Публицистика
ПРИЛЕПИН И ДРУГИЕ
То, что «Грех» Захара Прилепина признан «книгой десятилетия», ещё раз привлекло внимание к его творчеству, хотя до того он стал финалистом «Русского Букера» и лауреатом «Национального бестселлера». В «Светлячке» было «заседание по Прилепину». Дошёл до нас и изданный пару лет назад сборник «Именины сердца» («Разговоры с русской литературой»). Он представляет собой запись диалогов Прилепина с другими литераторами, предваряемую краткими, но ёмкими суждениями о них. В чём ценность произведения с эпатажным – от самого Гоголя - названием? Прежде всего – в информативности.
Издаётся много книг. Всех не перечитаешь, тем паче не купишь. Довольно мило для разрядки почитать детективчик, любовный романчик (кому что по вкусу), но подчас чего-то посущественнее хочется. Сборник в этом смысле оказывает услугу ценную: мы узнаём о многих современных авторах, от Пелевина и Сорокина до менее известных широкой читающей публике.
Читая, я сделал немало памяток. Кое-что меня озадачило, например, высокая оценка многими опусов Лимонова. Другое заставило призадуматься, в частности, высказывание Дмитрия Данилова: «Одним из величайших русских поэтов всех времён и народов я считаю Егора Летова». Узнаёшь, что племянник знаменитого режиссёра Михаил Тарковский – ценимый многими автор, хотя по его же словам, он «с головой литературе не принадлежит». Позиция понятная. В жизни есть вещи поважнее литературы. Она, скажем прямо, занятие досужее. Получивший некогда двойку за безграмотность на экзамене Роман Сенчин с долей иронии выразился: «Если слушать писателей – всё развалится».
Александр Проханов, в отличие от некоторых, не обеспокоен судьбой русского языка, который в современной прозе «многообразный, изысканный». Более его тревожит перемещение сознания людей в область «фантомов» типа «собчачки». Странное совпадение: именно над этим процессом я иронизирую в своём последнем стихотворении.
Красной нитью сквозь текст сборника проходят мысли авторов о России и её вероятном будущем. Александр Проханов предчувствует «Пятую империю». Павел Крусанов также выражает взгляды «имперские, державные». Александр Житинский уверен в необходимости «абсолютной манархии».
Евгений Попов считает, что у страны ещё есть шансы на нормальную жизнь. К умеренно-оптимистической точке зрения присоединяются Татьяна Набатникова («ещё поборемся»), Дмитрий Веденников («всё будет хорошо»), Максим Амелин («надо надеяться»), Михаил Елизаров («пока в России есть нефть и газ»).
С антитезисом выступил Дмитрий Данилов: «Будущее видится мне безрадостным… Народ развращён и деморализован, вожди его слабы и беспринципны, темпы тотального оскотинивания просто ужасают». Но даже он допускает, что «случится чудо Божие» и на это надеется. Сию оценку, как и сию надежду, разделяют Алексей Варламов, Герман Садулаев, Михаил Тарковский и автор этой заметки.
Леонид Юзефович категоричен: «Никто и никогда ничего не мог предвидеть, все спекуляции на этот счёт – полная ерунда».
Но вернёмся к литературе. Потомственный литератор (третье поколение) Анна Козлова на первое место в ней ставит Виктора Пелевина. Не возражу. О наличии в ней элементов ненормативной лексики замечательно выразилась школьница, заметив, что грубые слова допустимы, если заставляют задуматься. Дмитрий Воденников подметил: «Сейчас женщины пишут лучше мужчин». Общую невысокую оценку современной литературе даёт Александр Гаррос:
«Покажите мне такого человека, который был бы настолько выше Быкова, что Быков ему смертельно завидует. Я таких не знаю. И это не комплимент Быкову, а упрёк литературе».
Но русской ли литературе?
Вопрос странный, забавный, с эмфазой и провокативным подтекстом. Почему он возникает? Вот почему. Берёшь книгу одного писателя, хвалёную другими писателями. Начинаешь читать. Неглупо. Небездарно. Грамотно. Но к двадцатой странице подбираясь, начинаешь испытывать «дежавю» и скуку смертную. И думаешь: ладно, подождёт. А сегодня почитаю детективчик… Не пора ли заумникам кое-чему поучиться у Александры Марининой и Сидни Шелдона.
М. Никоноров.