"Война глазами очевидцев"
Никифорова Антонина Константиновна
Никифорова Антонина Константиновна 1934 года рождения, родилась в Архангельской области, Сольвычегорском районе, деревня Песчаница.
"Когда началась война, мне было 7 лет, отца и двух старших братьев забрали на войну, сестру отправили в ФЗО, а брата Володю 1928 года рождения отправили на лесозаготовки. Остались мама, 3 брата и нас 2 сестры. Немцев у нас в деревне не было. Но вся наша жизнь, вся работа были подчинены одному: всё для фронта, всё для Победы. Работали с утра и до вечера. Шерсть овечью обрабатывали вручную, на ческах чесали, на веретенах пряли и к ним, надо было навязать носков и рукавиц для бойцов Красной Армии. Вязали с утра до ночи. Весной, когда большая вода, приходил теплоход и забирал всё связанное для фронта. Кто не сделает своей партии, считали «врагом народа». Мы помогали маме, вязали при коптилке, я вязала до тех пор, пока сидя не засыпала, тогда мама меня укладывала спать. Сушили картошку для фронта, варили её, резали ломтиками, сушили и запаковывали в ящики. Для фронта отдавали всё – шерсть, яйца, мясо, молоко, картофель. Голод был, ужасный голод, нам не оставалась ничего. Братья мои опухли от голода и чуть не умерли. Мы с братом ходили в школу, нас там подкармливали, давали 2 картошины, 250 грамм хлеба с мякиной и варили похлёбку. Мы бежали в школу, зная, что нас там накормят. Мои братья всё время просили кушать, а я как-то терпела, не просила. Нет, ничего кушать и ладно. Но однажды наш сосед попросил меня снять сухое бельё с чердака, я пошла в сарай и там увидела куриное гнездо, и лежало в гнезде одно яйцо, и мне так захотелось съесть это яйцо, что я расплакалась и побежала домой. Дома я так громко плакала, что мама не могла меня успокоить, когда успокоилась, мама спросила, почему я плачу. Я сказала, что видела у соседа яйцо и очень хочу есть. Мама меня отругала и сказала, чтобы я больше никогда не думала об этом. Хлеб мы получали по карточкам. На иждивенца – 200 грамм, на работающего – 500 грамм. Картошка выдавалась на месяц. Мы рады были, когда на семью взвешивали хлеб, на основную пайку иногда был ещё довесочек, мы когда шли домой, съедали его, дома нас ругали конечно, но для нас детей это было такое счастье. Больше ничего мы не получали, жили со своего огорода. Корова у нас была до войны, но когда на войну забрали отца и братьев, сено заготавливать было некому. Корову пришлось зарезать. Мама наша почти ничего не ела, она, когда варила кушать, платком завязывала рот, надо было кормить семью нас детей. Брат два раза сбегал с лесозаготовок, пешком приходил домой, голодный, грязный, вшивый. Плакал, говорил, что очень тяжело. Но на другой день приходили за ним и отправляли опять в лес. Рядом с нами была финская граница. К нам в деревню приходили финны, они были злые, жестокие, грабили население, убивали. Наша мама была сторожем на мельнице. Там хранилось государственное зерно и мука. Однажды ночью три человека – финны пришли к нам на мельницу. Мама их увидела, прибежала домой, нас спрятала на печке и приказала не шуметь, иначе нас всех убьют, сама спряталась в углу. Финны заглянули в одно окно, другое, подумали, что в доме никого нет, и пошли к мельнице. Сломали замок и забрали муку и зерно. Убили нашу собаку. Мама заявила, приехала милиция и маме ничего не было, иначе её бы арестовали. Отец мой – Ядрихинский Константин Павлович воевал подо Ржевом, был ранен, остался без ноги, возвратился домой инвалидом. Брат Ядрихинский Юрий Константинович погиб под Сталинградом в 1943 году, другой брат Валентин прошёл всю войну, остался жив и вернулся домой. В 1948 году умер наш папа. Нас хотели у мамы забрать в детский дом, так как была у нас большая семья, мама никого из нас не отдала. Она плакала и говорила, что всё хорошее и плохое мы пережили и переживём вместе. Отец часто вспоминал бои подо Ржевом, особенно одну переправу, когда он чуть не погиб. Когда наши солдаты переправлялись через реку, отец потерял сознание, но успел зацепиться рукой за ветку, так его с этой веткой солдаты и вытащили на берег. Когда он очнулся, началась бомбёжка. Кругом стоял кромешный ад. В воздух вздымались вода, земля, трава. Отец потом успел выкопать яму, свернулся клубочком, спрятал голову в землю, а ноги остались на берегу. Он прощался с семьёй, перебирал всех в памяти, когда он вспомнил меня, бомбёжка прекратилась. Но осколком отцу перебило ногу. Весь мокрый, в крови, сапог с ноги не снять, он потом разрезал сапогом ножом, оторвал от рубахи лоскут и перебинтовал ногу. Через какое-то время побежали собаки – санитары. Одна такая собака подошла и к отцу, он сорвал у неё с шеи перевязочный пакет, но перевязать себя уже не было сил. Собака убежала, отец подумал, что ему придётся умирать здесь, возле реки, но через какое-то время эта собака привела к нему санитаров. Они его перебинтовали и доставили в госпиталь. Так мой отец остался жив, но остался инвалидом, ему ампутировали ногу. Много пришлось пережить и моему мужу Никифорову Модесту Михайловичу. Он вспоминал, как они ходили со своей мамой из Андреаполя через лес в деревню Коростино. Они шли через поле, Модест очень хотел кушать, он взял и выдернул куст картошки, взял одну картофелину, обтёр её и стал кушать, мама его отговаривала не делать этого, но очень хотелось есть. И тут появился немецкий солдат, он наставил на них автомат и приказал сесть на землю и сидеть, никуда не уходить. Они думали, что всё их расстреляют. Немца не было долго, но он пришёл, принёс котелок каши и накормил Модеста Михайловича. Они с мамой пошли и всё оглядывались назад, боялись, что немец выстрелит им в спину, но немец не тронул их. Они дошли до леса, его мама упала на землю, силы покинули ее, и она долго плакала. В другой раз их с мамой арестовали и привели в сарай, который стоял в поле. В сарае уже были женщины, дети, старики. К вечеру женщины попросили сходить Модеста Михайловича и ещё одну девочку в соседнюю деревню за едой, дети хотели кушать. Вокруг этого сарая росла пшеница. Модест и эта девочка тихонько выползли из сарая и поползли по пшеничному полю, колосья закачались, немцы увидели, и раздалась автоматная очередь. Девочку убило Модест Михайлович до поздней ночи лежал не шелохнувшись, и уже ночью тихонько вернулся в сарай. Днём немцы отпустили их, и они с мамой благополучно добрались до деревни".