Хранить вечно

   – А-а-а!!!..

   Бледный от волнения и гордости Нерон поднялся со своего места. Консулу передали свёрнутую тогу, и он, неся её на вытянутых руках, двинулся навстречу кесаревичу. Они сошлись посередине ложи – как раз напротив скамьи, на которой сидел Клавдий. Орфит развернул белоснежную тогу и некоторое время, позволяя публике насладиться зрелищем, подержал её перед собой, после чего коротким взмахом накинул тогу на плечи юноши, прямо на скрывавший его полную фигуру синий шерстяной плащ. Гипподром выдохнул и вновь вскипел шумом и криками. Сервий Орфит поднял руку.

   – Квириты!!.. Граждане Города!!.. Сегодня! Досточтимый кесарь Клавдий! Своим высочайшим  эдиктом! Назначил своего сына и наследника! Нерона Клавдия Кесаря Друза Германика!.. Главой молодёжи!!..

   – О-о-о!!.. – откликнулись трибуны.

   – А теперь!!.. – голос Орфита гремел и рокотал над ареной. – А теперь! Своё слово вам скажет новый гражданин великой Ромы! Любимый нами всеми! Нерон Клавдий Кесарь Друз Германик!!..

   – А-а-а!!..

   Нерон, лицо которого теперь пунцовело, словно преторианский плащ, закинул на плечо край тоги и поднял пухлую безмускульную руку. Гипподром притих.

   – Граждане великой Ромы! Квириты!.. – начал кесаревич, стараясь подражать торжественным интонациям консула. – Я рад! Я рад и горд, что именно сегодня! В день начала мартовских Ферий! Я получил тогу совершеннолетия!.. – голос у Нерона был слабый и сиплый, его явно было плохо слышно на дальней трибуне, и оттуда потянулся разрозненный недовольный ропот. Кесаревич напрягся, на полной шее его проступили жилы: – Граждане Ромы!!.. Я благодарен за это моему отцу!! Тиберию Юлию Клавдию Кесарю Августу!!.. – Нерон обернулся и неловко поклонился Клавдию. – Я благодарен Сенату!!.. – он поклонился в сторону сенаторской трибуны. – Я с гордостью и благодарностью принимаю должность Главы молодёжи!!.. И в честь своего совершеннолетия!!.. В честь моего назначения!!.. Я дарую всем гражданам Ромы!!.. – он набрал воздуха в грудь. – По мо́дию пшеничного зерна!!..

   – А-а-а!!! О-го-го!!!.. – оглушительно отозвался гипподром.

   Нерон продолжал ещё что-то кричать, но слабый голос его потонул в рёве трибун, как глупый неосторожный щенок – в пенном прибое.

   Тогда вперёд вновь шагнул Сервий Орфит.

   – Граждане!!.. Квириты!!.. – мощный голос консула заставил трибуны притихнуть. – Кроме сказанного!!.. Кроме сказанного!! Благородный Нерон Кесарь дарует щедрый донати́в преторианским когортам!!.. Солдаты!! Сегодня до захода солнца!! Каждый из вас получит!! По тысяче сестерциев!!

   – О-о-о!!!.. – завистливо прокатилось по трибунам.

   Стоящие во главе подразделений кентурионы резко подняли и опустили свои копья.

   – Аве кесарь!!! – рявкнули когорты.

   Консул вновь поднял руку.

   – А теперь!!.. Во славу Пламенного Марса!!.. Во славу Вечной и Великой Ромы!!.. Согласно древним заветам!!.. Новый гражданин Города!! Сын и законный наследник кесаря!! Нерон Клавдий Кесарь Друз Германик!!.. Совершит вместе с преторианской гвардией!! Традиционный бег с оружием!!

   – А-а-а!!!..

   Нерон торопливо и даже несколько суетно сбросил с плеч вручённую ему тогу, снял плащ и оказался под ним в облегчённой форме преторианского гвардейца. Сразу стало заметно, что полноватая фигура его опирается на слабые тонкие ноги.

   В сопровождении префекта претория Нерон спустился с трибуны. Внизу их ждали оруженосцы. Руфрий Криспин оглядел неказистую фигуру кесаревича и, вопросительно взглянув на императорскую ложу, показал раскрытую левую ладонь и оттопыренные большой и указательный палец на правой.

   – Щит, копьё и меч? – склонившись к уху Клавдия, спросил Наркисс.

   Кесарь сидел, напряжённо подавшись вперёд, он явно тужился, и голова его мелко подрагивала.

   – А?! – испуганно оглянулся он; бисеринки пота блестели на его выпуклом лбу. – Что?!.. Что тебе?!

