Иван Борисов. Покуда сердце бьётся
Партизанские будни
В это время в далеком лесу, на берегу речки Черной, мы справляли новоселье: грелись и пили чай у костра. И вновь застучали топоры, запели пилы — начали строиться. Оборудовали две большие землянки; построили кухню, а на самом берегу — настоящую русскую баню. Отвели душу на мирной плотницкой работе, отмылись в бане - и снова за винтовки, автоматы. Правда, и потом баньку не забывали. Приходили с мороза — и в баньку, где пару побольше.
Снова вошла в колею партизанская жизнь; каждый по соседству с землянкой облюбовал себе по деревцу, на котором зарубки ставил — сколько врагов уложил, сколько машин гранатами на дорогах подорвал. У каждого были свои счеты с фашистами.
В конце декабря завернули морозы. Из-за недостатка теплой валяной обуви на операции ходили по очереди. Возвращалась одна группа — партизаны снимали валенки, сушили на лежанке, а наутро их обували следующие. Те, кому приходилось оставаться в лагере, коротали время в землянках, занимались по хозяйству. В такие дни успеваешь передумать о многом. Привычные мысли и заботы о делах отряда, о положении на фронте перебивает тревожная дума, которая всегда с тобой: "А что с семьей? Где она? Удастся ли ее отыскать?” Из поселка семья эвакуировалась в августе, когда дороги бомбил и обстреливал враг. Уезжали в Калинин на стареньком исполкомовском грузовике. А потом? Успели ли уйти из Калинина до прихода немцев? Если успели, то куда?
По вечерам в землянках вдруг умолкают шутки, затихает смех. Неожиданно делается тихо, и слышно, как в печке дрова трещат. Кто-то вздыхает; кто-то, накинув полушубок, берет кисет, выходит из землянки; кто-то подсаживается к дощатому столу, поближе к самодельному светильнику, достает из кармана фотокарточки... Все думают об одном - о семье, о доме.
И вдруг совсем неожиданное: вернулись с Большой земли связные и принесли посылки. Разбираем вещи — варежки, теплые носки, шарфы вязаные, и на душе радостно, тепло. Как будто от матерей своих, от жен подарки получили. А тут кто-то записку нашел: “Партизанам от вышневолоцких текстильщиц”.
— Ну вот, к Новому году и от своих подарки получим, — улыбается Леонид Зелковский.
— К Новому году, — смеется кто-то, — и домой бы поспеть не мешало.
Но домой к Новому году мы не успели. Встречали его в лагере, в землянках. Наши девчата — Оля Дорошенко, Паня Постникова и Нюра Иванова — угостили нас праздничным ужином: нажарили на весь отряд картошки с салом, приготовили котлеты из конины. И песни пели, и плясали. И на какое-то время почувствовали себя как дома.
В один из декабрьских дней у нас произошел случай, о котором потом долго вспоминали. В отряде появились два новых бойца из попавших в окружение — Аношин и Кузнецов. Не сумев пробраться в часть, они попросились к нам. А вскоре новички хорошо показали себя в деле — совершили вместе с другими партизанами смелый налет на вражеские автомашины, передвигавшиеся по Охватскому шоссе.
В одной из подбитых автомашин оказалось военное обмундирование: новые немецкие шинели, сапоги, пилотки.
— Эх, были б валенки, — вздохнул разочарованно Кузнецов, — или полушубки, а то...
Кузнецов да и Аношин своей одеждой не могли похвастать. Оба одеты были кое-как: старенькие полушубки с короткими рукавами, полы едва до колен, много по морозу не находишь. И вот рассматривают ребята немецкие трофеи, а сами переминаются с ноги на ногу.
— А что, товарищ командир, — обратился один из них к Круглову, — вещи-то новые, неношеные, не пропадать же добру. Может, разрешите приспособить шинельки?
Командир улыбнулся, махнул рукой: давай, мол, раз такое дело. Так и пошли: двое в немецкой форме в окружении партизан. Подошли к лагерю, спустились по заснеженной тропинке к речке Черной. Двое в зеленых шинелях выступили вперед из-за кустов, и вдруг крик. Что такое?
Оказалось, что кто-то из партизан, опередив возвращающуюся группу, раньше других прибежал в отряд и устроил “шутку” над одним трусоватым партизаном, над которым в лагере частенько посмеивались. На этот раз пришедший с задания партизан попросил его сходить на речку за водой: замерз, мол, хорошо бы чайком согреться. Тот, ни слова не говоря, взял ведро и пошел к реке. Спустился к проруби, а тут “немцы”... Бросил ведро, закричал. Прибежал в землянку, схватил со стены винтовку. “За мной! — кричит. — В лагере немцы!” Едва остановили “смельчака”.
А через день боец пришел к командиру и попросил отправить его на первое боевое задание. “Хочу, — говорит, — новогодний подарок отряду сделать — убить настоящего фашиста”.
Самым лучшим подарком была для нас весть, которую принес в лагерь работник политотдела армии, прибывший из тыла с двумя нашими связными. После ужина собрались всем отрядом в одной из больших землянок — слушали гостя. Многое в тот вечер узнали мы: и о том, как громили немцев под Москвой, и что на фронте делается, и как в других партизанских отрядах идут дела.
— А теперь, — сказал работник политотдела, — вот о чем. Части Красной Армии начали наступление на Калининском фронте. Ваша помощь в эти дни особенно необходима. Из штаба фронта просили передать...
В тот вечер мы горячо поздравляли друг друга и думали о завтрашнем дне, о том, как и чем мы поможем бойцам Красной Армии.
А потом весь отряд писал письма. Писали даже те, кто не знал адресов своих родных и близких. Лейтенант Пушкин увозил наши письма на Большую землю и обещал отыскать адреса. И все надеялись, что так и будет.