Иван Борисов. Покуда сердце бьётся
СЫН ПОЛКА
Мать уговаривала:
— Да полежи ты, неспокойный! Куда опять-то тебя несет? Ведь хромаешь еще.
И, глядя вслед непослушному сыну, ковыляющему с палочкой от крыльца, безнадежно махала рукой: удержи попробуй! А врачи велели лежать, предупредили: раненой ноге покой нужен, поменьше движений... Но разве усидишь дома, когда над деревней, над самыми крышами самолеты с красными звездами на крыльях в небо взмывают? Аэродром совсем рядом, за околицей!
В первый день, когда разрешили понемногу вставать, он доплелся до аэродрома, присел в сторонке на пригорочек. А самолеты один за другим разбегутся по луговине — и в небо! На боевое задание улетают. Вот счастливые эти летчики! Подняться бы над землей, пролететь над деревней, помахать матери крылом краснозвездным, а потом отыскать с высоты среди дремучих лесов партизанский отряд имени Щорса и им тоже помахать, своим боевым товарищам. А еще лучше спуститься к ним на парашюте. То-то удивятся! “Ну, Серега, скажут, ну, герой, отыскал нас все-таки! Давай показывай свой боевой орден, рассказывай, как в Москву, в Кремль, ездил, как сам Михаил Иванович Калинин орден Красного Знамени тебе вручал”.
А может, с летчиками остаться? Пойти к их командиру и попроситься. Конечно, в пилоты сразу не возьмут. На пилота учиться надо, да и с хромой ногой... А вот в помощники или в стрелки. Стрелять-то он умеет. Из любого вида оружия. Пусть проверят. Партизанская небось школа!
— А ты что здесь делаешь? — Человек в летной форме — голубые петлички, а на них маленькие птички серебряные — стоял перед ним. — Ну-ка, поднимайся и марш отсюда!
— Поглядеть нельзя, что ли! — Сергей поднялся с земли, шагнул, опираясь на палку. — Я же не шпион какой-нибудь.
— А кто бы ни был, — военный был строг, — все равно не положено.
— А может, я к вам в летчики попроситься хочу, — сказал обиженно Сергей.
Военный присвистнул, кивнул на палку, на которую опирался мальчишка:
— Ну, герой! А это? Небось с печки без парашюта прыгнул...
— Я на печке не отсиживался, — Сергей сжал в руке палку, взглянул исподлобья на обидчика. — Некогда было.
— Ну, не сердись, чего ты, — примирительно сказал военный. — А на территории аэродрома в самом деле посторонним находиться запрещается. Не положено, понимаешь.
Весь день над деревней, точно гром в грозу, рокотали моторы: поднимались и уходили на запад самолеты. Одни улетали, другие возвращались обратно. Вечером, засыпая, Сергей с досадой и горечью думал о том, что с больной ногой его вряд ли возьмут в летчики, что мать, наверное, права: надо бы полечить как следует ногу, а уж потом хлопотать, думать, что дальше делать. А утром, чуть свет, поднялся и снова поплелся на аэродром. Сидел на своем бугорке и глядел на самолеты. Иногда их возвращалось меньше, чем улетало, и это тревожило парня. Война уходила на запад, она ушла от его родной деревни, но продолжалась. Где-то по-прежнему сражался его отец, где-то поднимались и шли в атаку его земляки, вышегорцы, где-то в лесу готовились к очередной схватке с карателями его товарищи из партизанского отряда имени Щорса. Туда, на запад, улетали и самолеты с аэродрома...
— Герою-парашютисту привет!
Знакомый военный махал ему рукой, подзывал к себе. Сергей поднялся, подошел, прихрамывая, готовый выслушать очередную нотацию.
— Ты вот что... Тут командир наш тобой интересовался, просил доставить тебя... на предмет выяснения личности. Сегодня у него полеты, а вот завтра... Задача ясна?
— Так точно!
Наутро, приколов орден Красного Знамени к гимнастерке, Сергей пришел на аэродром. Старый знакомый, встретив его, глазам своим не поверил.
— А это, —он уставился на орден, — батькин, что ли, прицепил?
— Свой...
Сказал и тут же вытянулся по стойке “смирно”, потому что в это время в дверях появился командир.
— Вольно, — рука командира легла на его плечо. — Заходи, герой, рассказывай.