   – Руфрий спрашивает, – терпеливо повторил Наркисс, – Нерону бежать с полной выкладкой – со щитом, мечом и копьём? Или как?

   – Нет! Нет! – затряс щеками Клавдий. – Щит! Только шит! Мальчику и так будет тяжело!

   – Да, кесарь! Конечно!

   Секретарь распрямился и, покачав головой, показал префекту претория открытую ладонь. Тот кивнул и, взяв у оруженосца ярко-красный преторианский щит-ску́тум, вручил его Нерону. После чего, широко шагая, повёл кесаревича влево – к шеренгам первой когорты, где стоял весь командный состав легиона и где над львиной шкурой, покрывающей шлем аквили́фера, хищно расправив крылья, гордо парил золотой легионный орёл.

   Гипподром в предвкушении зрелища загудел.

   Префект претория и кесаревич заняли место на правом фланге первой когорты.

   В третий раз громогласно пропели трубы. Им тонко и гнусаво ответили рожки манипулов, и сейчас же весь шеститысячный строй ожил, пришёл в движение. Когорты, стоящие в парадном восьмишереножном строю, повернулись направо и, повинуясь командам кентурионов, перешли на бег. Первая когорта, во главе которой бежал в сопровождении Руфрия Криспина кесаревич, развернувшись в конце арены, двигалась теперь вдоль главной трибуны по направлению к главному входу гипподрома. Клавдий встал. За ним поднялись сенаторы и вся трибуна почётных гостей. А остальные трибуны и так уже давно были на ногах, криками, топотом и звоном поддерживая бегущих преторианцев.

   Нерон бежал, неловко перекосившись на правый бок, высоко задирая левую руку с большим преторианским щитом и сильно размахивая далеко отставленной правой. И на фоне бегущих следом рослых легионеров отчётливо стало видно, кем на самом деле является наследник кесаря и новоиспечённый Глава романской молодёжи, – неуклюжим тонконогим мальчишкой тринадцати с небольшим лет.

   Первые ряды легионеров поравнялись с императорской ложей. Клавдий приветственно поднял руку.

   И в этот момент Нерон вдруг споткнулся и, выронив щит, тяжело грохнулся на землю. Клавдий ахнул. Бегущие следом солдаты сбились с ноги. Некоторые тоже упали, увлекая за собой окружающих. Клавдий почувствовал, как зыбко закачалась и стала уходить из-под ног трибуна. Он потерял равновесие и повалился спиной на скамью, но сейчас же снова вскочил, с изумлением и ужасом озираясь. Он увидел, как разорвался, расползся, словно ветхий пурпурный холст, ровный строй преторианских когорт, как нелепыми белыми куклами посыпались со своей трибуны сенаторы, как покачнулся и накренился, пикируя в пыль, золотой легионный орёл. В двух шагах от него, растеряв всю свою надменную красоту, пронзительно визжала, схватившись за виски, бледная до синевы Агриппина. И почему-то на четвереньках, оттопырив толстый зад, полз вниз по лестнице необъятный Диадумен. И уже бежали по арене высыпавшие с трибун, насмерть перепуганные зрители. И летела по полю, сшибая и давя людей, потерявшая возницу, обезумевшая квадрига...

   – Вниз, кесарь!! Вниз!! – орал у него над ухом Наркисс и тянул, тянул его за руку, заставляя идти за собой.

   – А?! Что?! Что это?!.. – ухватился за него Клавдий. – Зачем они?!.. Куда все?!..

   – Быстрей!! Быстрей, кесарь!! – тащил его Наркисс, больно ухватив за запястье. – Вниз!! Надо уходить вниз!! С трибуны!!.. Скорее с трибуны, кесарь!!.. Землетрясение!!..

 

   Толчки продолжались недолго, не более четверти часа, и в дальнейшем, в течение всего дня, подземная стихия больше не давала о себе знать, но Клавдий, опасаясь новых ударов землетрясения, наотрез отказался ехать во дворец и приказал перенести вечернее совещание к себе домой – в свою старую виллу на Каэйлийском холме.

   Собрались в небольшом, но уютном перистиле, расставив кру́гом скамьи и кресла. Клавдий, утомлённый дневными переживаниями, лежал на кушетке, обложившись подушками и натянув до подбородка толстое шерстяное одеяло. Остальные расселись вокруг. Чуть поодаль хлопотали слуги, устанавливая ложа и сервируя столы – кесарь приказал накрывать обед не в столовой, а тоже здесь, в перистиле, под открытым небом. От кухни вкусно тянуло чесночным соусом и жареным мясом, и члены совета нет-нет да и поглядывали в нетерпении в сторону приготовляемой трапезы.

