Публицистика

СЕРЬЕЗНАЯ

«ХОХОТУШКА ТАНЯ»

Читая сборник Т. Михайловой

«Час возмущения воды»

       Преодолеть маршрут легче с картой и компасом, нежели без таковых. Путешествие в страну поэзии лучше начинать с ясными ориентирами. Что есть стихотворение в идеале? Это произведение искусства, сделанное из языкового материала. Произведение искусства – это послание в вечность. Для успеха в искусстве нужен талант. Талант можно развить, точно направить, оплодотворить трудом. Но если он дан свыше.

    В. Кожинов предположил, что для реализации поэтического таланта нужно совпадение трёх условий: поэтического дара, поэтической эпохи и поэтической судьбы.

    Поэзия многолика. В ней найдёт место и рифмованная публицистика Асадова (опиум для старшеклассниц моего поколения), и «Гарики» Губермана, и изощрённая игра ума Евгения Баратынского, и пушкинская гармония, и трагические диссонансы Случевского и Апухтина – выдающихся поэтов убийственно непоэтической поры.

    На первый взгляд странно, что в искусстве наибольшего достигал тот, кто сознавал его ограниченность и бессилие, тот, кто в отличие от восторженных глупцов понимал, что никакая красота не спасёт мир и что не стоит вопиять о «слезе ребёнка», ибо дети блажат по поводу и без повода – почти постоянно.

    Достаточно известная Татьяна Михайлова – «хохотушка Таня», как она сама себя аттестовала – однажды оказалась в ситуации пикантной. «В мужской колонии пришлось вести мне лекцию о Левитане». А заключённые «Впивались взглядами в живое тело – не в Левитана трепетный мотив». На мой взгляд, это – изумительный, истинно поэтический ход, как ход гроссмейстера в шахматной партии. Редуцируем: мужики с зоны бабу хотят. А она им про мазилу какого-то, пусть с государственной фамилией, впаривает. И получилось классное стихотворение о месте искусства в жизни, местами не прекрасной. Но нет непроходимой границы. Как выразился один скептик, циник и пессимист: живая девичья грудка прекраснее всех творений Рубенса. И промелькнуло там у Татьяны насчёт старения: «и тело облетело». Да, одна из величайших драм жизни в том, что наши подруги стареют – тонко подмечено, убедительно выражено. Уточню: стареем и мы.

    «МЫ едем рядом, женщина и дама боярских дореформенных кровей». Далее поэтесса выражает впечатление «стати и силы», исходящей от потомка истинных дворян. Тот не поэт, кто не заставляет задуматься. И невольно приходит в голову: ну почему эти благородные да умные про…ли Россию? Да, им «толпе не стать примером».

    Татьяна (признак ума) иногда иронизирует над собой. В «Азефовом труде» называет свои строчки «философическими» (в кавычках) и худосочными (без кавычек). И тут же – не без женского кокетства пополам с изыском: «хрустальные сосуды душ нагих».

       К чему придраться Зоилу в её стихах? Знающий основы классического богословия добродушно усмехнётся, наткнувшись на «бесстрастный» посох пророка и «монастырскую благодать», но можно ли отождествлять богословие и поэтические образы?

    В стихотворении «Сплетникам» Татьяна делает инфернально блестящий (как излом антрацита в свете шахтёрской лампочки) срез реальности, итог безбожия (материалисты пусть ищут другое объяснение), которое точно кончается «грязным матом и грязью кривых непроглядных дорог». Здесь, в этом жутком параллельном мире, где «младенец в пелёнках уже от рождения стар», где Танатос одержал полную и окончательную победу над Эросом. Живут наши современники, досрочно, сверх плана, заживо похоронившие себя.

    А ведь когда-то «Вместе строили планы». Это стихотворение, близкое к классическим стансам, Татьяна тоже написала на высоком уровне. Равно как и «Навстречу своей звезде».

    «Просёлочных дорог причудливая вязь» вряд ли кого оставит равнодушным. Эта вещица трагична и прекрасна, как жизнь. Считай, классика. «Болдинская осень» и «Что есть содержание птицы» одарят своеобразным юмором. Кстати, о птичках: их есть у Татьяны, и не мало.

    Замечу мимоходом, что проза Татьяны читается легко. Чисто субъективное: очерк «Структура гостеприимства» напомнил мне чеховский «Вишнёвый сад». Но пишу я о своём впечатлении от сборника «Час возмущения воды». О названии скажу, как поручик Ржевский: «Оригинально-с!» Подзаголовки и названия тоже не подкачали: «Автографы, литографы, граффити…», «Клиническая жизнь», «Приворотное зелье дороги». Недурственно. Признаюсь, побаивался, что наткнусь на стон по заброшенной деревне. По мне: уехали люди на лучшее место – казённые хлопоты да невелика печаль. Ежели ты так болен деревенькой – езжай, оживляй её, неча бумагу марать. Стона сего в сборнике не обнаружил. Пару «берёзок» нашёл. Кабы все эти поэтические берёзоньки можно было пустить на дрова – сельским пенсионерам надолго хватило. Татьяна не воспела ни одной собаки – это уже на грани гениальности. Кошка и кот имеются: без них, понял, нельзя – высокая поэзия-с! Зато обошлось без загадочной терзающейся одинокой (это само собой!) души.

    А может, о ужас, я что-то проглядел по старости и слабоумию? Не страшно: женские «терзания» ограничены исключительно околопоэтической сферою. В жизни я не встретил ни одной «терзающейся». Я эти шуточки вот к чему подпустил: изредка скользя по краю пошлости, Татьяна сумела в пошлость не впасть – признак довольно высокого поэтического ранга.

    Допускаю, что поэзия Татьяны, как и всякое творение человеческое, критикуема. Но воздержусь от критики по причине простой и ясной как плавленый сырок, как граненый стакан: нет поэту более сурового критика, чем он сам.

    Многие стихотворения Татьяны (имя, в котором слились и «тать» и «Яна») могут послужить темой особого разговора. Но, пожалуй, достаточно на сей раз. Остальное – читателю. Разочарован он не будет. Поэтический дар налицо. Поэтическая судьба просматривается в творениях . Эпоха в любой момент, как подметил Евтушенко, «может обернуться круто» и – к ужасу многих – стать «поэтической».  Ясно, что создать прекрасное может к тому стремящийся.

    Станет ли Татьяна Михайлова в ряд классиков русской поэзии? Это зависит не от нас, а от неё и некоторых фатальных факторов. Исходные данные имеются.

  М. Никоноров

<=