Проза

Правда жизни.

   Пару месяцев назад Люся пережила настоящую драму. Любовную. Не заводя при этом никаких романов. У неё всегда так выходило. Иначе, чем у всех добрых людей. Иначе, чем у её двух ближайших подруг. Впрочем, ближайшей была одна Тамара. Зинаиду назвать таковой, пожалуй, было нельзя. Так, давняя приятельница.

   Все трое знакомы были с детства. С Тамарой Люся училась в одном классе. Пожалуй, именно отличница Тамара и определяла во многом Люсину жизненную линию, корректировала её. Учила подружку, всего лишь четверочницу, жить в соответствии с жизненной правдой.

    Люся сейчас бы затруднилась вспомнить, когда именно в Тамарином лексиконе появилось изречение про эту самую «правду жизни», но некоторые конкретные случаи врезались в память. Возможно потому, что Тамарины предупреждения оказались верными.

    Когда третьекурсница Люся собиралась замуж за своего преподавателя, в которого была безоглядно влюблена, Тамара изрекла как аксиому: 

      – Правда жизни в том, что подобные браки обречены изначально. Во-первых, разница в возрасте существенна – почти двенадцать лет, во-вторых, разница в интеллекте тоже присутствует. Ему нравится тебя, несмышленую, поучать. Но когда-нибудь ты с ним в интеллекте сравняешься и перестанешь смотреть на него снизу вверх. Он этого не переживет. Уйдет то, на чем держатся такие браки. И вы расстанетесь. А тебе это надо?

    Тогда Люся впервые ослушалась подругу. И случилось все так, как Тамара и напророчила. Причем очень быстро случилось. Растить потом трехлетнего сынишку Люсе помогали родители и бабушка.

    Впрочем, и у правильной и умной Тамары не все шло так, как должно бы было по её теории. Еще в школе её верного пажа и одноклассника Женьку у Тамары увела та самая Зинка, теперешняя Люсина приятельница. Тогда Зина ежегодно приезжала на лето к бабушке из Ленинграда. Была старше их лет на шесть, ярко одевалась, презирала их провинциальные правила и нормы, с мальчишками вела себя дерзко, но была для противоположного пола такой приманкой, что парни табунами ходили за ней. В последнем десятом классе в числе Зинкиных поклонников оказался и Тамарин Женя.

      Тамара это переживала тяжело, хотя вида и не показывала.

     – Правда жизни на моей стороне, – заявляла она свысока, – ничего у него с этой пустопорожней старой акулой не получится. Он еще прибежит ко мне за прощением, поймет свое заблуждение. Может быть, и прощу, все-таки столько лет дружили.

    Видимо, в ожидании момента, когда влюбленный в Зинку Женя «поймет свое заблуждение», она уехала вслед за ним в Ленинград, поступила в институт, да так там и осталась. Хотя Женя за прощением не пришел. Наоборот, еще студентом женился на Зинаиде, у них один за другим родились два крепеньких симпатичных мальчика. В общем, по слухам, семья сложилась. Тамара же спустя время вышла замуж тоже за Женю (разве могло быть иначе!).

    Через годы все они оказались в своем родном городке. Люся вернулась сразу после развода, здесь вырастила сына, который, окончив российский институт, уехал потом  к отцу, иммигрировавшему в Израиль, за что Люся долго обижалась на обоих. Зина с первым Женей приехали, когда вышли на пенсию. Тамара с Женей вторым  – чуть позже. Правда, она то и дело моталась теперь уже в Питер к внукам, оставляя на хозяйстве прижившегося в их маленьком городке телом и душой мужа.

    В очередное Тамарино возвращение Люся и открыла ей свою драматическую тайну, ввергшую её надолго в настоящее смятение, а потом и в депрессию. Лучше бы в дупло в старом парке её прокричала. Вместо того чтобы посочувствовать, Тамара, конечно же, отчитала за неразумное поведение:

     – Нет, как ты вообще могла довести события до такой черты, – возмущенно выговаривала давняя подруга, – ты что же, не замечала его мужского интереса к тебе раньше? Позволь не поверить. Жизненный опыт подсказывает…

    И так далее, с включением коронного выражения о «правде жизни».

    Ну не замечала Люся ничего такого. Никакого подвоха со стороны отношений с дачным соседом не чувствовала. Он же моложе на целых двадцать лет. Какие отношения. Просто в каждый Люсин приезд они подолгу интересно беседовали. Он, офицер-отставник, не был солдафоном. Много, как и Люся, читал, занимался резьбой по дереву. Из-под его рук выходили такие интересные сказочные герои. Во двор к нему заходить было – одно удовольствие. Тут тебе и веселая ящерица из сосновой ветки, и лесовичок из подобранного Люсей в лесу сучка,  примостившийся на пеньке.  И много еще чего забавного. Кое-что он дарил друзьям, продавал по сходной цене малознакомым, буквально выпрашивавшим занимательные поделки. Был он еще и удачливым охотником, и рыбаком. И часто одаривал Люсю лесными и водяными трофеями.

