Хранить вечно
Скол третий
Палестина. Кесария – Га́ба – Сепфо́рис – Кафарна́ум
(DCCLXXXIII ab U. c., Januarius-Martius)
1
– Эй, малый! Поди-ка сюда!
Лопоухий пацан, одетый в невообразимое рваньё, поднялся от небольшого, сложенного из мелкого плавника и щепочек, костра, возле которого он грелся, и, опасливо приблизившись, остановился шагах в пяти.
– Знаешь, что это такое? – спросил Саксум, показывая ему на ладони блестящий аурихалковый дупондий.
Мальчишка, вытянув шею, вгляделся, шмыгнул носом и кивнул.
– Хочешь заработать?
Мальчишка кивнул опять.
– Мне нужны два осла. Или мула. Найди торговца, который бы мне их продал, и приведи его сюда. Сможешь?
Мальчишка подумал и кивнул в третий раз. Был он худой, костлявый, чёрные нечесаные волосы слиплись у него на голове в сальные сосульки, голые руки были по локоть испачканы сажей, полосы сажи были и на лице.
– Ну раз можешь – давай! – сказал нетерпеливо Саксум. – Чего стоишь, как статуй?
Пацанёнок снова шмыгнул носом и, всё так же не говоря ни слова, крутанулся на месте и, взрывая босыми пятками песок и ловко лавируя между тут и там растянутыми для просушки сетями, помчался по берегу, но не к городским воротам, как можно было бы ожидать, а в противоположную сторону – к виднеющимся неподалёку, за корпусами и мачтами вытащенных на прибрежный песок многочисленных разновеликих судов, жёлтым приземистым домам прибрежной деревушки.
– Ты уверен, что он тебя правильно понял? – спросила Хавива. – Куда-то он побежал, по-моему, не туда.
Саксум повёл плечом:
– Да кто его знает... Понял, наверное, раз так резво помчался.
– Какой-то он совсем неразговорчивый, – отозвалась о мальчишке Хавива. – Может, немой?
– Может, и немой... – рассеянно откликнулся Саксум. – Главное, понимаешь, чтоб не глухой... – он проводил взглядом быстро удаляющуюся фигурку, дождался, когда та скроется за ближайшим домом, а потом повернулся к жене. – Ну что?.. Ты как?
– Лучше... Но всё ещё качает, – сказала Хавива и виновато улыбнулась.
– Ничего, – подбодрил её Саксум. – Скоро пройдёт... Тебе не холодно?
Хавива зябко повела плечами.
– Да вот... Что-то знобит слегка.
– Сейчас...
Саксум снял с себя тёплый шерстяной плащ и накинул Хавиве на плечи.
– А ты?
– А мне тепло...
Он не лукавил. Холодный северо-западный ветер сбивал пену с коротких злых волн, раскачивал голые мачты нескольких стоящих у пристани судов, прижимал к земле дым оставленного неразговорчивым пацанёнком костра. Но Саксуму неласковые прикосновения этого ветра были даже приятны – с того момента, когда он ступил на палестинскую землю, он ощущал внутри себя какой-то постоянный нервический подъём, какое-то восторженное клокотание: щёки у него горели, сердце толкалось в груди быстро и гулко, как во время любовного свидания или как перед боем, и ещё почему-то покалывало в кончиках пальцев. Подходила к концу их полугодовая дорожная эпопея...
Турма Саксума была расформирована в июне восемьдесят второго. Новый проконсул Африки Марк Юний Торква́т сразу же по приёмке дел у своего предшественника взялся за радикальное сокращение численности Третьего «Верного Августу» легиона, непомерно разросшегося за годы правления Долабеллы. В первую очередь, естественно, сокращались вспомогательные отряды.
Проторчав больше месяца в Ламбессе из-за постоянных проволочек с выдачей причитающихся по увольнении выплат, бывшие легионеры перебрались в Гиппо-Регию, где в ожидании попутного судна принялись усердно спускать полученное жалованье в многочисленных портовых питейных заведениях и лупанариях. Бо́льшая часть турмы Саксума состояла из кире́нцев – выходцев из либийского Пятиградья. Суда ходили туда из Гиппо-Регии крайне редко, деньги у загульных отставников всё не кончались, так что в конце концов комендант Гиппо-Регии, трибун-ангустиклавий, почтенный Во́лус Аэлий Скавр, измученный жалобами жителей города на разгул и бесчинства неугомонных отставников, приказал снарядить для них отдельную либу́рну – небольшое одноярусное судно – и в кратчайшие сроки отправить с вверенной ему территории. Как говорится: с глаз долой, из сердца вон. Однако, как это часто бывает, благое начинание одного начальника столкнулось с непониманием начальника другого. Префект флота легиона Нумерий Муна́т Планк категорически воспротивился «разбазариванию» своих кораблей и запретил использование вверенной ему боевой единицы на цели, непосредственно не связанные с выполнением боевых задач. Дрязга получилась громкой. Дело дошло до проконсула. Быстрый в решениях и крутой на расправу Марк Юний Торкват решил дело одним росчерком пера: префект флота был разжалован в кентурионы и сослан в более чем сухопутную Тивесту, а почтенный Волус Аэлий Скавр, с учётом многочисленных его заслуг, был отправлен в почётную отставку и напоследок назначен старшим на трирему «Сала́кия», снаряжённую для перевозки двух сотен уволенных со службы легионеров, скопившихся уже к тому времени в порту Гиппо-Регии.
Большинство отставников плыло в метрополию. Поэтому трирему решили запустить по компромиссному маршруту: сначала до Ка́ралиса на Сардинии, потом – до сикилийского Лилиба́ума, где должны были сойти все, кто добирался на материк, а уже из Лилибаума – в Кирена́ику с промежуточным заходом на Ме́литу.