Хранить вечно
– Пустые это вопросы! – почему-то сердито ответил Кефа. – Глупые. А точнее – праздные. Зачем задавать вопросы, на которые никогда не будет ответов?
– Ты знаешь, – хмыкнул Йешу, – а я почему-то считаю, что человек когда-нибудь узнает ответы на эти вопросы.
– Это что же, – ехидно спросил Кефа, – человек на небо заберётся? Так, что ли?
– Может, заберётся... – задумчиво сказал Йешу. – А может, полетит... Как птица.
– Ну, птицы-то до звёзд не долетают. Птицы летают гораздо ниже... Это, разве что, ангелам по силам.
– Ну, значит, как ангел.
– Сказки, – махнул рукой Кефа. – Вон, Йохи расскажи, он поверит.
Они опять замолчали.
– До Индии, говорят, два года плыть надо, – сказал Кефа. – Говорят, где-то надо на зиму останавливаться, шторма пережидать.
– Нет, можно за год успеть. – Йешу оживился. – Я узнавал. Один купец александрийский рассказывал. Они научились за один сезон до Индии добираться. Раньше, он говорит, в Индию плавали вдоль берега. И тогда действительно приходилось где-то на самом юге Берберии зимовать, чтобы на следующий год успеть пройти вдоль арабийских берегов. А теперь, он говорит, они ходят в Индию напрямик через Эритрейское море. Ветра́ там, говорит, летом дуют строго на восток, а зимой – строго на запад. Поэтому можно за полгода как раз обернуться туда и обратно... Надо только успеть к началу лета добраться до Авали́ты. Ну, или хотя бы до Береники. А для этого надо ещё ранней весной с караваном выйти из Пелузия на Кли́сму. То есть добраться до Арабийского залива... Есть и другой путь. Из Александрии вверх по Нилу до Аполлоно́полиса, или как его называют сами египтяне, Э́дфу. А от него, опять же караваном, – на Беренику. Но это сложнее. И дольше.
– Я смотрю, ты подготовился, – заметил Кефа.
– Да, – кивнул Йешу, – я давно об этом мечтал. Я в Индию хотел ещё сразу из Египта податься. Но потом... как-то не сложилось. Короче, передумал.
– И правильно, – сказал Кефа. – Правильно, что передумал. Что ты там забыл, в той Индии? Чужая страна. Чужие люди. Чужой язык... Ты здесь – уважаемый человек. Рабби. Тебя здесь любят. У тебя здесь ученики. Община. А там?
– Ты полагаешь, что я бы там не смог стать рабби?.. Язык – ерунда. Язык учится за год. Ты думаешь, я бы там, в Индии, не знал, чему учить моих учеников?
– Нет, ну почему... – Кефа почесал в затылке. – Знал бы, конечно... Но... там ведь... другая вера. Другие боги... Или ты стал бы учить язычников верить в нашего Бога?
Йешу ответил не сразу. Он взял прутик и стал шевелить им в костре. Прутик почернел, задымился и наконец вспыхнул.
– Ты знаешь, – сказал Йешу, глядя на слабый жёлтый огонёк, – мне в последнее время всё чаще кажется, что там, – он показал прутиком вверх, – никакого Бога нет... Что он здесь, – Йешу постучал пальцами свободной руки себе по лбу. – У нас внутри. У каждого, – он подумал, а потом поправился: – Ну, или почти у каждого... Да нет, что я говорю, конечно у каждого! Всякий человек рождается со Святым Духом внутри. Но вся проблема в том, что люди об этом не знают. Не догадываются. И так и живут, ища Бога... на стороне.
– Ничего себе! – Кефа ухватил себя за бороду. – То есть ты хочешь сказать, что внутри, к примеру, у Ханана живёт Святой Дух? – хитро прищурившись, спросил он. – И внутри у разбойника Бар-Аббы тоже? И внутри, понимаешь, у каждого необрезанного язычника?.. Я тебя правильно понял?
– Да. Правильно.
– Ну, знаешь!.. – Кефа возмущённо всплеснул руками.
– Да. Ты правильно меня понял, – повторил Йешу. – Внутри каждого из нас живёт Святой Дух. И у язычников тоже... Кстати, не понимаю, почему ты отделяешь язычников от остальных людей? Ты же не дремучий невежда. Не узколобый упёртый прушим! Ты же видел мир, жил в чужих странах. Неужели ты до сих пор не понял, что люди там точно такие же, как и мы?..