   Докладывал Лукий Гета.

   Картина бедствия вырисовывалась, в общем-то, не особо страшной: во всём городе было разрушено не более десятка домов – в основном, ветхих инсул. Непосредственно под рухнувшими строениями было погребено, от силы, пара сотен человек. Но общий счёт погибших исчислялся многими тысячами – огромное количество людей было задавлено, затоптано насмерть во время охватившей город паники. Только с гипподрома и с прилегающих к нему улиц было вывезено больше трёх тысяч трупов. Вспыхнувшие пожары тоже внесли свою лепту в этот скорбный список. Сгорело, в общей сложности, порядка двадцати домов. В четырнадцатом округе, на Яникуле, выгорел целый квартал...

   Клавдий слушал, опустив веки, но сегодня, в отличие от многих других подобных совещаний, он явно не дремал – ноги его ёрзали под одеялом, на напряжённом лице то и дело мелькала гримаса неудовольствия.

   – Э-э... – в очередной раз поморщившись, открыл глаза Клавдий. – Я не понял. Пожары-то откуда? – голос у него был скрипучий, недовольный; на лице явно читалось раздражение. – Дома рухнули, это я понимаю. Землетрясение всё-таки... Теперь паника. Люди погибли. Это тоже ясно. Но почему так много пожаров?!

   – Поджоги, кесарь, – пояснил городской префект. – Бо́льшая часть пожаров произошла от поджогов. Это, может быть, покажется странным, но случившееся в городе несчастье не остановило распри между иудейскими общинами, а, наоборот, лишь усилило их. Иудеи жгут дома друг у друга. Соответственно, страдают и невинные, живущие рядом.

   – Это возмутительно! – тут же подскочил на своём кресле Наркисс. – Кесарь! Это уже переходит всяческие границы! Мало того, что эти варвары в час посланных Городу испытаний не участвуют в спасении гибнущих и в помощи нуждающимся! Они, как ни в чём не бывало, продолжают заниматься своими внутренними склоками и дрязгами!

   – Вот увидите, – подал голос Диадумен, – склоки склоками, а иудеи завтра же снова задерут цены в своих лавках. Особенно на масло и хлеб! Для этого им никакие склоки не помеха!

   – Иудеи УЖЕ повысили цены, – сухо заметил Лукий Гета. – Погребальные конторы, которые почти все принадлежат иудеям, УЖЕ подняли цены на все свои товары и услуги. На некоторые – в несколько раз. Особенно сильно подорожали погребальные носилки и венки.

   – Это неслыханно! – возмутился Паллант. – Это просто неслыханно!

   – Мало того, что они нам жить нормально не дают, они нам и умереть не дают по-человечески! – двинул себя кулаком по колену Наркисс.

   – Дрожать людям, дрожать стенам и дрожать земле! – заунывным голосом сейчас же завёл Каллист. – И рекам кровавым течь и впадать в горькие моря слёз, людьми выплаканными! И трону кесаря тоже дрожать! Дрожать и шататься!..

   – Ну, всё-всё-всё!.. – беспокойно заёрзал на кушетке Клавдий. – Опять запричитал!.. – он приподнялся на локте и повернулся к Сервию Орфиту. – А ты что скажешь?

   Консул встал.

   – Я, кесарь, считаю, что иудеев в городе действительно стало много. Слишком много. Много настолько, что это уже становится реальной угрозой для безопасности Ромы. Я сейчас намеренно не касаюсь вопросов веры – пусть на этот счёт своё мнение выскажут жреческие коллегии. Я лишь затрону ту сторону вопроса, которая касается непосредственно меня. Практическую сторону... Ну хорошо!.. – он схватил себя за нос и принялся тереть его пальцами, задумчиво скосив глаза к переносице. – Ну хорошо! Смотрите! Вот сегодня у них появился какой-то Хрест, из-за которого они принялись напропалую резать и жечь друг друга. Так?.. А кто нам даст гарантию, что завтра не объявится какой-нибудь другой Хрест?! Который призовёт резать и жечь уже нас – как они говорят, грязных язычников!.. Вы можете дать такую гарантию?! – он поочерёдно оглядел всех присутствующих. – И я её дать не могу!.. Так что надо что-то решать, кесарь. И решать сейчас. Не медля. Решать, пока ещё не поздно. Пока, как сказал наш высокочтимый глава Коллегии наук и юстиции, – он усмехнулся, – кровавые потоки не побежали мимо... э-э... дрожащих стен в солёные моря.

