"Война глазами очевидцев"
Отец работал в колхозе кузнецом. Они с другом и помощником Иваном Сорокиным (из Хотилиц) делали телеги и конные приводы. Эта работа требовала большого умения и очень ценилась. Их мастерство пригодилось на военной службе. Когда их призвали в армию, во время Великой Отечественной войны, они попали служить в одну часть, ремонтируя и обслуживая самолеты. Во время боевых действий под Зубцовом, на аэродром, где они служили, притащили подбитый немецкий самолет. Отец полез в кабину самолета первым. Раздался взрыв. Уцелела только одна крышечка от именных часов, подаренных отцу командованием. Все это случилось на глазах Ивана Сорокина. Все это он рассказал много лет спустя нашей семье. То, что до санчасти не довезли, что хоронили недалеко от какой-то деревни, что сам он и хоронил отца. А я запомнил тот день, когда увидел маму, которая шла и плакала, она носила почту, и первая из нас узнала трагическую новость.
Перед войной мы переселились из Незвинки в Красную Горку в дедову избу. Помню, как у нас появились немцы. Первые подъехали мотоциклисты, за ними два бронетранспортера (впереди два автомобильных колеса, а сзади - гусеницы.) Сидят, как в «гробах», в своей технике - только головы видны в касках, показались - в черной форме, на рукаве круг со свастикой. «Белавино?» Спрашивают. Их заинтересовало, что деревни с таким названием в их карте нет. Поправку в карте сделали, нашего деда схватили, в машину втащили и поехали. Мы переживали, что деда увезли, а он пришел поздно вечером, рассказал, что взяли его чтобы правильно дорогу показал на Хотилицы. Перестраховывались. Немецкие части останавливались в нашей деревне несколько раз. Помню, еще тепло было, сено наносят, ночуют прямо у заборов на дороге, автоматы на забор повесят, а когда позовут их с котелками на обед к кухне, так и оставят свои автоматы на заборе. Это поначалу так было, а потом пуганые стали, уже оружие без присмотра не оставляли, в туалет на дороге ходили, если приспичит, боялись в лес зайти.
Особенно нас русских не любили финны. Их мы узнавали по сапогам: сапоги были со специальными крючками для крепления лыж. Был случай, к нашему забору была подогнана машина с продуктами, из которой финн выдавал консервы солдатам.
Я часто крутился вокруг, собирал пустые металлические банки, которые выбрасывались немцами тут же.
Он приметил меня. На следующий день банок не оказалось. Финн поманил меня пальцем, и ногой скинул мне банку пустую банку из машины. Я нагнулся, чтобы подобрать ее. А он начал кидать в меня, остальные, целясь в голову. Помню, что попал несколько раз, было очень больно. Ночью от обиды, я выбил фары в машине рогаткой, которую потом, испугавшись, зарыл в огороде. Хорошо, что рано утром они уехали.
Один финн в деревне наузыкнул на меня собаку. Я убегал, в дверь домой не попал, проскочил с испугу, а заскочил на лестницу, приставленную к крыше, забрался за трубу, так и спасся. Вышел дед, пошел за ним, хотел пожаловаться офицеру, а финн погрозил ему кулаком. Дед вернулся назад.
А один раз дед ходил жаловаться, что у него кур унес один солдат. Офицер собрал своих подчиненных, и по-своему им что-то лопотал, отчитывая. После немец принес несколько куриных тушек.
Еще был случай, когда мы с Витькой (Виталием), двоюродным братом, собирались куда то идти, да мать его не пустила. Он сидел, возле дороги на лавочке и плакал, проходивший мимо офицер, погладил его по голове и дал карманные часы на цепочке. Тот радостный прибежал ко мне, и мы их стали делить. Сначала поделили цепочку пополам, затем крышки ну и все остальное. Больше эти часы не ходили, а мне они вспоминаются до сих пор.
В 1943 году летом в нашем бору на отдыхе стояла большая эстонская часть. Помню, что форма у них отличалась от нашей, но на русском говорили все хорошо. Мы часто бегали к ним менять бутылку молока на сахар. Бор был убран - ни одного сучка, правда далеко в их расположения мы не заходили, но слышно было ржание лошадей. Похоже, это была артиллерийская часть.
Уже после войны, брат, живущий в г. Великие Луки водил меня к памятной арке, посвященной погибшим в Великой отечественной войне эстонцам. Он говорил, что при создании этого мемориала не было использовано ни одного местного камня, все были привезены из Эстонии.
После войны собирали всех ребят в школу. Мы ходили в Хотилицы. В первый класс набрали много, человек тридцать. Образование у меня - пять классов. Больше учиться не пришлось. Будучи подростком два лета работал в Хотилицах в колхозе. Мы, ребята пахали на быках, а девчата на конях. Звали моего быка - Лисей. Еще был Моряк (Черный с белым, лобатый), Цыган и Цыганок. Быки были обучены. Моряку надевали конский хомут, остальным - разъемные. Поля были пнистые, как плуг под корень заложет, никакими судьбами не вытащить его оттуда. Выполняли и другие работы. Мне даже нравилось работать на быках: где коню не под силу, бык тащит, только вязье трещит. Потом учился на курсах МТС в Себеже. (Чтобы поступить - добавил год.)Учили нас день и ночь; надо сеять , а трактористов не хватало. Однако, уже когда работал на тракторе, узнали, что нет восемнадцати лет - долой с трактора, работал в кузнице молотобойцем.
С 1957 года до ухода на пенсию работал механизатором в колхозе им. Кирова".