На картах не значится
Когда перчатка сдувалась и опадала, процесс созревания бражки считался законченным, а продукт – готовым к употреблению. В народе эти воздетые к небу резиновые руки получили едкое название: «Привет Горбачёву!».
Таким образом, женщины свою проблему решили. Ну, а у нас, мужиков, собственно, никаких проблем и не возникало – мы как пили «массандру», так и продолжали её пить.
Вот я и произнёс это сакраментальное слово: «массандра».
Как вы уже, наверное, догадываетесь, к известному крымскому вину она никакого отношения не имеет. «Массандра» – это собирательное название спиртосодержащих жидкостей, используемых в авиации. Синонимами «массандры» являются: «шило», «шпага», «султыга», «шлема», «чемергес» и множество других терминов, варьирующихся по родам авиации и типам самолётов.
Наша «массандра» представляла собой 50-процентный спиртовой раствор, использовавшийся в системе охлаждения блоков бортового радиолокационного прицела. К сожалению, слитая из системы после применения по назначению, жидкость приобретала мерзкий, ничем не истребимый, резиновый привкус. По этой причине «массандра» подразделялась на два сорта: на не использовавшийся в работе «чистяк» и на слитый из системы «шмурдяк».
«Чистяк» был на особом учёте. Граница строгой отчётности за него между представителями батальона обеспечения и техническим составом полка пролегала на этапе предполётной заправки самолёта (из специальной машины – «массандровоза»!) и закреплялась подписями в соответствующей документации обеих сторон, а потому законного способа «утечки» «чистяка» практически не существовало. Всё, что удавалось кому-то где-то добыть, достигалось исключительно путём преступного сговора и подразумевало под собой ту или иную статью административного или даже уголовного кодекса. Поэтому «чистяк» ценился на вес золота и расходился по гарнизону исключительно «шёпотом».
«Шмурдяк», наоборот, был легкодоступен и дёшев. Перед каждой лётной сменой положено было полностью заправить систему охлаждения прицела самолёта «массандрой». Что, разумеется, строго и неукоснительно соблюдалось. Но расходовалась жидкость только при работающем прицеле. (Хотя система охлаждения была замкнутой, но определённый расход жидкости – прямо пропорциональный времени работы прицела – предусматривался). И вот тут начинались нюансы. «Руководством по лётной эксплуатации самолёта» предписывалось включать радиолокационный прицел сразу же после запуска двигателя, чтобы к моменту взлёта самолёта прицел был прогрет и боеготов. И, согласно отчётной документации, так оно всё и происходило. Судя по этой самой документации, прицелы на всех самолётах полка включались не только при полётах по кругу (типа: «взлёт-посадка»), но и даже во время наземных газовок двигателя. На самом же деле всё, конечно, было совсем не так.
Дабы не расходовать зря драгоценную жидкость, лётчики включали прицел исключительно при полёте на перехват воздушной цели и то – лишь за несколько минут до начала наведения на цель. Особым шиком у нас считалось совпадение момента загорания зелёного табло «Прицел готов» с переходом самолёта в атаку. Правда, тут можно было и купиться. Бывало, что «обэушники» – офицеры боевого управления – начинали процесс наведения чуть раньше обычного или перенацеливали перехватчика на другую, более близкую, цель, и тогда лётчику приходилось «висеть» на боевом курсе с неработающим прицелом и, потея и кусая локти, считать секунды и ждать: успеет или не успеет включиться прицел до дальности, с которой ещё возможен зачётный пуск ракет. Упустить цель, пусть даже и учебную, из-за невключённого прицела было, во-первых, позорно, а во-вторых, попахивало – и это в лучшем случае! – публичной выволочкой со строгим выговором от командира, в придачу.
По окончании лётной смены техник самолёта, подбив хронометраж, скрупулёзно подсчитывал допустимо возможное количество «массандры», которую можно было с самолёта «испарить». Что тут же оперативно и проделывалось методом отворачивания заглушки с соответствующего штуцера специальным «массандрическим ключом». После чего начиналась «раздача слонов»: часть «массандры» через начальника ТЭЧ звена уходила наверх – инженеру эскадрильи и далее – инженеру полка; часть полагалось отдать радиоэлектронщикам, в чьём ведении находились прицелы; кое-что – обычно, стандартная армейская фляжка – 750 мл. – причиталось и летавшему на данном самолёте лётчику. Естественно, чем больше летал самолёт – тем больший с него был выход «массандры». Поэтому технический состав болел душой за каждый полёт и буквально не щадил живота своего, дабы как можно скорее подготовить самолёт к очередному вылету и, тем паче, устранить вдруг возникшую неполадку и ввести закапризничавший «борт» в строй.
