Крысолов
итоге взяло верх: надо было привести в порядок оружие и штурмовое снаряжение, да и к тому же следовало похоронить по-человечески павших товарищей.
Три дня ушло на подготовку к новой атаке. С учётом опыта, были усовершенствованы осадные башни, установленные на кораблях: на их верхних площадках были набиты длинные поперечные доски – этакие выступающие за боковые края площадок мостки, которые позволяли находится на верхнем этаже башни одновременно не двум-трём нападавшим, а как минимум человекам семи-восьми. Кроме того, корабли было решено связать попарно, что ещё больше увеличивало плотность атакующих на одном участке стены.
В ночь на понедельник в лагерь вернулся аббат Петро Луцедский. Вернулся он с хорошей новостью: ему наконец удалось тайно проникнуть в город и встретиться с командирами английских и датских наёмников. Те, поторговавшись, согласились в нужный момент сложить оружие, но предупредили, что по приказу императора Мурцуфла на оборону стен отряжены все, даже его личные телохранители, так что они, наёмники, ничего не гарантируют и советуют латинянам перед новым штурмом на всякий случай исповедаться, поскольку, по всей видимости, бой будет страшным и вряд ли закончится в пользу латинян – слишком уж велико войско у греков, а они, латиняне, уже не те, что в прошлом году, да и обескровлены изрядно первым штурмом.
А утром понедельника подул северный ветер – плотный устойчивый «борей». Обрадованный этим обстоятельством, Дож Дандоло приказал поставить паруса на задних мачтах кораблей, а высвободившихся гребцов вооружить и включить в штурмовые отряды. Через час после восхода солнца началась атака.
Корабли подошли вплотную к стенам города и отдали якоря. Ветер был сильным, но порывистым, и волны, поднятые им, нещадно раскачивали корабли и били их о камни. Атакующие с трудом удерживались на кренящихся и то и дело уходящих из-под ног лестницах и помостах осадных башен. Завязавшийся бой получился странным, прерывистым: корабли то швыряло к самым стенам, и тогда на вершинах лестниц и осадных башен завязывалась яростная рукопашная; то относило назад, и нападавшим и обороняющимся не оставалось ничего другого как осыпать друг друга стрелами и отборной бранью.
Два связанных между собой корабля, «Пилигрим» и «Рай», очередным порывом ветра прибило вплотную к одной из крепостных башен. Помост «Пилигрима», на котором стояло с десяток человек, с треском врезался в стену – вниз посыпались обломки досок и истошно кричащие люди. Однако двоим нападавшим – венетианцу Петро Альберти и французу Андреасу Дюребуазскому – удалось, вцепившись в каменный выступ, удержаться наверху. И в этот момент случилось чудо: оборонявшие этот участок стены английские топорники отступили назад. Правда, их место тут же заняли гораздо более многочисленные греки, но этого мгновенья двоим храбрецам хватило для того, чтобы встать на ноги и выхватить оружие. Выстрел из арбалета в упор сразил Петро Альберти, но закованный в латы славный рыцарь Андреас Дюребуазский, бешено вращая мечом, с такой неистовой яростью кинулся на врага, что ошеломлённые его натиском греки бросились врассыпную. В это время корабли вновь навалило ветром на башню. Со штурмовых лестниц соседнего «Рая» на освобождённый участок стены горохом посыпались атакующие. Меньше чем через четверть часа башня оказалась в руках нападавших.
На беду защитников города, именно в этой башне когда-то были небольшие ворота – ныне забытые, давным-давно заложенные обычной каменной кладкой. Обнаружившие их латиняне не поверили своим глазам – удача сама шла им в руки. Действуя с двух сторон – изнутри и снаружи – крестоносцам вскоре удалось эту кладку разбить. В образовавшийся пролом хлынули атакующие. Вскоре нападавшие владели уже четырьмя башнями и тремя участками стен между ними. Захваченными оказались и ещё одни ворота. Их тут же распахнули навстречу спешащему от своих кораблей многочисленному подкреплению.
Узнав об этом успехе, маркиз Монферратский приказал немедленно подогнать к захваченному участку берега все юиссье и вывести из них лошадей. Вскоре конные рыцари ворвались в город. В рядах обороняющихся началась паника. Константинопольский император Мурцуфл, как и все его предшественники, не отличался особой храбростью. Едва весть о прорвавшихся в город крестоносцах дошла до него, он спешно покинул свою ставку, располагавшуюся в роскошных шатрах, раскинутых на площади возле храма Христа Спасителя, и укрылся за толстыми стенами Буко́леонского дворца. Впрочем, греческие военачальники, оставленные своим императором, не потеряли самообладания. Хоть и с большим трудом, но им всё-таки удалось остановить бегущее войско и организовать оборону. Ожесточённые бои на улицах города продолжались до позднего вечера, и лишь спустившаяся на Константинополис ночь остановила сражение.
