СВЕТОТЕНИ
Ян Бресслав
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава I
1
– Ни дня больше. Я ушел. Да, уже ушел! – крикнул он, встретив тревожный взгляд матери, ставившей на стол тарелку с блинчиками. «Начнется сейчас. Уговоры, слезы, сопли…» Отодвинув недоеденную котлету, принялся за любимые творожники. – Котлета какая-то… – поморщился, понимая, как ужасна для нее эта новость. И жаль ее было, но нельзя по-другому. Нельзя.
– Что значит ушел? – приняв блюдо с охаянной котлеткой, взглянула растерянно Нина Михайловна, веки у нее подозрительно покраснели. – Это как, Олег… я не понимаю.
– Что понимать, – усмехнулся он в тарелку. – Ушел и все. Сессию не буду сдавать, вот что!
Ей захотелось сесть, полное белое тело ее отяжелело, но в такую минуту она не могла быть слабой.
– Что за глупости! Или… случилось что-нибудь?
– Да, случилось! То, что институт ваш мне не нравился никогда! и нужен он мне, как рыбе зонтик! и я бросаю!.. бросаю! да!.. – закричал сын запальчиво, брызгаясь сметаной, и неловко обтер рот ладонью. «Что-то я ору… тише надо. Я все уже сказал».
– Не говори глупостей, – повторила она, волнуясь, собираясь с мыслями, и опустилась рядом на стул. – Должна же какая-то причина?..
– Знаешь ты причину! – насмешливо и уже равнодушно ковырял он в тарелке вилкой. «Как клуша… квохтать теперь…» – думал он презрительно, вперед зная, что мать скажет, и начиная тосковать. Уйти он решил твердо, убеждать других было скучно, но нужна же ему квартирка и надо на что-то жить.
– Но так не делается, Олег. Чего стоило нам, ты знаешь…
– А зачем? Зачем?
– Образование и диплом…
– Начхал я на диплом! Не нужна мне эта специальность! Время только гроблю!
«Как легко у него все», – подумала Нина Михайловна, глядя сокрушенно на сына, чувствуя, что затеян им разговор неспроста, отговорить будет трудно, и прикидывала уже последствия.
– Ну, положим, не нравится, и ты хочешь переменить… я могу понять, – убедительно-ласково тронула она его за плечо. – Но не так же, не бросать же институт! Ты что, сынуль… Готовься сейчас и сдавай сессию. А потом подумать можно и о переводе.
– Куда? Каком? – взвился он. «Ах, дурак… Ничего не надо было говорить! А завалить сессию, отчислили бы – и точка!» – В такой же другой, да? А смысл? смысл?
– Тебе что же… никакой вуз не подходит? – сощурилась мать.
Олег встал – худой, долговязый, с русой, как у отца, гривкой и его серыми глазами, и самоуверенное выражение на подвижном лице сменилось самодовольной ухмылкой.
– Был такой Толстой, Лев… тот что закончил?
– Ну, сравнил!
– Вузы есть, только не переводом. И не о том речь! А сделать надо… Показать и доказать там, понимаешь?
– Не понимаю. Что кому показать?
– Ну-у-у, мать… – протянул он покровительственно, расхаживая по кухне и открывая по-очереди дверцы шкафчиков. «Как маленькая, честное слово. Уже и дети теперь понимают…» Но без нее никуда, приходилось объяснять. – Работу какую-никакую. Ну, клип там… фото, репортаж, не знаю.
– Так ты… про кино, что ли?
– Телекамеру я зачем, думаешь, купил? А-а-а!
Нина Михайловна рассмеялась, даже рукой взмахнула.
– Брось, Олег, не смеши. Камеры и фотоаппараты у всех теперь. И что? Так все и режиссерами стали?
– Именно – не все! Авторучки тоже у всех и пишут все, а писателей много? – вскипел он снова. – А теперь, когда телевидение и интернет, и картинка везде и всё вытесняет… ты понимаешь? Вот что…
– Так вот этим… ты этим хочешь заняться? – разочарование ее было искренно и обидно. – Это же не специальность… это хобби, сынок!
– Еще какая специальность! – возразил он уверенно и насмешливо: «ты что, мол, в этом понимаешь!» – Ребята, знакомые мои… никакие не профи… а такие штуки, знаешь, делают! И зашибают, представь!
– Ох, Олежка… – вздохнула огорченно Нина Михайловна, медленно вставая, и принялась убирать со стола. – Какой ты ребенок еще, смотрю.
Сын, сузив глаза, остановился, сунул руки в карманы.
– А вот это не надо… ребе-е-енок! – передразнил он с ожесточением. Атмосфера родительской опеки и детской его несамостоятельности, царившая в доме, давно ему осточертела. – Я не за советом пришел. А ставлю в известность. Все уже решено!
– Ну, ну… – невнятно сказала мать, обмахивая стол полотенцем. Вдруг она повернулась к нему с порозовевшим возбужденным лицом. – Как ты не понимаешь, сынок! Ты же просто повиснешь! Ну, хочешь снимать – снимай, но параллельно… зачем учебу-то бросать? А получится что-то…
– Да не получится! Мне время надо, время! Либо одно, либо другое!
– Но одно – институт – у тебя есть, а другое – еще неизвестно…
– И не надо! Не надо! В любом случае гидротехником я не стану! Как бы вам этого ни хотелось! – прибавил он ядовито. «Что-то я ору… как слабак. Противно даже».
– Не насильно же мы тебя в институт…
– Не насильно, пусть! Я сам! Сам сделал ошибку и сам исправляю. Так в чем дело? В чем, я вас спрашиваю, дело?! – возопил он с истерической ноткой, понимая, как это некрасиво, но на мать наверняка подействует. – Могу я распорядиться собственной жизнью? Могу?!
Вспомнив давешнюю свою решимость, и твердость, и то, с каким железным спокойствием хотел сообщить эту новость, он ужаснулся своей хлипкости. Откинув занавеску, уставился молча в темное от зимних сумерек окно, и, глядя на свое отражение, принял вид независимый и холодный. «Мужественный профиль вернул ему самообладание, – подумал он. – Он должен идти до конца…»
– Никто же и не покушается… Разве мы плохого тебе хотим? – говорила расстроенная Нина Михайловна, машинально переставляя на столе сахарницу, солонку и оправляя в вазочке салфетки.
Он не удостоил ответом.
– Но не так же, сынок… раз – и готово.
«Он был уже далеко… он видел завтрашний день», – размышлял, почти не слыша матери, Олег, пытаясь восстановить утраченное равновесие, и чувство безмятежной отстраненности возвращалось к нему.
В прихожей стукнула дверь: пришел отец. «Вот и кстати», – подумал он без воодушевления, внутренне подбираясь, и покрасневшее пятнами лицо его приняло вид независимый, почти гордый.