплачивать майору И. компенсацию за испорченное имущество.
И всё же, если говорить об отоплении, то разговор, прежде всего, надо вести о «козлах». Именно электрические «козлы» были самым распространённым источником тепла в Орловском гарнизоне.
«Козёл» представлял собой элементарную конструкцию: на обрезок асбестоцементной трубы накручивалась спираль от утюга, к которой подсоединялся провод с вилкой; вся конструкция устанавливалась на деревянные козлы (отсюда и название) и – вуаля! – простейшее средство обогрева было готово.
У «козлов» имелся ряд отрицательных качеств: они были пожароопасны; они сильно сушили воздух в помещении; спирали на них часто перегорали. Но простота изготовления и отличные показатели теплоотдачи с лихвой компенсировали все указанные недостатки.
Перед наступлением холодов в каждой части гарнизона создавалась специальная команда, которая занималась изготовлением «козлов». Команды вели между собой негласное соревнование. Каждая из них хотела «выпендриться» и утереть нос своим соперникам, предъявив ко всеобщему обозрению «козёл» с какой-нибудь особенной «фишкой»: с нестандартными, к примеру, – «фирменными» – опорами; или с особой – вечной – спиралью из супер-пупер-неизвестно-какого сплава.
Не побоюсь сказать, что в зимнее время в каждом служебном помещении, в каждой орловской квартире работало столько «козлов», сколько была способна выдержать местная электрическая сеть. В нашей холостяцкой квартире, например, днём и ночью безостановочно грели воздух три «козла» – по одному на каждую комнату. И тем не менее температура в квартире никогда выше пятнадцати градусов не поднималась.
Надо ли говорить, какие сумасшедшие нагрузки испытывала в холода гарнизонная электрическая сеть вообще и электросеть каждой из квартир в частности! Поэтому, я думаю, что после разговора об отоплении логично будет перейти к вопросу...
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ
ЭЛЕКТРОФИКАЦИИ ОТДЕЛЬНОГО ГОРНИЗОНА
Представьте себе субботний вечер. Мы с женой, вкусно поужинав, сидим в креслах перед телевизором. Идёт очередная серия «Семнадцати мгновений весны». «А вас, Штирлиц, – говорит с экрана неподражаемый Мюллер-Броневой, – я попрошу остаться...» И в это время гаснет свет! Мы с женой отчётливо слышим вопль-стон, доносящийся, кажется, одновременно со всех сторон, – это значит, что свет вырубился не только в нашей квартире.
– Ну вот, – расстроенно говорит жена, – на самом интересном месте!
– Спокойно! – говорю я. – Спокойно...
Я вскакиваю и выглядываю в окно – дом напротив сияет всеми своими окнами. Значит, в городке свет есть. Тогда я отбегаю к противоположной стене и прикладываю к ней ухо. Из квартиры соседа доносится приглушённый голос Мюллера – там тоже есть свет и продолжается фильм. Я быстро соображаю: значит, свет пропал только по нашему подъездному стояку; следовательно, скорее всего, опять «полетела» фаза.
– Спокойно! – говорю я жене. – Сейчас досмотрим!
Я выскакиваю в коридор, накидываю куртку и, схватив стоящую в углу «электрическую палку», выхожу на лестничную площадку.
«Электрическая палка» – это обычная деревянная палка метровой длины – неотъемлемая деталь интерьера любой орловской квартиры.
В подъезде уже слышна возня: щёлкают дверные замки, гулко разносятся голоса, пахнет горелыми спичками – соседи сверху и снизу тоже высыпали из своих квартир. Все хотят досмотреть фильм. Я включаю фонарик и подхожу к распределительному щиту.
Распределительным щитом я называю это место, скорее, по привычке. На самом деле это – клубок проводов, торчащий из стены над электрическими счётчиками. Некоторое время я внимательно изучаю это месиво, пытаясь разобраться в хитросплетении проводов. Из тёмной квартиры выглядывает жена:
– Ну что?
– Посвети, – прошу я её и, отдав фонарик, беру «электропалку» двумя руками – дело тут тонкое и требуется точная координация движений.
Я осторожно снимаю палкой кончик своего провода с одного пучка проводов и аккуратно перекладываю его на другой пучок. Щёлкает искра. В квартире загорается свет.
– Ура! – шёпотом говорит жена и торопит: – Пошли скорее!..
Мы возвращаемся в комнату. Свет в квартире тусклый, развёртка на экране телевизора не полная, изображение бледное: напряжение в сети – вольт 180, не выше. Но смотреть можно.
Постепенно нас вновь захватывает фабула фильма. Мюллер снова неподражаем. Штирлиц, как всегда, бесподобен. Музыка Таривердиева божественна... Свет вновь слегка притухает – ещё кто-то «подсел» на «фазу». Изображение ещё больше бледнеет и начинает подрагивать.
– Хоть бы досмотреть! – переживает жена.
Но досмотреть не удаётся. Свет вдруг резко тускнеет, а потом гаснет окончательно.
– Всё! – произношу я в темноте сакраментальную фразу. – Кина не будет. Керосин кончился.
Жена ощупью идёт на кухню и возвращается с зажжённой свечой. Ставит её на телевизор и вновь опускается в кресло.
– Не расстраивайся, – говорю я, – всего-то десять минут не досмотрели.
Некоторое время мы молча сидим, глядя на мерцающее пламя свечи. Потом я начинаю собираться.
– Поосторожнее там, – напутствует меня на пороге жена. – Не лезь на рожон.
– Не волнуйся, – успокаиваю я её. – Не впервой.
Взяв фонарик, я ухожу. Возле подъезда меня поджидает Семёныч.
– Долго копаешься! – ворчит он. – Фильм уже семь минут, как кончился, – и, подняв воротник, торопливо идёт вперёд.
Я не обращаю внимания. Семёныч всегда ворчит.
– А где Рустем? – спрашиваю я.
– Уже в подвале, – не оборачиваясь, отвечает Семёныч. – И Мелешко с ним. За связного.
– Понятно, – говорю я.
Мы идём вдоль дома. Снег скрипит под ногами.
– Фонарик взял? – оглядывается через плечо Семёныч.
– Взял, – говорю я. – Батарейки только хилые. Надолго не хватит.
– Вечно у тебя!.. – ворчит Семёныч.
Мы заворачиваем за угол и попадаем в царство лунного света. Всё вокруг сверкает и переливается в перламутрово-голубом сиянии. Сама луна – неправильным овалом – висит высоко над водокачкой.
– Красиво... – вздыхаю я.
– Дерьмо собачье!.. – ворчит Семёныч, он смотрит под ноги.
Мы подходим к трансформаторной будке. Семёныч разгибает проволоку, заменяющую дверной замок, и входит вовнутрь. Я свечу. В будке тесно и пахнет сгоревшей изоляцией. Громко гудит трансформатор. Семёныч шарит за дверью.
– Где ж она?!.. – сквозь зубы ворчит он. – Вечно куда-нибудь засунут!..
– Ну что, нашёл? – спрашиваю я.
– Нашёл, – говорит Семёныч и поворачивается ко мне. У него в руках БЭП.