На картах не значится
На картах не значится
Оглядываясь на эпоху: записки лейтенанта
ВСТУПЛЕНИЕ
«Орловка на картах не значится» – именно так назывался небольшой видеофильм, снятый в 90-е годы моими друзьями, дальневосточными лётчиками, об этом затерянном на просторах Амурской губернии маленьком авиационном гарнизоне. Фильм был чисто любительский, как говорится – «для своих», большую его часть составляли кадры лётных будней, показ специфики работы лётного и технического состава, съёмки пилотажа. Но были там и чисто бытовые зарисовки, и неплохой пейзажный видеоряд. Я к тому времени в Орловке уже давно не служил и посмотрел этот фильм с известной долей ностальгии, со щемящим сердцем узнавая на экране «родные» места и знакомые до боли лица. С тех пор минуло ещё почти двадцать лет, но вот ведь, странное дело, образ далёкого дальневосточного гарнизона до сих пор остаётся в памяти ярким тёплым пятном, эмоционально перекрывая все последующие многочисленные места службы. Может быть, дело тут в том, что Орловка – это моё ПЕРВОЕ место службы? А может, из-за того, что там прошла моя молодость? Прошло моё становление? Ведь приехал я туда сразу после училища – молодым неопытным лейтенантом, «желторотиком» или, как нас ещё тогда называли, «курсантом пятого курса», а уезжал закалённым воздушным бойцом, профессионалом, почти асом. Приехал безответственным и «безбашенным», жаждущим удовольствий и весёлых приключений, холостяком, а уезжал степенным женатым человеком, уже определившим для себя основные жизненные приоритеты и ценности. А может, из-за того, что там я встретил массу замечательных людей, многие из которых стали моими друзьями. Или потому, что именно там я сформировался как писатель, поэт, обрёл свой стиль, свой «почерк», свою поэтическую философию. Может быть, всё дело именно в этом. Может быть. Не знаю. Наверное, попытка как-то разобраться в себе, в своей «орловской ностальгии» в конце концов и сподвигла меня на написание этих заметок.
Рассказать о чём-либо слушателю, не имеющему об описываемом предмете ни малейшего представления, задача, с одной стороны, лёгкая, а с другой – весьма непростая.
Лёгкая потому, что можно не бояться попасться на каких-то неточностях, допущенных либо по свойствам человеческой памяти, либо из невольного желания слегка приукрасить действительность. Лёгкая потому, что можно не ограничивать себя в оценках событий и ситуаций, потому, что можно, в конце концов, вовсе упустить из описания что-то лично тебе несимпатичное или, наоборот, дофантазировать что-то несостоявшееся, несбывшееся.
А непростая потому, что, с одной стороны, очень хочется быть честным перед читателем и – особенно! – перед собой и, с другой стороны, потому, что сложно, почти невозможно передать настрой, «вкус и запах» той, уже давно ушедшей, эпохи, погрузить читателя в атмосферу тех будней, заставить его сопереживать описываемым героям. Тем более это трудно сделать в тексте не художественном, не на страницах повести или романа, а вот в таких вот, почти путевых, дорожных заметках, в «записках на манжетах». Однако я попробую!
Начать же своё повествование я, возвращаясь к заглавию, хочу с рассказа...
ОБ ОСОБЕННОСТЯХ СОВЕТСКОЙ КАРТОГРАФИИ
Советская картография, как и почти всё советское, радикально отличалась от картографии «нормальной», общепринятой во всём остальном мире. Так, например, обозначенная на «нашей» карте жирной красной линией автомобильная трасса областного значения («с твёрдым покрытием»!) могла оказаться в действительности «зимником» – дорогой, проезжей исключительно в зимнее время года, а тонко прорисованная грунтовая дорога – едва проходимой для пешеходов тропой. А могла, кстати, и вовсе не оказаться, то есть отсутствовать на местности напрочь, по определению. Особенно, если пересекала эта дорога на своём пути какую-либо административную границу. Было такое свойство у советских дорог – кончаться на границе областей и республик. Впрочем, у современных российских дорог это качество также присутствует.