   – Да! – решительно сказал Клавдий. – Да! Именно! Я с тобой полностью согласен, почтенный Сервий! Нужно действовать! И действовать без промедления!.. – он отбросил одеяло и, сев на кушетке, призывно помахал рукой. – Наркисс!..

   Секретарь был тут как тут. Рядом с ним, как из-под земли, вырос канцелярский столик, за которым уже сидел писарь, с занесённым над папирусом пером.

   Клавдий одобрительно кивнул и некоторое время помолчав, собираясь с мыслями, принялся диктовать:

   – Тиберий Кесарь Клавдий Август говорит: волею бессмертных богов, пославших многие и многие знаки и в безмерном гневе своём всколыхнувших в итоге землю, а также исходя из соображений... Нет-нет, «исходя из соображений» зачеркни!.. Э-э... А также сообразуясь с настоятельной необходимостью, дабы... э-э... необходимостью пресечь оскудение веры и повсеместное падение нравов, следует незамедлительно принять исчерпывающие меры к полному и безоговорочному восстановлению порядка и... э-э... пресечению любых бесчинств и беззаконий, – голос его постепенно окреп. – Я полагаю, что я наилучшим и наиболее благочестивым образом удовлетворю величие богов, если я всем иноверцам, и в первую очередь иудеям, в последние дни запятнавшим себя многочисленными бесчинствами и нарушением установленных законов, повелю незамедлительно, в срок... э-э... скажем, один месяц... – он неуверенно оглядел членов совета. – Да?.. – (Наркисс усиленно закивал). – В течение одного месяца покинуть город...

   – Подальше, подальше их, кесарь! – замахал руками Паллант, как будто собственноручно забрасывая иудеев куда-то за городскую стену.

   Клавдий кивнул.

   – Повелю им покинуть город без права поселения где-либо, кроме как за пределами Италии...

   – И насчёт имущества, кесарь! – подал голос Диадумен. – Их имущество необходимо изъять! В пользу города!

   Лукий Гета беспокойно заёрзал.

   – Э-э... Я сомневаюсь, что это будет вполне законно...

   – А дома жечь – это законно?! – сейчас же напустился на претора Наркисс. – А наживаться на хоронящих своих родственников, обдирать до нитки этих несчастных, и так потерявших почти всё, – это, скажешь, тоже законно?!

   – А брать в залог имущество, дом, а потом отдавать деньгами в полцены! – неожиданно взвился всегда, по обыкновению, молчащий на совещаниях Поли́бий – глава Коллегии Августалов. – Это, объясните мне, законно?! Я и просрочил-то платёж всего на несколько дней! А эта сволочь!.. – он скрипнул зубами и опять замолчал.

   – Наболело у человека! – сочувственно шепнул на ухо Диадумену Паллант.

   – А кто его так? – заинтересованно склонил голову к собеседнику глава Коллегии подношений.

   – А ты не знаешь?! – удивился Паллант. – Барух-ростовщик с Аргилетума. Этот прохиндей многих по миру пустил...

   – Законы Ромы писаны для граждан Ромы! – зло глядя на городского префекта, громко и отчётливо проговорил Каллист – оказывается, он умел не только камлать. – Иудеи не чтут наших богов. С какой стати мы должны распространять на них наши законы?!

   Лукий Гета, смятый таким напором своих оппонентов, только отмахнулся обеими руками, мол, делайте, что хотите, я на всё согласен.

   – Надо, кесарь, действительно, насчёт имущества распорядится, – озабоченно заметил Наркисс. – А то ведь, если по закону не прибрать, растащат всё, разграбят, концов не найдёшь. Народ-то нынче бедовый!

   – Э-э... Да... Да. Сейчас, – Клавдий задумчиво потёр переносицу. – Э-э... Я полагаю... – он подал знак писарю – давай, мол, фиксируй. – Я также полагаю, что для покрытия ущерба, причинённого бесчинствами иудеев городу и отдельным гражданам... э-э... а также для щедрого принесения даров всемогущим богам, следует обратить всё недвижимое имущество, принадлежащее выселяемым иудеям лично, а равно их общинам, в пользу городской казны. С сегодняшнего дня запрещаются любые сделки – купли, продажи, обмена либо дарения – с недвижимым имуществом, принадлежащим выселяемым иудеям и их общинам. Все залоговые договора, а равно долговые расписки, подписанные иудеями с гражданами города, признаются недействительными. Надзор за исполнением настоящего эдикта возлагаю...

   Клавдий вдруг замолчал и напрягся. Взгляд его остекленел, щёки задрожали. Громкий и протяжный звук испускаемых ветров огласил перистиль. На широком одутловатом лице кесаря проступило блаженство...