...В октябре сорок первого года гитлеровцы оккупировали Вельский район. Скоро появились и в Вышегорах. Жилось им неспокойно: партизаны преследовали их и днем, и ночью.
Утром к Сережке приятели забегали, Колька с Мишкой. Сообщали:
— Слыхал, как ночью бухало? Говорят, возле Нестерова. Вот сходить бы поглядеть!
И убегали. Ходили по лесам, собирали винтовки, автоматы — все, что оставалось после боя, и прятали в надежное место. Хотели с этим оружием к партизанам податься. С пустыми руками, решили, их не вдруг и примут, а тут...
Как-то ночью в окно постучали. Сергей не слышал стука, а мать даже во сне догадалась, чей это стук: Петр, старший ее, стучал. Потом, когда они сидели впотьмах и разговаривали, Сергей проснулся. Собрался было сползти с печки, поздороваться с братом, но тут услышал, как брат произнес его имя. Понял, что речь идет о нем. Затаился.
— Чую, не сносить ему головы, — жаловалась мать, — боюсь я за него очень. Хоть бы ты поговорил с ним построже. Позавчера, чертенок, что сотворил... Нашел где-то извести негашеной и бухнул ее гитлеровцам в котел, когда их повар обед готовил. Думала, поймают, порешат мальчонку. Как быть, ума не приложу.
— А я вот стащу его сейчас с печки да приложу... ремня батькиного. Будет знать!
— Ой, поможет ли?
— А не поможет...
Брат замолчал, размышляя о чем-то, и вдруг предложил:
— А что, если я его с собой в отряд возьму? Пригляжу там за ним. И тебе дома спокойней будет.
— Да будет ли спокойней? — печально вздохнула мать.
— Там ведь тоже не в игрушки играют.
Утром, пока еще не забрезжил осенний рассвет за окном, братья собрались и ушли из дому.
— Разведчиком хочешь стать, как твой брат? — спросил Сергея командир отряда имени Щорса, когда они явились к нему.
— Конечно, хочу, — с готовностью отозвался Сергей.
Маленький, худенький, в заплатанной одежке, с сумкой через плечо, он появлялся в деревнях, где размещались гарнизоны противника. Ну разве вызовет у кого подозрение этакий сморчок? Сколько их, голодных и бездомных мальчишек и девчонок, бродило в те дни по дорогам, от деревни к деревне, ища приюта и куска хлеба!
Однажды в деревне Крапивня ему повстречалась жена полицая, злющая, подозрительная тетка. У страха, говорят, глаза велики. Вот и она от страха в каждом видела партизана. Словом, не приглянулся ей парнишка. А может, и опознала его.
Избитого до полусмерти, гитлеровцы бросили мальчонку в сарай, так и не добившись от него ни слова. Очнулся под утро, услышал стрельбу. Совсем рядом стреляли, за бревенчатыми стенами сарая. Вместе с вернувшимся сознанием пробудилась надежда: а что, если наши в деревне? Хотел подняться, доползти до двери, да сил не было.
Но вот шаги совсем рядом, голоса... На нашем, русском языке говорят. “Братцы! — хотел крикнуть Сергей. — Здесь я, в сарае”. Но вместо крика получился тихий, жалобный стон. А голоса все ближе, и среди них — очень знакомый голос. Так это же Петр, брат, кричит! Это он его ищет!
Открылась дверь сарая. Яркий свет ударил в глаза.
— Ребята, сюда! Здесь он!
В отряде вылечили, выходили парня. Строго-настрого наказали не лезть полицаям на глаза, остерегаться лишних встреч с фашистами.
— Первое время, как совсем на ноги встанешь, со мной ходить будешь, — строго, по-отцовски предупредил старший брат.
На новое задание пошли вместе. Еще несколько партизан с ними было. Двигались осторожно, как всегда, след в след. Ко всему привыкли быть готовыми, но засады на этот раз не ждали.
Когда фашисты открыли огонь, Петр, привычно и ловко бросившись на землю, успел увидеть брата. Тот стоял в стороне за деревом с винтовкой наперевес, готовясь отстреливаться.
— Ложись! — крикнул ему Петр. Но крик потонул в частой и оглушительной пальбе.
“Все, пропал парень”, — лихорадочно мелькнуло в голове Петра. И, еще не зная, чем помочь ему, Петр поднялся с земли, метнулся к брату, готовый заслонить его, и упал на бегу. Автоматная очередь сразила партизанского разведчика.