Таким образом, за лётную неделю у каждого лётчика «набегало» два-три литра пятидесятиградусного «шмурдяка». Конечно, при желании из техсостава можно было бы «надоить» и гораздо больше, но лётчики этим обычно не занимались – с лихвой хватало и так.
Но пить «шмурдяк» в чистом виде можно было разве что с очень сильного перепугу. Мало того что он при употреблении оставлял отвратительный привкус во рту, так ещё и потом, на протяжении минимум суток, человек, выпивший даже пятьдесят грамм «шмурдяка», мучился тошнотворной «резинотехнической» отрыжкой.
Разумеется, «шмурдяк» пытались очищать. Для этого существовало несколько более или менее сложных методик. Одну, наиболее распространённую, я сейчас здесь приведу.
Очистка проводилась в три этапа.
На первом этапе «шмурдяк» наливался в стеклянную банку, куда бросалась щепотка марганцовки. Жидкость перемешивалась до однородного розового цвета и оставлялась в тёмном месте на несколько суток. За это время происходила некая химическая реакция (о сути которой мы, за неимением специального химического образования, не имели никакого понятия) и на дно банки выпадал осадок в виде неопределённых рыжих лохмотьев. Очистившуюся жидкость аккуратно – дабы не зацепить осадок – сливали в другую ёмкость.
На втором этапе «шмурдяк» вываривали. Для этого он наливался в широкую плоскую кастрюлю с крышкой и доводился на плите до кипения. После закипания жидкости крышку с кастрюли резко снимали, выпуская пар. Процесс повторяли два-три раза.
Третий этап был фильтрацией: «шмурдяк» пропускали через противогазную коробку или через фильтр из нескольких слоёв таблеток активированного угля, купленных в аптеке.
На этом процесс очистки считался законченным.
Конечно, определённый результат эти манипуляции приносили, но всё равно «шмурдяк» оставался «шмурдяком» и «резинотехнический» привкус у него сохранялся, хотя и в сильно ослабленном виде. Тем не менее это уже был вполне приемлемый продукт, и с ним уже можно было иметь дело.
Обычно далее переходили к процессу облагораживания напитка. Его превращали в разнообразные ликёры и настойки, при необходимости разбавляя до необходимой консистенции. Остающийся привкус маскировался различными имеющимися в хозяйстве сильнопахнущими ингредиентами – молотым кофе, ванилью, грейпфрутовыми или мандариновыми корочками и даже обычной «лаврушкой».
После чего получившийся напиток уже можно было вполне безболезненно пить.
Кроме того, «шмурдяк» всегда можно было обменять на «чистяк». Внутри гарнизона такие обмены обычно проводились в пропорции 5:1.
Имелся в гарнизоне и спирт-ректификат, применявшийся на аэродроме для протирки электронных разъёмов и оптических элементов тепловых ракет, и расходившийся небольшим литражом от радиоэлектронщиков и вооружейников.
Поскольку в свете провозглашённого антиалкогольного курса любые банкеты или иные мероприятия с употреблением спиртного во всех без исключения организациях были высочайше и категорически запрещены, наши праздничные застолья в тот период выглядели крайне любопытно. Банкеты впредь официально именовались «чаепитиями» или «безалкогольными вечерами отдыха», а на столах, вместо обычных винно-водочных бутылок, в изобилии стояли разнообразные и разнокалиберные сосуды: графинчики, лафитнички, чайнички и чуть ли не супницы, наполненные жидкостями всех мыслимых цветов и оттенков. Каждая семья обычно приносила к столу свои «фирменные», выполненные по уникальным рецептам, напитки. Стояли на столе и обязательно непрозрачные сосуды с прозрачным, как слеза, «чистяком». «Женщины пьют красное, мужчины – белое!» – провозглашал обычно тамада перед первым тостом, обозначая таким образом разницу в градусе. Впрочем, это ещё ничего не гарантировало – можно было и из «цветного» сосуда запросто хватануть пятидесятиградусной.
В этой связи мне вспоминается наша знаменитая орловская «комсомольская» свадьба, случившаяся знойным летом 86-го.
В самый разгар антиалкогольной кампании, когда в борьбу за трезвость активно включились все, начиная от партийных организаций и заканчивая ЖЭКами, одному нашему лётчику, а именно Грише Шупикову, приспичило жениться. Невеста его тоже была «из наших» – свояченица лётчика нашего выпуска, тоже летающего в Орловке. Собственно, молодые и познакомились, когда будущая невеста приехала в Орловку навестить свою сестру. Гриша оказался в нужное время в нужном месте, взгляды молодых людей встретились, проскочила искра, вспыхнула нешуточная любовь. Через три дня (истребитель есть истребитель!) на стол командиру лёг рапорт по поводу женитьбы.