   – А-а-а!!!..

   Бледный от волнения и гордости Нерон поднялся со своего места. Консулу передали свёрнутую тогу, и он, неся её на вытянутых руках, двинулся навстречу кесаревичу. Они сошлись посередине ложи – как раз напротив скамьи, на которой сидел Клавдий. Орфит развернул белоснежную тогу и некоторое время, позволяя публике насладиться зрелищем, подержал её перед собой, после чего коротким взмахом накинул тогу на плечи юноши, прямо на скрывавший его полную фигуру синий шерстяной плащ. Гипподром выдохнул и вновь вскипел шумом и криками. Сервий Орфит поднял руку.

   – Квириты!!.. Граждане Города!!.. Сегодня! Досточтимый кесарь Клавдий! Своим высочайшим  эдиктом! Назначил своего сына и наследника! Нерона Клавдия Кесаря Друза Германика!.. Главой молодёжи!!..

   – О-о-о!!.. – откликнулись трибуны.

   – А теперь!!.. – голос Орфита гремел и рокотал над ареной. – А теперь! Своё слово вам скажет новый гражданин великой Ромы! Любимый нами всеми! Нерон Клавдий Кесарь Друз Германик!!..

   – А-а-а!!..

   Нерон, лицо которого теперь пунцовело, словно преторианский плащ, закинул на плечо край тоги и поднял пухлую безмускульную руку. Гипподром притих.

   – Граждане великой Ромы! Квириты!.. – начал кесаревич, стараясь подражать торжественным интонациям консула. – Я рад! Я рад и горд, что именно сегодня! В день начала мартовских Ферий! Я получил тогу совершеннолетия!.. – голос у Нерона был слабый и сиплый, его явно было плохо слышно на дальней трибуне, и оттуда потянулся разрозненный недовольный ропот. Кесаревич напрягся, на полной шее его проступили жилы: – Граждане Ромы!!.. Я благодарен за это моему отцу!! Тиберию Юлию Клавдию Кесарю Августу!!.. – Нерон обернулся и неловко поклонился Клавдию. – Я благодарен Сенату!!.. – он поклонился в сторону сенаторской трибуны. – Я с гордостью и благодарностью принимаю должность Главы молодёжи!!.. И в честь своего совершеннолетия!!.. В честь моего назначения!!.. Я дарую всем гражданам Ромы!!.. – он набрал воздуха в грудь. – По мо́дию пшеничного зерна!!..

   – А-а-а!!! О-го-го!!!.. – оглушительно отозвался гипподром.

   Нерон продолжал ещё что-то кричать, но слабый голос его потонул в рёве трибун, как глупый неосторожный щенок – в пенном прибое.

   Тогда вперёд вновь шагнул Сервий Орфит.

   – Граждане!!.. Квириты!!.. – мощный голос консула заставил трибуны притихнуть. – Кроме сказанного!!.. Кроме сказанного!! Благородный Нерон Кесарь дарует щедрый донати́в преторианским когортам!!.. Солдаты!! Сегодня до захода солнца!! Каждый из вас получит!! По тысяче сестерциев!!

   – О-о-о!!!.. – завистливо прокатилось по трибунам.

   Стоящие во главе подразделений кентурионы резко подняли и опустили свои копья.

   – Аве кесарь!!! – рявкнули когорты.

   Консул вновь поднял руку.

   – А теперь!!.. Во славу Пламенного Марса!!.. Во славу Вечной и Великой Ромы!!.. Согласно древним заветам!!.. Новый гражданин Города!! Сын и законный наследник кесаря!! Нерон Клавдий Кесарь Друз Германик!!.. Совершит вместе с преторианской гвардией!! Традиционный бег с оружием!!

   – А-а-а!!!..

   Нерон торопливо и даже несколько суетно сбросил с плеч вручённую ему тогу, снял плащ и оказался под ним в облегчённой форме преторианского гвардейца. Сразу стало заметно, что полноватая фигура его опирается на слабые тонкие ноги.

   В сопровождении префекта претория Нерон спустился с трибуны. Внизу их ждали оруженосцы. Руфрий Криспин оглядел неказистую фигуру кесаревича и, вопросительно взглянув на императорскую ложу, показал раскрытую левую ладонь и оттопыренные большой и указательный палец на правой.

   – Щит, копьё и меч? – склонившись к уху Клавдия, спросил Наркисс.

   Кесарь сидел, напряжённо подавшись вперёд, он явно тужился, и голова его мелко подрагивала.

   – А?! – испуганно оглянулся он; бисеринки пота блестели на его выпуклом лбу. – Что?!.. Что тебе?!