– Не знаю, – сказал Кефа. – Не уверен.
– А я уверен! – убеждённо тряхнул головой Йешу. – Они такие же! В КАЖДОМ человеке живёт Бог! В каждом от рождения есть Святой Дух! В тебе. Во мне. В малыше Йохи. В «братьях громовых»... В Ханане. В любом язычнике! И неважно, обрезанный человек или необрезанный, носит бороду или бреет чисто лицо, – в каждом – в каждом! слышишь?! – живёт Святой Дух!
– Ну, а если, как ты говоришь, в каждом... Почему же столько зла на земле? Почему эти люди, со Святым Духом внутри, постоянно творят зло?! Постоянно и целенаправленно! Почему они, понимаешь, убивают, насилуют, грабят, клевещут?! Почему?!
– Да потому что они его не слышат! Потому что они не знают про свою божественную суть! Не помнят о ней! Не понимают её!.. А не понимая её, они живут, как слепцы. Они ежедневно и ежечасно затаптывают в себе Бога!.. И наша задача разбудить их. Заставить поверить в себя. В себя, а не в какого-то там царя небесного!.. Только тогда, когда человек станет соотносить свои дела и поступки со СВОИМ Богом, с Богом внутренним, а не выставлять их напоказ ради Бога какого-то внешнего, неважно где живущего – на небесах ли, в воде или в скалах. Или, наоборот, пытаться скрыть свои поступки от этого, непонятно где живущего Бога. Только тогда зло на земле пресечётся и настанет долгожданный Век Золотой! И вовсе не надо для этого ждать прихода какого-то там Помазанника! Не надо!.. Не будет никакого Помазанника!.. А значит, нельзя сидеть, сложа руки. Надо действовать! Здесь и сейчас!.. Надо учить людей! Открывать им глаза! Чтобы каждый – каждый! – понял, что у него внутри живёт Бог!..
– Скажешь тоже! – возмутился Кефа. – Чтобы каждый! Тут одного пока научишь, убедишь, воспитаешь – три года пройдёт... Нет, я понимаю. У каждого учителя – к примеру, десять учеников. Или даже сто. Хотя... Ну, пусть!.. У каждого ученика – свои десять. У тех учеников – свои... Но каждого! Каж-до-го!.. Подумай! Людей же в мире... миллионы и миллионы!.. Это же сколько времени на всё это уйдёт?! Это, понимаешь, и жизни, может, не хватит!
– Ошибаешься... – улыбнулся Йешу. – Ошибаешься... Одной жизнью здесь точно не обойдёшься. И двумя, и даже тремя... Сотни лет пройдут. Многие сотни!.. Ты думаешь, почему святой Мошэ водил наш народ по пустыне целых сорок лет? Когда каждый паломник знает, что от Египта до Йехудеи от силы два месяца пути. Ты скажешь, потому что это Господь ему так приказал. Да, верно. Именно так сказано в Писании. Но если допустить, что Бог не на небе, а у нас внутри, значит, Мошэ сам решил сделать так! Почему?.. Да потому, что он понял, что со своим народом – рождённым в рабстве, забитым, покорным и, в то же время, развращённым рабством, алчным, вечно ропщущим, – ему не завоевать Ханаа́н. Он понял, что надо ждать, когда сменятся поколения, когда умрут последние рождённые в рабстве. Потому что он знал, что рабство неискоренимо. В головах неискоренимо! И он не хотел вести рабов в землю обетованную!.. Он знал, что только человек, который рождён свободным, который свободу впитал с детства, с молоком матери, только такой человек может оставаться свободным, жить свободным всю свою жизнь... Этого человека, конечно, можно взять в плен, можно заковать в кандалы, но он и в кандалах останется свободным. Поскольку свобода у него внутри!.. – Йешу перевёл дух. – Так и тут. Сотни лет пройдут, прежде чем вырастет поколение, понимающее, что Бог у них внутри, а не где-то на облаке, на небе. Сотни лет!.. Но начинать надо сейчас. Прямо сейчас! Ты понимаешь меня?! Самый главный Храм у нас здесь! – Йешу ещё раз постучал пальцами по своему лбу. – Здесь! А не в Йерушалайме!
Кефа вздохнул.
– Нечто похожее говорил и Стефанос... Перед тем, как его убили.
Йешу помолчал, потом тоже вздохнул.
