Иван Борисов. Покуда сердце бьётся

Подпольный райком действует

   Сегодня заседание бюро подпольного райкома партии. Приглашаются все командиры групп и партиза­ны, ранее работавшие председателями сельских Сове­тов. Таких в отряде семь человек. Бюро обсуждает воп­рос “О задачах населения района в связи с отступлени­ем немецких оккупантов”.

   Настроение у членов бюро бодрое, да и приглашен­ные чувствуют себя неплохо. Повестка дня радует: “...в связи с отступлением немецких оккупантов...”

   За стол садятся члены бюро: секретари райкома П.И. Кочанов, М.Т. Михайлов и я, председатель рай­исполкома П.М. Бугаев, секретарь райкома комсомола В.М. Соловьев. В ожидании командира отряда беседу­ем. Один из приглашенных председателей сельсовета об­ращается ко мне:

   — А ведь скоро опять нашего брата на бюро таскать будете - за сев, за уборку... Скорей бы!

   Все смеются. И в самом деле, скорей бы. Впрочем, теперь это и от нас зависит. Для того и собрались.

   ...Я снова перелистываю дневник: одна страница — боевые дела отряда. Количество уничтоженных фашистов, подбитых машин, взорванных мостов... Имена партизан, особо отличившихся при выполнении боевого задания. Эти отчеты уйдут в штаб армии. А вот другая страница — за­писи о заседаниях бюро подпольного райкома, о партий­ных собраниях коммунистов отряда... Мероприятия, про­водимые подпольным райкомом: массово-политическая работа коммунистов отряда  реди населения, доклады, беседы партизанских пропагандистов в деревнях, рас­пространение листовок... Это для обкома партии, для отчета о деятельности подпольного райкома. При поли­тотделе Калининского фронта находится инструктор обкома партии А.Д. Хрусталев, через которого мы дер­жим связь с областным комитетом.

   Уже в мирное время, перебирая документы в област­ном партийном архиве, обнаружил письмо за собствен­ной подписью. Написанное в тылу врага, оно проделало не слишком далекий, но довольно сложный путь через линию фронта и дошло до адресата — в Калининский об­ком партии. С волнением перечитал поблекшие от вре­мени строки: “Шлю горячий партизанский привет из густых лесов Ленинского района. Хотя и находимся на территории, занятой немцами, чувствуем себя хозяева­ми...”

   Листаю пожелтевшие страницы, читаю короткие запи­си райкомовских дел. Повестки дня партийных собраний: “О роли коммуниста в отряде”, и "О партийно-политичес­кой работе в тылу врага”. На одном из собраний постано­вили: создать партизанскую группу лекторов, идти с бесе­дами и лекциями по деревням. Руководителем группы ут­вердили П.И. Кочанова. На сборы полчаса. Через полчаса группа лекторов, взяв винтовки, автоматы, отправляется на выполнение партийного поручения.

   Были у наших пропагандистов и трудные дни. Мол­чал радиоприемник, прервалась связь с Большой землей. По деревням, из дома в дом ползли разные слухи, подо­греваемые лживой гитлеровской пропагандой. Пришедших в деревню партизан первым долгом спрашивали: “Это прав­да, что Москва и Ленинград взяты немцами?”, “Правда, что наше правительство находится где-то на Урале?”.

   И начинались беседы, тут же в крестьянской избе. Двое “лекторов” на дворе с автоматами на карауле стоят, а один ведет беседу. Без газет, без сводки Совинформбюро, которых самим не удалось ни почитать, ни послушать, вести такие беседы нелегко. Полная изба народу — вся де­ревня собралась. Глядят тебе прямо в глаза, ловят каждое слово, будто убедиться хотят, что все, что ты говоришь, — правда.

   С газетами, с сообщениями по радио, которые в отряде переписывались партизанами, с листовками дело пошло веселей. Каждую газету, пришедшую с Большой земли, за­читывали до дыр. Сначала читали в отряде, потом несли по деревням. Не было деревни, где бы нас не встречали как родных, как защитников. А с каким интересом, внима­нием слушало население сообщения партизан!

   В дневнике есть запись о собрании, проведенном 2 декабря 1941 года: “Поздно вечером прибыли в село Ключевое. Прошлой ночью здесь побывали немцы, возможно, появятся и се­годня. Старосту Богданова обязываем обеспечить сбор на­селения на собрание. Он испугался, начал объяснять, что этого нельзя сделать, так как и его и людей могут пока­рать немцы. Всеми мерами он пытался отвертеться от на­шего задания.