Латиняне понимали, что ещё ничего не кончено. Под их контролем была всего лишь десятая часть города, вражеское войско отнюдь не было разбито и оставалось всё таким же многочисленным. Хорошо помня о коварстве греков, ждали ночного нападения. Палатки на ночь поставили, но толком поспать никому не удалось – все нервничали, все чутко прислушивались к ночным звукам, изредка проваливаясь в тревожный сон, при первом же шорохе вскакивая и хватаясь за оружие. Первыми нервы не выдержали у венетиан: они прибегли к своей старой уловке и, чтобы отгородить себя от неприятеля огненной стеной, подожгли рядом стоящие дома. Всё ещё сильный «борей» тут же подхватил жарко занявшийся пожар и погнал его вглубь города. К утру горела уже треть Константинополиса.
Император Мурцуфл, памятуя о собственном поведении в прошлогодней аналогичной ситуации, не стал дожидаться, когда за ним придут его же собственные подданые. Отдав распоряжение готовиться к утреннему сражению, он тайком, через старые Золотые ворота покинул город. Украшающая ворота золочёная статуя богини Фортуны насмешливо глядела ему вслед.
Весть о сбежавшем императоре произвела в греческих войсках эффект землетрясения. Выстроенные для боя отряды моментально рассыпались. Никто больше не думал о защите города. Каждый теперь думал только о себе.
Вышедшие на рассвете из своих палаток крестоносцы обнаружили, что противник исчез, испарился, словно утренний туман, растворился, словно капля крови, упавшая в ручей. Перепуганные горожане и попрятавшаяся по своим дворцам местная знать готовы были сдаться на милость победителей. Но никакой милости в душах святых воинов на тот момент уже не осталось. С алчностью голодных псов кинулись они на разграбление богатейшего города мира.
Безумство продолжалось три дня. В дыму не прекращающихся пожаров по улицам метались шайки мародёров, ослеплённых кровавой похотью и жаждой наживы. Беззащитных людей грабили и убивали прямо в их домах, вырезая целыми семьями, не щадя ни старых, ни малых. Отцов семейств беспощадно пытали, стараясь выведать у них места тайников с деньгами и драгоценностями. Женщин наскоро насиловали и, пресытившись, убивали. Иных, сопротивлявшихся, протыкали мечом и насиловали истекающих кровью, умирающих. В местном женском монастыре принявшие крест воины жадно насиловали святых дев, передавая из рук в руки наиболее «сладких».
Награбленное добро добытчики, обливаясь потом, стаскивали на свои корабли и спешили в город за новыми трофеями. Особенно охотно грабились богатые константинопольские церкви. Разумеется, в числе первых был разграблен и осквернён богатейший храм Святой Софии. Парадные двери храма, окованные узорным золотом, были ободраны «с мясом»; почти целиком отлитый из серебра, изукрашенный золотом, жемчугами, драгоценными каменьями и слоновой костью великолепный амвон был разрублен на куски; также были разрублены мечами и топорами драгоценный иконостас и украшавшие его серебряные кресты и колонны. Для того чтобы вывезти из собора награбленное, все эти неподъёмные груды золота и серебра, крестоносцы загоняли прямо в храм лошадей и мулов. Ошалевшие от шума и обилия огня животные упирались, скользили копытами по гладкому каменному полу, оставляя на великолепной мраморной мозаике дымящиеся кучки навоза. Из золотых ковчегов и реликвариумов безжалостно выбрасывались мощи святых, малые сосуды из-под мощей превращались в виные кубки. Вино, кстати, лилось рекой, пьяные до невменяемости святые воины волокли в храм девиц и бесстыдно, напоказ совокуплялись с ними под укоряющими взглядами христианских святых, печально и молчаливо взирающих на творящееся из высокого подкуполья Софии. Одну из девиц, известную блудницу по прозвищу Губастая Марта, крестоносцы усадили голой на патриарший престол и приказали петь похабные куплеты.
Вместе с ошалевшими от жадности и вседозволенности солдатами по храмам рыскало и алчущее добычи духовенство крестоносного войска. Эти, кроме золота и серебра, охотились также и за святынями, которыми были особенно богаты храмы города Константина Великого и Святой Хелены. Задача, поставленная епископами святого войска своим прелатам, была однозначной: в городе преданных анафеме гнусных раскольников не должно остаться ни единой частицы святых мощей.
