2010
***
...Сказала комиссия: «Годен!»,
и думал я, глупый щенок:
«Свершилось! Крылат и свободен!..».
И мир расстилался у ног.
Прозренье сродни пробужденью.
Мысль старая и не моя:
есть выбор до точки решенья,
а дальше – увы, колея.
Ведь мчащимся пулей к мишени
уже не свернуть в небосвод,
поскольку любое решенье
ведёт к уменьшенью свобод...
Лета пролетели, как лето.
Срока подошли к сорока.
Жужжу, точно муха в тенетах –
счастливее нет дурака.
Не то что взлететь, аки птица,
так даже шагнуть не моги –
связали события, лица,
семья, перспективы, долги.
Свободы – как в тесном ботинке.
Как вдруг... Отстраняясь от дел,
мой друг, оборвав паутинку,
минорной струной прозвенел.
Любимчик фортуны и женщин
ушёл в шелест ангельских крыл
и, как оказалось в дальнейшем, –
собой длинный список открыл.
Ведь тут же пошло: друг за другом –
всё чаще, как буд-то спеша...
И рвались, как ниточки, струны.
Стонала гитарой душа...
Рыдает гитара ночами,
минорит, бормочет, блажит;
верчусь, избичёван печалью, –
нечаянный пассажир
на этой лукавой планете,
где жизнь, точно рашпиль, груба.
Старею. Разъехались дети,
друзья опочили в гробах.
Скриплю, как сустав к непогоде,
устав и прозаить, и петь;
вот вроде крылат и свободен,
да некуда как-то лететь.
На фоне индиговой сини,
с галопа свалившись на рысь,
кручусь паучком в паутине,
ветрами разодранной вдрызг.
Немею от пропусков сердца,
пытаясь – в холодном поту –
на что-нибудь опереться –
да ноги елозят по льду.
В балете вертясь полусонном,
цедя свою рюмку до дна,
всё жду, что с пронзительным звоном
последняя лопнет струна.
И я,
позабыв все невзгоды,
все страхи отринув,
тогда
уже АБСОЛЮТНО свободным
уйду
босиком
в облака...