Ощущение рода
Отступление
22 августа немцы нанесли на стыке 22-й и 29-й армий (на участке 186-й стрелковой дивизии) мощный удар.
В боевом донесении начальника штаба Западного фронта генерал-лейтенанта Д.В. Соколовского и начальника оперативного отдела Г.К. Маландина начальнику Генерального штаба Б.М. Шапошникову отмечалось: «1. По уточнению у Ершакова силы противника прорываются в районе Кунья, определяются в 2 пд и 2 тд (110, 206 пд и 19 и 20 тд). Противник, как видно из захваченного у него приказа, ставит себе целью окружить группировку Ершакова».
Яковлевцы двое суток сдерживали численно превосходящего противника на оборонительных рубежах города и 24 августа, в соответствии с приказом командования, оставили город, отступая в заданном направлении. Однако в целом ситуация для 22-й армии складывалась драматическая. Осознавая это, Соколовский и Маландин командируют в район действий генерала Ершакова полковника Кузнецова - как значится в их распоряжении от 24 августа, «для выполнения особого задания». Сложность обстановки подтверждается записью переговоров Г.К Маландина с В.Д. Соколовским 26 августа в 23. 50:
«Докладываю: прибыл и начал разбираться. Положение такое:
1. Части Ершакова (командарм-22) начали выход из окружения, пользуясь северным путем.
На линию бывшего передового рубежа вышла дивизия Бирюкова (186) - 30-40%, причем матчасть - три орудия 45 мм, 3 орудия 76 мм и 2-155- мм. Все мало организовано, требует приведения в порядок.
174 дивизия начинает выходить разрозненными группами, пока матчасти нет.
214-я дивизия точно так же собирается отдельными группами, сейчас можно насчитать не свыше полка, о матчасти сведений нет. Сам генерал-майор Розанов (214 сд) еще не вышел, его начальник штаба находится Озерцы.
48-я тд вышла в наибольшем порядке, почти до 70% боевого состава.
179-я сд вышла не более 20%, но люди подтягиваются, а о материальной части ничего не слышно.
170-я обозначилась отдельными неорганизованными группами, аналогично 126-я и 98-я сд.
Таким образом, все на выходе, но не представляют из себя боеспособных единиц.
Генерал-майор Пигаревич вышел и находится Озерцы.
Ершакова (командарм-22) пока нет, за ним послана машина.
Обстановка говорит, что полного окружения не было, северная часть открыта и позволяла провести планомерный отход.
Почти все командиры соединений потеряли управление. Ершаков тоже.
Пигаревич (начальник штаба 22-й армии) ничего не знает».
Картину дополняет неизданная документальная повесть очевидца отступления 22-й армии Б.Е. Ефимова (оригинал хранится в Андреапольском музее) о коменданте 42-го управления УР полковнике Н.С. Дэви. В пору, когда армия занимала Полоцкий укрепрайон, полковник руководил в нем инженерными работами, а в начале боев за Великие Луки его назначили руководителем обороны Торопца. При активной помощи местного населения на подступах к этому древнему городу создается сеть огневых точек.
Из трофейного документа «О боях Красной Уральской Армии Ю.В. Великих Лук» следует, что «противник совместно своим особенностям наряду с подготовкой к наступлению в течение недель построил систему позиций, далеко превосходящую нашу в тактическом отношении…. В полосе наступления дивизии передний край равнялся по глубине от 6 до 8 км. Пульгнезда наподобие опорных пунктов, построенных и дерева и булыжников, непробиваемые осколками, перемежевались с одиночными окопами и системой окопов. Использовались низины, чередующие с высотами, для ведения перекрестного и фланкирующего огня, особенно активно на линии Микшино-Березняки».
… Применимые к местности противотанковые рвы, которые можно было обнаружить, лишь приблизившись к ним на короткое расстояние, отвечали требованиям русского устава полевой службы - сделать позиции недосягаемыми. Суммируя вышеизложенное можно заключить, что оборона противника при благоприятных условиях могла бы привести к успеху…».