   – Руфрий спрашивает, – терпеливо повторил Наркисс, – Нерону бежать с полной выкладкой – со щитом, мечом и копьём? Или как?

   – Нет! Нет! – затряс щеками Клавдий. – Щит! Только шит! Мальчику и так будет тяжело!

   – Да, кесарь! Конечно!

   Секретарь распрямился и, покачав головой, показал префекту претория открытую ладонь. Тот кивнул и, взяв у оруженосца ярко-красный преторианский щит-ску́тум, вручил его Нерону. После чего, широко шагая, повёл кесаревича влево – к шеренгам первой когорты, где стоял весь командный состав легиона и где над львиной шкурой, покрывающей шлем аквили́фера, хищно расправив крылья, гордо парил золотой легионный орёл.

   Гипподром в предвкушении зрелища загудел.

   Префект претория и кесаревич заняли место на правом фланге первой когорты.

   В третий раз громогласно пропели трубы. Им тонко и гнусаво ответили рожки манипулов, и сейчас же весь шеститысячный строй ожил, пришёл в движение. Когорты, стоящие в парадном восьмишереножном строю, повернулись направо и, повинуясь командам кентурионов, перешли на бег. Первая когорта, во главе которой бежал в сопровождении Руфрия Криспина кесаревич, развернувшись в конце арены, двигалась теперь вдоль главной трибуны по направлению к главному входу гипподрома. Клавдий встал. За ним поднялись сенаторы и вся трибуна почётных гостей. А остальные трибуны и так уже давно были на ногах, криками, топотом и звоном поддерживая бегущих преторианцев.

   Нерон бежал, неловко перекосившись на правый бок, высоко задирая левую руку с большим преторианским щитом и сильно размахивая далеко отставленной правой. И на фоне бегущих следом рослых легионеров отчётливо стало видно, кем на самом деле является наследник кесаря и новоиспечённый Глава романской молодёжи, – неуклюжим тонконогим мальчишкой тринадцати с небольшим лет.

   Первые ряды легионеров поравнялись с императорской ложей. Клавдий приветственно поднял руку.

   И в этот момент Нерон вдруг споткнулся и, выронив щит, тяжело грохнулся на землю. Клавдий ахнул. Бегущие следом солдаты сбились с ноги. Некоторые тоже упали, увлекая за собой окружающих. Клавдий почувствовал, как зыбко закачалась и стала уходить из-под ног трибуна. Он потерял равновесие и повалился спиной на скамью, но сейчас же снова вскочил, с изумлением и ужасом озираясь. Он увидел, как разорвался, расползся, словно ветхий пурпурный холст, ровный строй преторианских когорт, как нелепыми белыми куклами посыпались со своей трибуны сенаторы, как покачнулся и накренился, пикируя в пыль, золотой легионный орёл. В двух шагах от него, растеряв всю свою надменную красоту, пронзительно визжала, схватившись за виски, бледная до синевы Агриппина. И почему-то на четвереньках, оттопырив толстый зад, полз вниз по лестнице необъятный Диадумен. И уже бежали по арене высыпавшие с трибун, насмерть перепуганные зрители. И летела по полю, сшибая и давя людей, потерявшая возницу, обезумевшая квадрига...

   – Вниз, кесарь!! Вниз!! – орал у него над ухом Наркисс и тянул, тянул его за руку, заставляя идти за собой.

   – А?! Что?! Что это?!.. – ухватился за него Клавдий. – Зачем они?!.. Куда все?!..

   – Быстрей!! Быстрей, кесарь!! – тащил его Наркисс, больно ухватив за запястье. – Вниз!! Надо уходить вниз!! С трибуны!!.. Скорее с трибуны, кесарь!!.. Землетрясение!!..

 

   Толчки продолжались недолго, не более четверти часа, и в дальнейшем, в течение всего дня, подземная стихия больше не давала о себе знать, но Клавдий, опасаясь новых ударов землетрясения, наотрез отказался ехать во дворец и приказал перенести вечернее совещание к себе домой – в свою старую виллу на Каэйлийском холме.

   Собрались в небольшом, но уютном перистиле, расставив кру́гом скамьи и кресла. Клавдий, утомлённый дневными переживаниями, лежал на кушетке, обложившись подушками и натянув до подбородка толстое шерстяное одеяло. Остальные расселись вокруг. Чуть поодаль хлопотали слуги, устанавливая ложа и сервируя столы – кесарь приказал накрывать обед не в столовой, а тоже здесь, в перистиле, под открытым небом. От кухни вкусно тянуло чесночным соусом и жареным мясом, и члены совета нет-нет да и поглядывали в нетерпении в сторону приготовляемой трапезы.