   Когда партизаны устанавливали в селе охрану, к ним подошли два паренька:

   — Мы уже позаботились, можете не волноваться. Если покажутся фашисты, быстро предупредим вас.

   Наши ребята похвалили их за находчивость, но всеже на окраинах села установили посты с пулеметами.

   Весть о том, что прибыли партизаны, вихрем пронес­лась по селу. Люди быстро собрались без всякого оповеще­ния. Дом, который для проведения собрания предостави­ла учительница Татьяна Яковлевна Линнас, был полон народа. Я сообщил о положении дел на фронтах, расска­зал о том, как трудятся советские люди на заводах и фаб­риках, обеспечивая фронт всем необходимым для разгрома врага.

   — Не верьте фашистам, что они взяли Москву, — ска­зал я и передал им газету “Правда” с фотоснимком па­рада наших войск на Красной площади 7 ноября.

   — Значит, Москва-то наша, не взята немцами! — радостно воскликнули женщины. Газета переходила из рук в руки.

   Собрание закончилось поздно вечером. Люди долго не расходи­лись. Приглашали нас поужинать. Просили почаще навещать их.

   После той декабрьской ночи появился у нас в Ключевом но­вый, партизанский агитатор  — Татьяна Яковлевна Линнас. По ночам  заглядывали в ее дом партизаны, приносили газеты, доставленные из-за линии фрон­та, интересовались настроением односельчан, узнавали от хозяй­ки местные новости. А наутро она шла с этими газетами к односельчанам, заходила в одну избу, в другую: читала сводки Совинформбюро, рассказывала правду о войне, доб­рым словом поддерживала, утешала людей. И рассеивались тяжелые думы, светлели надеждой суровые лица.

   —  Помню, пришла в один дом, — вспоминала Татьяна Яковлевна, — а хозяин и говорит: “Куда нам против фа­шистов тягаться! Вон у них силища-то какая! Одних ма­шин да танков...” А я ему вместо ответа газету “Правда” даю. Прочитал, глядит на меня виновато: вот, мол, поддал­ся панике, поверил, старый, геббельсовской болтовне, а дело-то, по всему видать, по-другому поворачивается. Спа­сибо за добрые вести сказал.

   Но встречали и по-иному. Кое-кто советовал бросить это опасное дело. “Ты  хоть понимаешь, что тебе будет, — спрашивали, — если фашисты о твоих газетах узнают? Си­дела бы дома”.

   Не испугалась. Знала, верила: свои не выдадут. И сно­ва, получив свежие газеты, шла по домам партизанский агитатор, и люди с радостью и надеждой открывали пе­ред ней двери.

   И по сей день вспоминают в некоторых андреапольских дерев­нях смелую партизанку Веру Ле­бедеву. Оставшись по заданию райкома партии в тылу врага, Вера Васильевна вела подпольную ра­боту: распространяла среди насе­ления листовки и газеты, сообща­ла командованию партизанского отряда разведывательные данные о противнике. А  огда над раз­ведчицей нависла угроза быть ра­зоблаченной фашистами, она, оставив двухлетнего ребенка в деревне у родных, пришла в парти­занский отряд.

   Никогда не изгладится в памяти образ комсомолки Люд­милы Морозовой.

   В оккупированных деревнях и селах гитлеровцы рас­клеивали множество приказов, распоряжений, и все они заканчивались словами: “За невыполнение — расстрел”, “За неподчинение — смертная казнь”.

   Эту вражескую стряпню кто-то ночью во многих на­селенных пунктах срывал, замазывал. На их месте появ­лялись листовки, выпускаемые подпольным райкомом партии. Они заканчивались обычно словами: “Смерть немецким оккупантам!” Все это было делом рук Люд­милы Морозовой, которая привлекла к этой опасной работе ребят и девушек, проживающих в деревнях.

В первые дни с целью большей конспирации кое-кто из наших партизан стали отращивать бороды. Неко­торые заросли так, что не только население в деревнях, но даже свои, партизаны, перестали их узнавать. Пере­старались ребята. А тут еще клички появились. Сначала Борода, затем Лектор, за ними Чапай, Мустафа. Возвра­тятся ребята с задания, докладывают, кто как отличился: “Мустафа мост подорвал, а Чапай уничтожил трех фрицев...” Вот и гадай, кто они такие эти Чапай да Му­стафа.

   Тут мы и задумались: а нужно ли это? От кого, соб­ственно, прячемся? От своих же, от земляков. А фаши­сты и безбородых нас боятся. Стали беседовать с парти­занами.