К исходу третьего дня всё было кончено – самый большой в мире христианский город был разграблен, унижен и осквернён, и почти полностью сожжён войском, сражавшимся под знаменем Христовым и во славу Христа.
Спустя месяц на императорский престол новоявленной Латинской Империи взошёл один из дуксов священного похода Балду́ин Фландрийский.
Латинским патриархом Константинопольским был назначен мелкий венетианский клирик субдиакон Томма́со Мороси́ни...
Маркизу Монферратскому.
Мы хвалим мудрость твою и усердие в Боге, ибо среди различных забот и занятий ты выказываешь озабоченность спасением души и стремление к оному.
Ведь какая польза человеку, ежели он обретёт весь мир, а душе своей вред причинит? И чем человек за душу свою заплатит? Не выкупит её человек и не даст он умилостивление своё Богу и цену искупления души своей, даже ежели жить и трудиться вечно будет.
Через возлюбленного сына нашего и нашего апостольского представителя Соффредо, кардинала-пресвитера Святой Пракседы, мы получили твоё письмо, в котором ты старался сказать нам, что с изнурённым сердцем и чистым духом, во исполнение назидания апостольского, и руководствуясь надеждой индульгенции, ты торжественно снял с себя крестовый обет, которому ты всегда старался неиспорченной душой своей верно следовать.
Ты пишешь, что после того как ты взял на себя сопровождение юноши, заявившего, что Константинополис град ему по праву принадлежит, имел место совет возлюбленного сына нашего, легата апостольской церкви, кардинала Петра пресвитера Святого Маркелла... но жестокая необходимость увела армию после избиения жителей Ядера в Константинополис для приобретения продовольствия.
И конечно, ты и другие крестоносцы, необходимость в подвиг превратив, намеревались представить это, прежде всего, как благодарное и преданное послушание Престолу Апостольскому и как всё ещё ожидаемое содействие Земле Святой, каковое вы уже полностью завершённым сочли после того, как столица без пролития крови взятой оказалась, а узурпатор империи бежал, после того, как вы восстановили на вершине достоинства императорского и отца, и сына его и способствовали тому, к тому их побудили, что они, руки на Евангелия положив, добровольное послушание Престолу Апостольскому выразили и нам, в дополнительное подтверждение верности, в послании имперском сообщили, что всё то, что обещали они прежде устами, делом теперь подкрепят.
Но, когда вы всеми силами готовились к отплытию в Сирию, вероломство, грекам присущее, при полном нарушении ими клятв и договоров, огнём, хитростью и ядом не раз, а многократно коварно преграждало путь вам, что побудило вас к занятию столицы, хотя вы их погибели не желали и избежать её старались всячески.
И после того как столица, слава Богу, чудесно побеждена, независимо от того, что и как вы делали, по воле или неохотно к совету священников ваших прибегая, вы всегда обету, вами данному, верными оставались, дабы благодаря вам сыны непослушные в необходимое и преданное послушание матери своей вернулись, и дабы Восточная Церковь с главой своей наконец воссоединилась; и, чтобы это удалось полнее и лучше, вы, и раньше в нерешительности ожидая, и ныне ждёте с нетерпением совета Престола Апостольского, без которого всякое дело погибает или бесполезным становится.
Ты уверяешь, что принял знак креста, дабы покончить с грехами молодости и уничтожить всё богопротивное, что в человеческом прошлом накопляется, но отнюдь не для того, чтобы ещё тяжелее и разнузданнее под покровом благочестия и под знаменем креста грешить, а чтобы и только деянием каждым испытанию нашему служить, советами материнскими и поручениями нашими во всём руководствуясь. Так что, ежели мы тобою содеянное в Константинополисе и твою задержку там для Престола Апостольского и для Земли Святой полезными сочтём, ты благодаря этому отпущение грехов своих получишь, но опасностей и трудов не избежишь. Но зато, не считая владений и почестей, которые ты ныне в избытке получаешь, мы на тебя то возлагаем, благодаря чему ты всего скорее избавление от гнева Высшего Суда заслужишь: ведь то, что ты выше написал, является лишь ответом молчаливым на те упрёки, каковые против крестоносцев иными могут быть брошены.
Ведь вы в послушании кресту для освобождения Земли Святой от рук язычников торжественно клялись, и под угрозой отлучения запрещено вам было в земли христиан вторгаться или грабить их, за исключением случая, когда бы они сами коварно вам помешали, или если бы появилась другая и справедливая причина, позволяющая вам иначе действовать, советами легатов наших пользуясь...