   Докладывал Лукий Гета.

   Картина бедствия вырисовывалась, в общем-то, не особо страшной: во всём городе было разрушено не более десятка домов – в основном, ветхих инсул. Непосредственно под рухнувшими строениями было погребено, от силы, пара сотен человек. Но общий счёт погибших исчислялся многими тысячами – огромное количество людей было задавлено, затоптано насмерть во время охватившей город паники. Только с гипподрома и с прилегающих к нему улиц было вывезено больше трёх тысяч трупов. Вспыхнувшие пожары тоже внесли свою лепту в этот скорбный список. Сгорело, в общей сложности, порядка двадцати домов. В четырнадцатом округе, на Яникуле, выгорел целый квартал...

   Клавдий слушал, опустив веки, но сегодня, в отличие от многих других подобных совещаний, он явно не дремал – ноги его ёрзали под одеялом, на напряжённом лице то и дело мелькала гримаса неудовольствия.

   – Э-э... – в очередной раз поморщившись, открыл глаза Клавдий. – Я не понял. Пожары-то откуда? – голос у него был скрипучий, недовольный; на лице явно читалось раздражение. – Дома рухнули, это я понимаю. Землетрясение всё-таки... Теперь паника. Люди погибли. Это тоже ясно. Но почему так много пожаров?!

   – Поджоги, кесарь, – пояснил городской префект. – Бо́льшая часть пожаров произошла от поджогов. Это, может быть, покажется странным, но случившееся в городе несчастье не остановило распри между иудейскими общинами, а, наоборот, лишь усилило их. Иудеи жгут дома друг у друга. Соответственно, страдают и невинные, живущие рядом.

   – Это возмутительно! – тут же подскочил на своём кресле Наркисс. – Кесарь! Это уже переходит всяческие границы! Мало того, что эти варвары в час посланных Городу испытаний не участвуют в спасении гибнущих и в помощи нуждающимся! Они, как ни в чём не бывало, продолжают заниматься своими внутренними склоками и дрязгами!

   – Вот увидите, – подал голос Диадумен, – склоки склоками, а иудеи завтра же снова задерут цены в своих лавках. Особенно на масло и хлеб! Для этого им никакие склоки не помеха!

   – Иудеи УЖЕ повысили цены, – сухо заметил Лукий Гета. – Погребальные конторы, которые почти все принадлежат иудеям, УЖЕ подняли цены на все свои товары и услуги. На некоторые – в несколько раз. Особенно сильно подорожали погребальные носилки и венки.

   – Это неслыханно! – возмутился Паллант. – Это просто неслыханно!

   – Мало того, что они нам жить нормально не дают, они нам и умереть не дают по-человечески! – двинул себя кулаком по колену Наркисс.

   – Дрожать людям, дрожать стенам и дрожать земле! – заунывным голосом сейчас же завёл Каллист. – И рекам кровавым течь и впадать в горькие моря слёз, людьми выплаканными! И трону кесаря тоже дрожать! Дрожать и шататься!..

   – Ну, всё-всё-всё!.. – беспокойно заёрзал на кушетке Клавдий. – Опять запричитал!.. – он приподнялся на локте и повернулся к Сервию Орфиту. – А ты что скажешь?

   Консул встал.

   – Я, кесарь, считаю, что иудеев в городе действительно стало много. Слишком много. Много настолько, что это уже становится реальной угрозой для безопасности Ромы. Я сейчас намеренно не касаюсь вопросов веры – пусть на этот счёт своё мнение выскажут жреческие коллегии. Я лишь затрону ту сторону вопроса, которая касается непосредственно меня. Практическую сторону... Ну хорошо!.. – он схватил себя за нос и принялся тереть его пальцами, задумчиво скосив глаза к переносице. – Ну хорошо! Смотрите! Вот сегодня у них появился какой-то Хрест, из-за которого они принялись напропалую резать и жечь друг друга. Так?.. А кто нам даст гарантию, что завтра не объявится какой-нибудь другой Хрест?! Который призовёт резать и жечь уже нас – как они говорят, грязных язычников!.. Вы можете дать такую гарантию?! – он поочерёдно оглядел всех присутствующих. – И я её дать не могу!.. Так что надо что-то решать, кесарь. И решать сейчас. Не медля. Решать, пока ещё не поздно. Пока, как сказал наш высокочтимый глава Коллегии наук и юстиции, – он усмехнулся, – кровавые потоки не побежали мимо... э-э... дрожащих стен в солёные моря.

