Бабушки и внучки
В фойе, где стояла сияющая ёлка, народу было – не протолкнуться. Но её он увидел сразу. Как её не заметишь?! Самая красивая! Он отыскал почтальона, которым сегодня был Вовка из 6 А, разносивший записочки с праздничной почтой. Записочка была заготовлена уже дома. Он переписывал её раз двенадцать, пока не остановился на коротком варианте: «Потанцуем?» Подпись не поставил, решил, что на вечере просто напишет под текстом свой номер, вручённый ему, как и всем играющим, тем же почтальоном. Письмоносец так долго толокся в других углах зала, что никакого терпения не хватало.
И вот, наконец! Почтальон вручил ей сразу несколько записок. Что уж там писали другие, но его приглашение на танец девочка точно прочла, потому что в упор на него посмотрела. Он ждал, замирая. Кивнёт? Подойдёт и скажет: «Ну, пошли, потанцуем»? Или пришлёт ответную записку на его номер, приколотый на груди на самом видном месте. А она просто убежала куда-то, затерявшись в праздничной толчее.
Он не мог веселиться, не участвовал в играх и викторинах, исподтишка наблюдая за ней: а вдруг она всё же позовёт танцевать или подаст знак, чтобы подошёл он? Вот и почта уже прекратила свою работу. А вскоре и вечер закончился.
Даже то, что провожать её домой пошёл старшеклассник-красавчик Толик Полинский из первой школы, не удивило его. Он просто поплелся сзади на некотором расстоянии от них. Шёл и не мог понять: почему он, круглый отличник, гордость класса, как говорила классная мама Софья Матвеевна, сейчас не с ней? И за что хулиганистому Толику, едва сводящему концы с концами в учёбе, и то из-за того, что он хороший спортсмен, такая честь? Кто их поймёт, этих женщин?!
В тот год мело, как раз как нынче. Снег забивался во все складки, слепил глаза. Ему было горько, но повернуть назад он не мог: вдруг Толик её обидит, тот ещё типчик. Что, не раздумывая, бросится на обидчика, он знал точно, хоть был тот на три года старше, на две головы выше и куда шире в плечах. И будь что будет. Но они беседовали мирно, и обычно дерзкий Толик, что удивило, был робок и застенчив. Наверное, она умела покорять и таких. Это немного успокаивало, но легче не становилось.
- Какая жестокая! – возмутилась Лиза, дослушав рассказ. – Кто она, я её не знаю?
- Да нет, не была она жестокой, она просто не понимала моей боли. Ведь я никогда не сказал ей, как сильно люблю. Не осмеливался. Да ты знаешь её, это бабушка твоя.
- Вы поэтому переехали из Питера в наш город и поселились в нашем доме? – помолчав, спросила Лиза.
- Да как сказать, - скорее, это стечение обстоятельств. Хотя, не скрою, я очень обрадовался, когда так случилось. Но к этому времени, подрастив тебя, бабушка твоя уехала в Москву, других внуков нянчить.
- А потом, после школы, вы ни разу так и не встретились?!
- Встретились однажды, на каникулах, когда студентами были. Я её даже на день рождения пригласить отважился, без особой надежды, правда. Но она, представляешь, пришла. Я в ударе был. На гитаре бренчал, в студенческой общаге научился три аккорда брать. Даже пел что-то при абсолютном отсутствии голоса и слуха. Поразить хотел, видали, мол, какой «я московский озорной гуляка»? На неё один из моих друзей столичных, со мной приехавших, сразу же и запал. Провожать её кинулся, лишь она засобиралась. Но я не уступил, под хмельком, смелый. Высыпали на улицу втроём. По дороге какая-то её подруга присоединилась. Как потом случилось, что в подъезд за ней дружок мой потянулся, а я с подругой её на улице остался, не понимаю? Струсил опять, видимо. Или что-то в её поведении сбило меня с толку? Болтаю с этой подругой, а из головы она не выходит, чем там сейчас в подъезде занимаются? Целуются, наверняка?! Потом у друга с пристрастием всё выспросил: ну как, мол, там всё было? Ничего, оказывается, не было, очень строго себя с ним держала. «Может быть, она меня всё-таки ждала?» - промелькнуло тогда в голове. Но не поверил сам себе.
- А если бы вы встретились снова? Сейчас? Бабушка давно уже одна, вы – вдовец, что-то ещё можно было бы исправить, вернуть назад?
- Вернуть? Не знаю, что мы теперь можем друг другу дать? А вот поговорить бы с ней очень хотелось. Наверное, решился бы рассказать обо всём. Как тебе сейчас. Ты, кстати, очень на неё похожа. Я часто представляю, как мы беседуем с ней вечерами. Сидим, как вот сейчас с тобой, за чаем с пирогами.
- Исправить? – помолчав, продолжил он. - Не знаю. Тут раньше надо было кому-то из нас решиться. Мне всё время казалось, что я ей тоже не безразличен был. Я то не решался из-за двух, оброненных ею однажды, слов: «Ты маленький, Коленька». Я уже позже вытянулся, куда выше среднего, как видишь. А тогда, правда, маленьким был. А она почему молчала? Гордая, видимо, очень была. Ты, Лизонька, смотри, не пропусти своего счастья. Наверняка, кто-нибудь вроде меня исподтишка тобой любуется, да признаться не решается.
- Скажете тоже, Николай Владимирович, - засмущалась Лиза. – Мне уже домой пора. Родители, наверное, из гостей вернулись. Меня с собой звали, да я отказалась. Настроения не было. Я, на школьный вечер уходя, им сказала, что, возможно, с гостем вернусь. А вышло по-другому.
- Давай я тебя провожу, ночь ведь, - засобирался хозяин, - негоже девушке одной ходить.
- Да что там, мне до другого подъезда только перебежать.
- Провожу непременно! А скажи, почему ты именно ко мне сегодня заглянула?
- Не знаю, потянуло как-то. Вы со мной всегда так дружелюбны. Может, это бабушка на расстоянии мне подсказала, чтобы вы один не сидели в такую ночь.
Метель не утихала. У Лизиного подъезда, за сиренью, превратившейся в высокий сугроб, почувствовалось какое-то шевеление, и, осыпая снег, метнулся оттуда лёгкой тенью мальчишечий силуэт.
- Лиза, кто это тут дежурит? Не тот, кого ты на праздник позвать хотела?
- Да нет, тот такой… высоченный и стройный. А это маленький какой-то.
- Маленький?! – многозначительно переспросил Николай Владимирович. – Во всём на бабушку похожа! Забыла, о чём предупреждал тебя?
И они, переглянувшись, громко рассмеялись.
Маргарита Петрова