– А я ведь со Стефаносом познакомился ещё в Египте... А потом мы в кумранской общине почти год вместе жили... Мы с ним как-то не говорили на эту тему. Но мне кажется, он бы меня понял.
Кефа покачал головой.
– Хорошо, Ханан тебя не слышит. Или Каиафа. За такие слова они бы тебя второй раз, понимаешь, на крест отправили... Ты смотри, не вздумай об этом ещё кому-нибудь рассказать, – он покосился на спящего Йохи. – Не думаю, что тебя поймут даже твои ученики.
– Но ты-то меня понимаешь?!
Кефа запустил пальцы в бороду.
– Я тебя понимаю, но... Но я тебя не поддерживаю.
– Даже так?.. И что же, ты полагаешь, что Господь всё-таки живёт на небесах? Что он смотрит на всё, что происходит на земле, на все эти... на мерзость на всю эту, и не вмешивается?! Не карает убийц и насильников, не видит предательства, не замечает разврата? Так?!
– Нет, не так.
– А как?!
Кефа подумал.
– Я считаю, что его вовсе нет.
– Кого?
– Бога... Совсем... И никогда не было... Потому и барахтаемся мы все в этой грязи. Безвылазно. И всегда будем барахтаться. И никто ничего изменить не сможет. Никогда.
Какое-то время Йешу ошарашенно смотрел на Кефу. Потом опомнился, моргнул и вновь уставился на умирающий огонь.
– Рядом будем висеть... – наконец сказал он. – На соседних крестах.
– ...Кстати, как там? На кресте.
Йешу поморщился.
– Ничего хорошего... Лучше не пробуй.
Последний огонёк на головешке вдруг заметался из стороны в сторону, затрепетал и погас. Сразу стало темнее. Кефа взял палку и принялся сгребать остатки костра в кучу. Потревоженные угли затрещали, застреляли искрами, дохнули жаром. К звёздам повалил сизый дым.
Кефа оглянулся. На востоке, за озером, на фоне посветлевшего неба уже отчётливо выделялись чёрные вершины холмов.
– Светать начинает, – сказал он. – Пора всех будить. Пока глаза продерут, пока соберутся... Сеть ещё снимать, парус ставить.
– Погоди... – Йешу поднялся. – Пойду я. Не надо пока никого будить. Не люблю прощаться.
Кефа тоже встал.
– Так ты сейчас куда? Обратно в Тверию?
– Да... Доберусь по берегу до Хамата, а там уже по дороге. Там недалеко – миля три, не больше.
– Ну. А потом?
– Потом?.. Потом упрошу Антипу отправить меня обратно в Кесарию... Но к Пилату не пойду. Поселюсь где-нибудь поближе к порту и буду ждать подходящее судно. На Александрию или на Пелузий... Мать постараюсь из Йерушалайма забрать... – он помолчал. – Если получится.
– Понятно... Значит, больше не увидимся?
– Не знаю. Может, и не увидимся.
– И с собой не позовёшь?
Йешу покачал головой.
– Нет. Теперь не позову... Это мо́й путь. У тебя своя дорога... У каждого в жизни своя дорога. И её надо пройти до конца.
– М-да... – Кефа повёл плечом. – Разбередил ты тут всё. Разворошил, понимаешь, ровно барсук улей... И как теперь дальше жить – непонятно. И что делать – тоже непонятно.
– Что делать? Я ж говорю: пасите своих овец. ЭТО теперь ваше дело.
– Нет, это я понял. Я о другом. Как жить-то теперь? Как жить со всем этим внутри?! И ради чего?!.. Любовь умерла. Вера... Вера, похоже, тоже умерла. И что остаётся?!.. Если прав я, и Бога нет, то... То всё вообще бессмысленно!.. А если прав ты, и Бог здесь... – Кефа прикоснулся пальцами к виску. – То это... тоже ничего не меняет... Ну, или почти ничего.
– Почти! – Йешу поднял палец. – Почти. Вот ради этого «почти» как раз и стоит жить.
– Но, ты же сам сказал: это – сотни и сотни лет! – воскликнул Кефа. – Это внуки наших внуков! Или даже правнуки правнуков! Это же!.. Это...
– Да... – тихо сказал рабби. – Да...
Он стоял и смотрел на восток, где за всё ясней проступающими на фоне светлеющего неба холмами поднималось, выкарабкивалось, выбиралось из цепких, жадных пальцев ночного мрака неукротимое вечное солнце.