   – Да! – решительно сказал Клавдий. – Да! Именно! Я с тобой полностью согласен, почтенный Сервий! Нужно действовать! И действовать без промедления!.. – он отбросил одеяло и, сев на кушетке, призывно помахал рукой. – Наркисс!..

   Секретарь был тут как тут. Рядом с ним, как из-под земли, вырос канцелярский столик, за которым уже сидел писарь, с занесённым над папирусом пером.

   Клавдий одобрительно кивнул и некоторое время помолчав, собираясь с мыслями, принялся диктовать:

   – Тиберий Кесарь Клавдий Август говорит: волею бессмертных богов, пославших многие и многие знаки и в безмерном гневе своём всколыхнувших в итоге землю, а также исходя из соображений... Нет-нет, «исходя из соображений» зачеркни!.. Э-э... А также сообразуясь с настоятельной необходимостью, дабы... э-э... необходимостью пресечь оскудение веры и повсеместное падение нравов, следует незамедлительно принять исчерпывающие меры к полному и безоговорочному восстановлению порядка и... э-э... пресечению любых бесчинств и беззаконий, – голос его постепенно окреп. – Я полагаю, что я наилучшим и наиболее благочестивым образом удовлетворю величие богов, если я всем иноверцам, и в первую очередь иудеям, в последние дни запятнавшим себя многочисленными бесчинствами и нарушением установленных законов, повелю незамедлительно, в срок... э-э... скажем, один месяц... – он неуверенно оглядел членов совета. – Да?.. – (Наркисс усиленно закивал). – В течение одного месяца покинуть город...

   – Подальше, подальше их, кесарь! – замахал руками Паллант, как будто собственноручно забрасывая иудеев куда-то за городскую стену.

   Клавдий кивнул.

   – Повелю им покинуть город без права поселения где-либо, кроме как за пределами Италии...

   – И насчёт имущества, кесарь! – подал голос Диадумен. – Их имущество необходимо изъять! В пользу города!

   Лукий Гета беспокойно заёрзал.

   – Э-э... Я сомневаюсь, что это будет вполне законно...

   – А дома жечь – это законно?! – сейчас же напустился на претора Наркисс. – А наживаться на хоронящих своих родственников, обдирать до нитки этих несчастных, и так потерявших почти всё, – это, скажешь, тоже законно?!

   – А брать в залог имущество, дом, а потом отдавать деньгами в полцены! – неожиданно взвился всегда, по обыкновению, молчащий на совещаниях Поли́бий – глава Коллегии Августалов. – Это, объясните мне, законно?! Я и просрочил-то платёж всего на несколько дней! А эта сволочь!.. – он скрипнул зубами и опять замолчал.

   – Наболело у человека! – сочувственно шепнул на ухо Диадумену Паллант.

   – А кто его так? – заинтересованно склонил голову к собеседнику глава Коллегии подношений.

   – А ты не знаешь?! – удивился Паллант. – Барух-ростовщик с Аргилетума. Этот прохиндей многих по миру пустил...

   – Законы Ромы писаны для граждан Ромы! – зло глядя на городского префекта, громко и отчётливо проговорил Каллист – оказывается, он умел не только камлать. – Иудеи не чтут наших богов. С какой стати мы должны распространять на них наши законы?!

   Лукий Гета, смятый таким напором своих оппонентов, только отмахнулся обеими руками, мол, делайте, что хотите, я на всё согласен.

   – Надо, кесарь, действительно, насчёт имущества распорядится, – озабоченно заметил Наркисс. – А то ведь, если по закону не прибрать, растащат всё, разграбят, концов не найдёшь. Народ-то нынче бедовый!

   – Э-э... Да... Да. Сейчас, – Клавдий задумчиво потёр переносицу. – Э-э... Я полагаю... – он подал знак писарю – давай, мол, фиксируй. – Я также полагаю, что для покрытия ущерба, причинённого бесчинствами иудеев городу и отдельным гражданам... э-э... а также для щедрого принесения даров всемогущим богам, следует обратить всё недвижимое имущество, принадлежащее выселяемым иудеям лично, а равно их общинам, в пользу городской казны. С сегодняшнего дня запрещаются любые сделки – купли, продажи, обмена либо дарения – с недвижимым имуществом, принадлежащим выселяемым иудеям и их общинам. Все залоговые договора, а равно долговые расписки, подписанные иудеями с гражданами города, признаются недействительными. Надзор за исполнением настоящего эдикта возлагаю...

   Клавдий вдруг замолчал и напрягся. Взгляд его остекленел, щёки задрожали. Громкий и протяжный звук испускаемых ветров огласил перистиль. На широком одутловатом лице кесаря проступило блаженство...

 

<=                                                                                                                                                =>