    Каждый вечер, проведенный с Василием, так звали соседа, был для неё дорог потому, что… А почему, кстати, он был дорог? Да просто так, нипочему. Уютно с ним было и хорошо. Длилось это лет пять, наверное. И вот нынешней весной Люсе показалось, что Василий, подхватив её, споткнувшуюся во время очередной лесной прогулки, как-то вовсе не по-товарищески приобнял и даже прижал к себе. Заметив её реакцию, сосед начал сбивчивые объяснения, которые разрушили всю их тихую товарищескую идиллию. О том, что он давно хотел, но не решался, боялся отрицательного ответа… И так далее, пока она, растерянная, не оборвала, сказав, что срочно пора на автобус.  

    Мало сказать, что Люся была ошарашена. Целую бурю страстей пережила в последующие дни. Услышать признание в её годы – хорошо ли это? Разменяла, и не нынче, седьмой десяток. Давно себе об этом и думать запретила. Первое время после развода было не до любовей, мешала обида, маленький сынишка внимания требовал. Потом присматривалась к тем, кто присматривался к ней. Но так и не высмотрела того, единственного. За что тоже была не раз ругана Тамарой, подгонявшей изредка выгодные, по её мнению, варианты. А потом уже и время вышло.

    Что этого быть не может, потому что не может быть никогда, Люся решила сразу же. Потом поймала себя на мысли, что неслучившегося романа ей страшно жаль. Сосед был именно ЕЁ человеком. Именно с таким ей и мечталось прожить всю жизнь. Они так понимали друг друга, столько имели общего в душах и привычках. Почему судьбе именно Люсю так нужно разыгрывать: поманить и показать язык. Ну, хоть бы лет десять назад это случилось, или он был бы старше лет на десяток. Хотя тоже – вариант провальный.

    Еще до разговора с Тамарой она решила, что достойно переживет это искушение. А Тамара дала и название тому, что не случилось:

    – Ну и насмешила бы ты народ, анекдот просто, – весело заключила их откровенную беседу правильная подруга.

   И она была права.

   Люся твердо решила народ не смешить. Она погрузилась в обычную жизненную суету. Вернулась в хор ветеранов, бегала на всяческие творческие тусовки для таких же возрастных матрон. Вот и сегодня отправилась на концерт, в котором сама не участвовала. Зато пела Зина, очень приглашавшая её послушать. Надо сказать, что голосом та обладала очень приятным, хоть и не сильным. Примой была в местном хоре. Наскоро переговорили с только что вернувшейся из Питера Тамарой, пришедшей на концерт с мужем, наверное, по жене соскучившемся. Люсе в их ряду места не хватило, и она сидела чуть сзади, наискосок. 

   Концерт шел своим чередом. Зрители активно аплодировали знакомым артистам, вызывали некоторых «на бис». Люся поглядывала на сцену, исподволь осматривая зал. И вдруг её что-то насторожило в сидящих впереди друзьях. Были они как-то каждый сам по себе. Мало того, Женя будто и не замечал Тамару. Продетую под его локоть руку жены не прижимал, она висела, как большая вареная макаронина. Зато как пристально смотрел на сцену, когда там появлялась Зина. Расцветал в улыбке, просто тянулся ей навстречу. С жаром аплодировал. И замирал безразлично при виде других артистов, мол, что с них возьмешь, самодеятельность.

    – Не может быть, – не поверила глазам своим Люся. 

    И вдруг вспомнила, как некоторое время назад наткнулась на рынке на беседовавших Женю второго и Зинаиду. Тамарин муж с видом виноватого школьника в чем-то явно оправдывался перед собеседницей. А та с видом королевы и покорительницы сердец его отчитывала шутливо:

    – Хорошо, в первый раз прощаю твою оплошность, но и в последний.

   Речь шла о том, что он куда-то то ли опоздал, то ли не пришел, а теперь уж придет обязательно. Люся тогда не вникала, остро было еще недавнее собственное дачное переживание. Это теперь она связала нити воедино. Ну и дела!

    Правда жизни на сей момент заключалась в том, что сидящий рядом с правильной,  умной и знающей все наперед женой Женя второй, как когда-то и Женя первый, явно предпочитал взбалмошную Зинку. Он просто млел от её голоса и вида, просто оплывал тающей свечой. Тамара же, уверенная в своей непререкаемой правоте, совсем не замечала этого.

    Люся тихонько выбралась из своего ряда и, не дождавшись окончания спектакля, отправилась домой. На кухне она решительно отодвинула вытащенную было из холодильника овсянку и нажарила картошки с салом, которое приберегала для синичек.

Потом достала из банки соленый огурец и впервые за многие годы наелась того, что себе категорически запрещала. Картошечка вкусно попахивала лучком, огурчик звучно похрустывал на её металлокерамике, и она жмурилась от наслаждения. Её ничуть не беспокоила мысль о том, что сказала бы Тамара по поводу такого вредного, запретного, неправильного ужина.

    – Правда жизни накрылась медным тазом, – перевернув пустую сковородку кверху дном, громко произнесла Люся и сыто потянулась.

                                                                                                        Маргарита Петрова,

Андреаполь