   — В самом деле, ребята, — обратился я к нашим борода­чам, — стоит ли нам прятать от людей свои настоящие лица и имена? Сами посудите, кто им больше нужен — Мустафа или председатель сельсовета? Пусть знают, что здесь, на оккупированной земле, рядом с ними живут и сражаются их земляки. Это укрепляет в людях веру, все­ляет добрые надежды, поднимает наш авторитет.

   На другой день словно помолодел наш отряд: сбрили бороды “конспираторы”.

   И вот это памятное заседание бюро. Мысль у всех одна: на Калининском фронте началось наступление, наши наступают! Предстоит не просто разнести по де­ревням эту весть. Надо поднять дух у людей, призвать их к посильному содействию партизанам.

    Разведчики, вернувшиеся из Андреаполя, рассказы­вают: фашисты свирепствуют как никогда — хватают всех по первому подозрению. В каждом прохожем подозре­вают партизана. Видно, почуяли недоброе, вот и бесну­ются напоследок. На главной площади гитлеровцы по­весили крестьянина Емельянова из деревни Троснино и еще двух жителей поселка. Каждому на грудь прикрепи­ли надпись: “Партизан”. В деревне Филиппово за пред­полагаемую связь с партизанами были повешены кол­хозники Матвеев и Александров. У объездчика лесхоза Кузьмина фашисты нашли ружье — избили до полусмер­ти.

   В деревне Пестово был арестован один из наших подпольщиков — Владимир Логинов, распространявший среди населения советские листовки. Гитлеровцы зверски пытали его, добиваясь сведений о местонахождении партизанского отряда. Логинов погиб, не сказав врагу ни слова.

   Но никакие зверства не могли уже остановить, запу­гать людей: помощников у отряда становилось все боль­ше и больше. Свежим хлебом встречала нас Александра Андреевна Смирнова, жена лесника Ключевского лес­ничества. Лесной кордон, где стояла ее изба, был для нас местом явки. Партизанской матерью звали в отряде Александру Андреевну.

   В деревне Заболотье жила Евдокия Павловна Смир­нова, жена нашего партизана Якова Гавриловича. Она тоже пекла для отряда хлеб, в любую минуту приходила нам на помощь. Был у нее для нас особый сигнал: при­вязанная на изгороди за околицей белая тряпица пре­дупреждала нас о том, что в деревне фашисты. Когда тряпицы не было, можно было смело идти.

   Трое суток пытали гитлеровцы отважную женщину, хо­тели узнать, где скрываются партизаны. Пригрозив расстре­лом, предупредили: “Если хоть один в деревне скажет, что твой муж партизан, — убьем вместе с твоим грудным ребен­ком”. Выстояла деревня — не выдала свою односельчанку. Да, можно было рассчитывать на помощь этих людей.

   После заседания бюро раздаем командирам групп листовки, присланные обкомом партии.

   “Товарищи  крестьяне! — говорится в одной из них. — Близок час расплаты с врагом. Все, от мала до велика, по­мните: и от вас зависит наша победа. Не оставляйте ни­чего врагу, оказывайте ему сопротивление, помогайте партизанам в их борьбе с немецко-фашистскими захват­чиками. Кровь за кровь, смерть за смерть!”

   К листовкам прибавляем размноженное решение райко­ма партии, только что принятое на бюро. Решение изложено в форме обращения к населению района. Для проведения собраний по деревням направляются члены бюро подпольно­го райкома. Я с группой партизан иду в деревню Петрочиху.

   Люди собрались в просторной избе. Слушают внимательно, жад­но ловят каждое слово. Соскучи­лись, видно, по разговору, по откровенной беседе. Весть о том, что 16 декабря враг был выбит из города Калинина, встречается с особым оживлением. Старушки вытирают слезы рукавами, кон­чиками платков. Вспоминаю, с какой радостью мы встретили эту новость в отряде: целовались, обнимали друг друга. Однако, от мирных разговоров, от радостей опять переходим к делу. Оказы­вается, кое-кто из стариков-колхозников даром время не терял: припасали и прятали немецкие винтовки, фанаты.

   — Что будете делать? — спрашиваю.

   — Известное дело, что... Готовимся гитлеровцев получ­ше проводить, чтобы запомнили.

   Да, не случайно не спалось по ночам немецкому сол­дату, в кармане которого наши партизаны нашли неотп­равленное письмо. “Я  нахожусь далеко от линии фрон­та, — писал он, — но от этого нам не легче. За каждым кустом, за каждым деревом сидят партизаны. Здесь каж­дый мальчишка, каждый старик — партизан. Спать ложусь — вместо подушки кладу автомат под голову. Уснешь ли тут...”

   Однако, уснул с нашей помощью.

<=                                    =>