Хранить вечно
– Ох, не знаю, не знаю... – в сомнении покачал головой декурион.
Зашуршали кусты, и на поляну выскочил Танан – хрупкий пятнадцатилетний подросток с нежным, почти девичьим лицом, ни единой своей чертой не напоминавшим как будто вырубленное из камня лицо своего отца. Танан был явно взволнован, щёки его горели румянцем, глаза возбуждённо блестели.
– Ти!.. Ти!.. Энхи́ оудадэ́н! – звонко крикнул он, указывая рукой куда-то себе за спину. –Ша́ри доудадэн!
– Схари, Танан! – сказал Такфаринас. – Но я ведь просил тебя говорить по-романски.
– Ладно! – кивнул Танан и опять заторопился. – Отэц! Можно моя брать твоя лук и... эта... ин-дербатэ́н.
– Стрелы, – подсказал Такфаринас.
– Эулля! – кивнул Танан. – Стрэлы. Можно? Моя... эта... быстро! Ад-анрэ́р-тэн! Моя убивать эта... оуда́д!
– Козёл, – опять подсказал Такфаринас. – Горный козёл.
– Эулля! – нетерпеливо притопнул ногой Танан. – Казол. Можно?!
– Можно, – улыбнулся Такфаринас. – Только, я прошу тебя, за гребень не заходи – там опасно!
– Ладно!.. – крикнул Танан – он уже сыпался вниз по склону. – Моя за грэбэн не ходи!.. Ладно!
– Учишь сына говорить по-романски? – спросил декурион. – Полагаешь, это ему пригодится? Ты же не хочешь видеть романцев на своей земле.
Такфаринас чуть помедлил с ответом.
– Рома существует уже почти восемь веков, – наконец сказал он, щурясь и потирая правый кулак левой ладонью. – И, судя по размаху империи, будет существовать как минимум ещё столько же. С этим нельзя не считаться. Всякий образованный человек в нынешнем мире должен знать романский язык. Иначе он обрекает себя на самоизоляцию.
– Готовишь сына на царский трон? – улыбнувшись, спросил Саксум. – Вместо Птолемея?
– Ни в коем случае! – сейчас же откликнулся Такфаринас. – И сам этот трон не займу!.. Пусть правят те, в чьих жилах течёт царская кровь. Иначе не избежать междоусобицы и кровавой драки за власть, – он хитро улыбнулся. – Меня вполне устроит маленькая должность наместника Нумидии... Ну, или, к примеру, главнокомандующего объединёнными войсками Нумидии и Мавритании.
Декурион рассмеялся:
– Очень маленькая должность! Почти незаметная!..
– Саксум!!.. Эй, Саксум!! – послышалось снизу.
Из-под веток могучего кедра выскочила и засуетилась фигурка человека в ярко-красном плаще.
– Что?!! – крикнул декурион. – Чего тебе, Кепа?!!
Фигурка призывно замахала руками:
– Саксум!! Скорей!!.. Спускайся!! Есть новости!!
– Что-то случилось, – сказал декурион Такфаринасу, и они вдвоём стали торопливо спускаться по крутому склону, прыгая с камня на камень и хватаясь за ветки кустов.
– А сын совсем не похож на тебя, – оглянувшись и на мгновенье останавливаясь, сказал Саксум. – Наверное, в мать?
– Да... – кивнул Такфаринас. – В мать... Она была очень красивая.
– Была?
– Да... – Такфаринас тоже на мгновенье остановился. – Её убили. Вместе с моим младшим сыном.
– Прости, – сказал Саксум. – Я не знал...
– Ничего... – отозвался Такфаринас, он уже опять прыгал вниз по склону. – Это уже было давно... Шесть лет назад!
– Прости! – снова сказал декурион и поспешил следом.
Внизу, приплясывая от нетерпения, их ожидал Олус Кепа. Помимо ярко-красного гвардейского плаща, на нём был надет надраенный до нестерпимого блеска торакс с распластанным на груди могучим золочёным орлом и шлем с поперечным – кентурионским – гребнем. Торакс показался Саксуму знакомым. Помнится, точно в таком же любил разъезжать по Тубуску трибун-лактиклавий Гай Корнелий Рет. Торакс был Кепе явно велик. Несмотря на то, что бывший помощник декуриона, а теперь командир турмы разведчиков, затянул до упора все имевшиеся на тораксе ремни, панцирь сидел на нём, как конское седло на молодом ослике. При желании в промежуток между нагрудной частью торакса и тщедушным телом свежеиспеченного прима можно было бы всунуть ещё одного такого же Олуса Кепу. Впрочем, ниспадающий с Кепиных плеч роскошный плащ по большей части скрывал все недостатки амуниции, и, в общем и целом, командир турмы разведчиков смотрелся очень даже внушительно.
– Кепа! – завидев увенчанного имперским орлом своего бывшего помощника, расхохотался декурион. – Ты неисправим! Где ты взял этот торакс?! И шлем! Настоящий кентурионский шлем!
– А что? – самодовольно оглядывая себя, сказал Кепа. – Выиграл. В «чёт-нечёт». Правда, красиво?!
– Красиво! Да! – тут же откликнулся Танан, с нескрываемой завистью глядя на командира разведчиков; он уже держал в руках лук и колчан со стрелами, но почему-то медлил уходить. – Моя такой хотеть! Моя стать воин – такой носить!
– Вот видишь! – воскликнул Кепа, указывая Саксуму на юношу. – Народ понимает истинную красоту!
– Народ!.. – хмыкнул декурион. – Ладно, давай выкладывай, что там у тебя? Что за срочность?
Кепа опять оглянулся на Танана, но теперь уже нетерпеливо. Такфаринас повернулся к своему сыну:
– Ты чего ждёшь, Танан? Поспеши! А то упустишь свою добычу!
– Эта... – нерешительно сказал юноша. – Моя спросить.
– Спрашивай.
– Ты! – ткнул Танан луком в сторону декуриона и сильно покраснел. – Твоя звать Симон. Почему он, – Танан перевёл лук в сторону Кепы, – почему он звать тебя не так? Почему он звать тебя... эта... Саксум? Почему?!
– Ну, потому что у меня два имени, – сказал декурион. – Понимаешь? Родители назвали меня Симоном. А в легионе солдаты прозвали Саксумом. Саксум – это прозвище. Отец ведь тоже иногда называет тебя «аги́лас» – леопард. Я слышал.