...После решительных и смелых партизанских рейдов гитлеровское командование направило в Вадинские леса большой карательный отряд. Несколько суток шли упорные бои. Все туже сжималось кольцо окружения. Зимний лес, в котором укрывались партизаны, дрожал от несмолкаемой перестрелки и взрывов гранат. Нужно было прорываться сквозь огненное кольцо, уходить в другое, более безопасное место. Но как предупредить своих, что отряд покидает лагерь, как связаться с ними в такой сложной обстановке?
Был один вариант, на который командир отряда не мог решиться сразу. Слишком большой риск был и ответственность огромная, но если не рисковать...
— Слушай, Сергей, — они были вдвоем, командир и Сергей Корнилов. — Приказывать не могу, поэтому прошу, если можешь... С этим пакетом, — он вытащил из-за пазухи и передал Сергею пакет, — ты остаешься здесь, в лесу. Ребята закопают тебя в снегу, замаскируют как следует, и ты будешь лежать под снегом до тех пор, пока фашисты не пройдут следом за нами. Утихнет стрельба, только тогда выходи. Это — первое...
Командир замолчал, ожидая, что скажет Сергей.
— А второе? — вместо ответа спросил разведчик.
— Если с первым все ясно, то слушай дальше... Выберешься из урочища и по речке...
И он рассказал, куда и как нужно идти и кому вручить этот пакет.
...Отряд уходил с боем. Сквозь толщу снега, которая накрыла разведчика, отчетливо слышались голоса боя, по ним он ясно представлял, что творится там, наверху. Он лежал, уютно свернувшись калачиком, и первое время не чувствовал холода: теплые валенки, полушубок и шапка-ушанка надежно сохраняли тепло. Вот только нос стал скоро мерзнуть, и Сергей то и дело принимался отчаянно растирать его варежкой. “Смотри, не спи, — предупреждал его командир, — уснешь, тогда крышка. Лежи и думай о чем-нибудь очень важном. Вот об этом пакете. О том, что ты должен во что бы то ни стало донести его”.
Он и думал об этом сначала. А потом, когда холод стал не на шутку забирать его, когда от мороза занемели руки и ноги, когда спина, казалось, вмерзла в студеную землю, он стал думать о тепле, о том, какое это блаженство — добраться до дома, поесть теплых щей, а потом залезть на теплую печку, свернуться там под старым папкиным тулупом и спать...
Он понял, что засыпает, и испугался... И снова заставил себя думать о другом — о своих товарищах, которым сейчас, в эту минуту, куда тяжелее, чем ему здесь, в этой снежной берлоге.
Сколько времени он лежал: час или два? А может, уже день прошел? Стрельба стихла, а он все еще не верил тишине. Ему казалось: вот выберется он из-под снега и попадет гитлеровцам в лапы. Но и лежать так не хватало уже терпения и сил. И он поднялся. Стал выбираться из-под снега. Выбрался наконец. Было еще светло. Высокие сосны тревожно шумели над головой. Нужно было идти, но ноги не слушались его. И тогда Сергей лег на снег и пополз. Полз долго, пока не выбился из сил, пока не согрел свое окоченевшее тело. Теперь он поднялся и шел, уходя все дальше и дальше от места недавнего боя, — к той речке, о которой говорил командир.
На третьи сутки добрался до места и вручил пакет командиру. А потом была дорога обратно, не менее трудная и опасная. Во время одной из перестрелок, когда уходил от фашистов, Сергей был ранен в ногу.
Партизаны, соединившись с частями Красной Армии, освободили город Белый, и Сергея отправили в госпиталь. Партизанский отряд имени Щорса снова уходил в глубокий тыл, туда, где еще хозяйничали оккупанты. А Сергей остался.
...И вот — этот аэродром. Словно судьба сама распорядилась так — поманила его с земли в небо. Рана вскоре зажила, и в марте 1943 года командир отдал приказ о зачислении Сергея Корнилова в авиационную часть. Летчики полюбили смекалистого паренька, в свободные минуты, во время передышки между полетами, с интересом слушали Сережу. Мальчишке было о чем вспомнить, что рассказать!
Новые друзья его, летчики, называли Сережу сыном полка. С этим полком штурмовиков он и ушел вскоре на запад, освобождал от фашистов Югославию, Румынию, Венгрию и Болгарию. А войну закончил в столице Австрии — городе Вене.