Но торопецкие укрепления не сыграли отведенной им роли. Б.Е. Ефимов утверждает: «…от Великих Лук начался великий драп. Наиболее ретивые пронеслись 80 километров до Торопца за сутки. Части перемешались. Никакого организованного отступления не было. Масса деморализованных людей подходила группами или в одиночку. Многие босиком, без оружия». Когда немецкие танки, достигнув противотанкового рва, открыли огонь прямой наводкой, усилия Дэви организовать отпор врагу оказались безуспешными. В его распоряжении было не более 400 человек, собранных по принципу «с миру по нитке».
То, что в этой сложной обстановке дивизия Д.Я. Яковлева отступала организованно, подтверждается не только переговорами Г.К. Маландина и В.Д. Соколовского. В политдонесении начальника политотдела 48-й танковой дивизии, батальонного комиссара Волынкина председателю Военного Совета 22-й армии полковому комиссару т. Береженому от 2 сентября 1941 года указано: «Несмотря на то, что части дивизии непрерывно в течение 2-х месяцев находились в окопах и совершили большой марш в условиях плохой погоды и имея перебои с питанием, политико-моральное состояние частей здоровое. Все части дивизии по приказу Главкома за исключением 48 ГАП, который передан в распоряжение 214 СД, 2. IХ. 41 г. выведены из боя в резерв и движутся по указанному маршруту согласно приказа. Численный состав 48 ТД на 2. IХ. 41 г. составляет 2400 чел…».
Абсурдный приказ Кузнецова
22-й армия во второй раз избежала окружения, но ее отступление приняло неуправляемый характер.
Эвакуировавшийся в те дни из Торопца мой земляк А.М. Новиков (в последующем участник боевых действий) рассказывал, что на старом торопецком тракте были выставлены заслоны из пограничников. Видимо, это были бойцы 1-й комендатуры 83-го пограничного отряда, которые доставят затем немало хлопот противнику, героически действуя в его тылу. Пограничники пытались сколотить из отступавших красноармейцев взводы и роты. Однако лишь в районе Андреаполя новому командарму 22-й армии В.А. Юшкевичу (судьба Ф.А. Ершакова некоторое время оставалась неясной) удалось восстановить ее боеспособность.
В суматохе отступления и неопределенности не все решения руководства Западного фронта и его представителей были осмысленными, целесообразными. Некоторые принимались под горячую руку. Жертвой подобного решения и стал Д. Я. Яковлев. О том, как это случилось, в 1978 году вспоминал бывший начальник штаба дивизии И. И. Ющук:
«Утром 28 августа 1941 года в деревне Коробкино меня, спавшего за столом, разбудил какой-то лейтенант и передал приказание, что меня вызывает к себе представитель Западного фронта полковник Кузнецов... При входе в дом, где находился полковник, он предъявил документ представителя фронта, тут же сразу меня спросил, что мне известно о противнике. Я доложил данные о противнике на час - два ночи 28 августа 1941 года. Полковник спросил: какое мое соображение о дальнейших действиях 48-й танковой дивизии? Я вынул из планшета свою рабочую карту и кратко доложил решение командира 48-й танковой дивизии полковника Д. Я. Яковлева.
Выслушав мой доклад, решение представитель одобрил. При этом сказал, что бывший командир 48-й танковой дивизии Д. Я. Яковлев за невыполнение им боевого приказа отстранен от занимаемой должности, и подал мне шифрограмму, подписанную командующим Западным фронтом Маршалом Советского Союза Тимошенко, в которой было написано, что я, начштаба 48-й танковой дивизии, с 28 августа 1941 г. назначаюсь командиром 48-й танковой дивизии. При попытке мной задать представителю фронта вопрос, где Д. Я. Яковлев, он резко меня прервал, сказав, что не время этим заниматься, и объявил в приказном тоне, что я, как представитель командования фронта, подчиняю Вам (то есть мне, командиру 48 тд) 126-ю, 170-ю и 214-ю стрелковые дивизии. Когда совещание было закончено, и три генерала, командиры стрелковых дивизий отправились к своим соединениям, я спросил полковника о Яковлеве. Он недовольно поморщился, сказав, что Яковлев под арестом. Его навещать не стоит. Но я все же настойчиво повторил просьбу о встрече.