Проза
Сонечка
Им было чуть за семьдесят. Его, полковника в отставке, в глаза и за глаза величали Григорием Ивановичем, а её, бывшую учительницу начальных классов, в глаза – Софьей Павловной, а за глаза – Сонечкой, вовсе не думая её обидеть.
Они приехали лет десять назад из Петербурга в его родные места, оставив городскую квартиру детям. В родной деревне Григория Ивановича, расположенной на красивейшем берегу просторного озера, купили небольшой домик под дачу на лето. А в районном городке – двухкомнатную квартиру для зимовки в готовом тепле и благоустройстве, к которому привыкли за долгие годы во второй столице.
Летом занимались дачей, небольшим огородиком. Трудились не в напряг, для удовольствия, благо солидная офицерская плюс её маленькая пенсии позволяли жить, не бедствуя особо. Отдыхали в деревенской обволакивающей покоем тишине.
Впрочем, иногда сами сознательно нарушали этот покой, устраивая поочерёдно с соседями праздники то в одном доме, то в другом. Компания обычно состояла из местной интеллигенции и близкого круга московских дачников, которых в приозёрном краю собиралось на лето множество.
- Светская жизнь била ключом, - рассказывала потом Сонечка знакомым.
Ей такие вечеринки нравились, хотя иногда заканчивались курьёзами, например: разыскиванием и добыванием из канавы вдруг исчезнувшего неизвестно куда из-за стола какого-нибудь не в меру расслабившегося профессора. Без этих не таких уж и частых собраний Сонечке, ленинградке по происхождению, как она любила о себе говорить, привыкшей к городской многолюдности, было бы скучно в тихой деревеньке.
В городке у них тоже скоро сложился свой небольшой круг, благо слыли Грачёвы людьми общительными и лёгкими. Зимний «бальный» сезон они открывали в ноябре, в прежние Октябрьские праздники. И вовсе не потому, что были преданными приверженцами ушедшего строя, скорее наоборот. Просто из некого протеста.
- Привычка у нашего народа – отрекаться от своего прошлого, - говаривал Григорий Иванович гостям за праздничным столом. – Любо оно тебе, не любо, но это было. Зачем же из истории изымать.
- Конечно, мы тогда были молодыми и уже поэтому счастливыми, верили в светлое будущее. Не дождались. Но это было. И этого нельзя забыть, - вторила ему жена.
Она любила говорить много, подробно вспоминая детали, утомляя иногда слушателей своими долгими повествованиями. Иные уже не раз слышали историю их знакомства: коренной ленинградки и бывшего сельского
паренька, курсанта военного училища. Почти чувствовали вкус фирменных Сонечкиных котлет, которыми, по её словам, угощались все сокурсники и даже преподаватели её молодого мужа. Выходило, что исключительно благодаря котлетам он так успешен был в учёбе и карьере.
И много- много другого говорилось. Рассказам верили и не верили. Супруг снисходительно внимал ей, иногда вставляя краткие тонкие замечания. Он был немногословен, но к месту цитировал классиков. И вообще всё делал к месту и вовремя.
Знавшим эту пару казалось, что несомненный лидер в очевидно счастливом семействе именно Григорий Иванович. И именно его интеллигентность, такт, терпение цементируют семью, делают её надежным причалом для обоих.
- Хорошо ей живётся за такой спиной, - завидовали некоторые дамы. – Кем бы она была без своего полковника.
- Да, женщину делает значительной и красивой хороший мужчина, - изрекали со знанием вопроса другие.
- Ну, она тоже очень мила, - возражали третьи.
Абсолютно счастливые семьи наблюдаешь не так часто, поэтому Грачёвы находились под пристальным вниманием окружающих. На их примере пытались понять, как же им удалось то, что удаётся лишь немногим. Как бы там ни было, Сонечке в этом дуэте большинство отводило лишь вторую роль. Это казалось таким очевидным.
Весной Сонечка заболела. Не тяжело, обострился давний тромбофлебит. Но врач посчитал нужным положить её в хирургическое отделение. На пятый день Сонечкиной стационарной изоляции решила навестить её.
Направляясь к автобусной остановке, ещё издали заметила знакомую фигуру. Полковник? Или нет? Что-то неуловимо изменилось в нём, будто съёжился, стал меньше ростом и значимостью, что ли. Подошла. Передо мной стоял совсем другой мужчина, хотя и тот же самый полковник. В той же дорогой кожаной куртке, знакомых элегантных брюках, ещё хранящих чёткую стрелку. Но с жалким целлофановым пакетиком разового пользования в руках. Всё предстоящее Сонечкино меню было на виду: баночка сметаны, баночка сгущёнки, пакетик кофе, печенье. За фарфоровую чашку стыдливо пряталась столовая ложка из нержавейки.
- Представляете, им там ни ложки, ни кружки не дают, - неверно истолковал мой удивлённый взгляд, направленный на его тару, Сонечкин муж.
- Григорий Иванович, давайте сюда положим вашу передачку, - протянула я плотный пакет, предназначенный прятать содержимое от чужого глаза.
-Да этот тоже крепкий, - засуетился он, все-таки принимая мой вариант.
Но и солидный пакет в его руках выглядел нелепо. Держал он его, что
ли, не так? Не свободно и удобно за ручки, а неловко сжимая в кулаке почти у самого основания, там, где лежали продукты. Хотелось поправить, сдвинуть его руку. Еле удержалась. Пускай себе.
Что-то ещё смущало в его облике. Ага. Непривычная, не менее чем трёхдневная, не то седая, не то рыжеватая щетина пробивалась кустиками на обычно гладком ухоженном лице. И это всего на пятый день Сонечкиного отсутствия? Вот вам и первая скрипка в паре. Вот и весь «шер ше ля фам». Он без неё совершенно не смотрелся.
В больницу я не поехала. Чтобы не мешать встрече. Просто вообразила, какой она будет. Навещу Софью Павловну в другой раз.
Маргарита Петрова