Ты же у Престола Апостольского совета просил о том, что следует делать вам с упомянутым юношей для возвращения ему Греческой Империи от власти и суда незаконных или даже силой захваченных; так уж видно спросить мог и о том, что надлежит делать вам при срочной нехватке продовольствия, без которого вы крестовый обет свой не могли исполнить. Такая причина неотложная справедливой была бы, и на это можно было направить усилия ваши, ибо так вы бы намеревались Земле Святой наконец помочь и преувеличению Церкви Апостольской способствовать.
Но поскольку в обещанном и необходимом вам отказали, клятвы и соглашения полностью нарушив, а тем паче с оружием, с огнём, с хитростью и ядом на вас нападали, вы, таким образом в положении безвыходном оказавшись, возмездие заслуженное в отношении раскольников и клятвопреступников, каковые без права на то в должном вам отказывали, осуществили.
И в том Божий суд видится, что те, кого терпели милосердно и даже настойчиво увещевали не только другие, но и мы, и которые возвращаться к Церкви единой и оказывать какую-либо помощь Земле Святой не желали, теперь потеряли и место своё, и народ свой, ибо когда злые люди находят злой конец, добрая земля даётся добрым земледельцам, каковые плоды от неё в нужное время производят.
Об этом же и у пророка Даниэла читаем: «Но есть на небесах Бог, открывающий тайны, он изменяет времена и лета, низлагает царей и поставляет царей... Всевышний владычествует над царством человеческим, и даёт его, кому хочет». И известна всем пословица, что право царей всегда право силы. Ибо «Божий суд иногда столь скрыт, что пророк говорит: бездна великая!» Так что и апостол был вынужден воскликнуть: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?»
Мы же о столь глубоком суде судить не смеем, особенно пока не будем вполне об истинном состоянии дел осведомлены, когда и они смогут быть справедливо по грехам, пред Богом совершёнными, наказаны, и вам, наказавшим их несправедливо из ненависти к ближним (если только можно ближними тех назвать, кто с приближением медлит), Господь, быть может, даст воздаяние справедливое, их справедливому наказанию соответствующее, о чём у пророка сказано: «поскольку ты служил мне в Тире, даю тебе Египет»... Но, сомнения отбросив, одно мы до сведения твоего доводим и то, что и для Престола Апостольского, и для Земли Святой, и для души твоей благотворно будет, советуем: в страхе пред Господом и с надеждой на прощение храни и защищай землю, благодаря суду Божьему обретённую, и лишь то впредь обретай, что благословением Господним должно быть удержано и защищено; народом, тебе подвластным, управляй по справедливости, мир храня и верой примиряя, дабы благотворность Церкви в меру сил своих восстановить, за содеянное платя и раскаиваясь, ибо дело такое вряд ли без искупления возможно, ибо «кто прикасается к смоле, измажется ею». Обетом обещанное свято соблюдай: мудро и всеми силами на помощь Земле Святой стремись; в этом ты клялся торжественно и духом, и телом; да и легче та земля может быть возвращена из этой.
Если ты будешь оставаться верным и преданным нам и Престолу Апостольскому по примеру отцов и братьев твоих, которые с чистым сердцем, с доброй совестью и с верой неподдельной стремятся, чтобы Святая Романская Церковь всеми почиталась и уважалась, то мы со всей полнотой благоволения и со всей надёжностью заверяем, что будем стремиться делать всё возможное, дабы в наибольшей степени чести твоей и твоему преуспеянию способствовать.
Как мудро предвидел папа Иннокентий, венетиане, отхватив в Константинополисе жирный куш, начисто утратили интерес к продолжению священного похода. Весь венетианский флот вскоре возвратился к себе в Венетию.
Ну а крестоносцы, также забыв о Святой Земле и Гробе Господнем, усердно принялись за освоение огромных просторов бывшей Греческой, а ныне Латинской Империи. На её обширных обильных землях ещё было чего вдоволь пограбить.
Итак, давний соперник, возомнивший о себе, посмевший дерзко идти наперекор, в грехе непомерной гордыни посягнувший на единство веры, был повержен, показательно унижен и приведён в должное смирение. После полутора веков раскола Западная и Восточная христианские Церкви были наконец объединены под началом Романского Апостольского Престола.
Ибо истинно вещал апостол Паул: «...остерегайтесь производящих разделения и соблазны, вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим.16:17-18)
И расплата за раскол неизбежна, «...ибо всем этим осквернили себя народы, которых Я прогоняю от вас: и осквернилась земля, и Я воззрел на беззаконие её, и свергнула с себя земля живущих на ней» (Лев. 18:24,25)
И ещё: «Если душа ваша возгнушается Моими законами, так что вы не будете исполнять всех заповедей Моих, нарушив завет Мой, то наведу на вас мстительный меч в отмщение за завет» (Лев. 26:15,25)