То же касалось и населённых пунктов. Масса городов и посёлков, обозначенных на картах, отсутствовали в действительности или находились совсем не там, где должны были находиться. Наверное, самые вопиющие случаи – это города Иркутск и Нижний Тагил, «сдвинутые» усилиями советских картографов со своих мест на десятки километров (естественно, исключительно из благих побуждений, а именно – дабы уберечь эти стратегически важные промышленные объекты от ракетно-ядерного удара коварного «потенциального противника»).
Имела место и обратная ситуация. Огромное количество населённых пунктов (а иногда это были целые города чуть ли не со стотысячным населением!) на картах отсутствовало вовсе. Арзамас-16, Златоуст-36, Красноярск-26 и Красноярск-45, Челябинск-65 и 70, Свердловск-44 и 45, Североморск-1,2 и 3 – это только наиболее крупные из них. Мелким же было и вовсе несть числа. Вот к этим-то мелким как раз и относилась Орловка, она же Серышево-4.
Орловка представляла собой классический авиационный гарнизон: аэродром, служебная зона, где размещалось военное хозяйство нескольких частей, и жилой городок – семь жилых пятиэтажек, двухэтажная служебная гостиница, ГДО (гарнизонный дом офицеров), лётная столовая, магазин и котельная. Отличительной чертой Орловки от большинства других авиационных гарнизонов было, единственно, то, что она была достаточно разбросана на местности: от городка до служебной зоны было шесть километров, а от служебной зоны до лётного поля аэродрома – ещё два.
Так вот, ни аэродрома, ни служебной зоны, ни даже самого городка и в помине не было на самых точных, даже секретных крупномасштабных, картах. Впрочем, в ту пору все карты подробнее «десятикилометровки» были сугубо секретными. Да и «десятикилометровки»-то, и те несли на себе отметку «ДСП» – для служебного пользования. Правда, точности ради, надо сказать, что на карте масштаба 1:200 000, то есть на «двухвёрстке», на месте аэродрома стоял значок «МТФ» – машинно-тракторная ферма. То ли на этом месте когда-то – может, в забытые тридцатые годы – и, вправду, располагалась ферма, то ли это была хитрая уловка безвестных картографов, определивших в мирные трактора грозные сверхзвуковые истребители, – об этом история умалчивает. На месте же служебной зоны и жилого городка и вовсе были обозначены, соответственно, – густой кустарник и хвойный лес.
Как же жилось обитателям не существующего ни на одной карте, но тем не менее вполне себе населённого пункта?
Да по-разному жилось. Жилось, по большому счёту, так же, как в ту пору жилось и всем остальным жителям великой и несчастной страны, размазанной по одной шестой части Земной суши.
Впрочем, был в этой жизни один критерий – пожалуй, главный и, на мой взгляд, определяющий все остальные стороны их гарнизонного бытия. О нём-то я и хочу в первую очередь рассказать. Речь пойдёт...
ОБ УДАЛЁННОСТИ
Для начала необходимо сказать пару слов о Дальнем Востоке вообще и о месте Орловки на этом Дальнем Востоке в частности.
Исторически сложилось так, что весь Дальневосточный регион обращён лицом к Тихому океану. Оно и понятно. Море есть море. Во все времена и во всех частях света близость к морю была определяющей для развития и процветания местной цивилизации. И Дальний Восток в этом отношении не является исключением. По этой самой причине и все крупные дальневосточные города или расположены на берегу Тихого океана (Владивосток, Находка, Магадан, Петропавловск-Камчатский), или же, как Хабаровск и Комсомольск-на-Амуре, связаны с океаном мощной речной артерией. Про островной Южно-Сахалинск мы и вовсе не говорим. Там вообще кругом вода. При таком положении вещей отодвинутые от моря на сотни километров «сухопутные» Еврейская и Амурская области выглядят этаким неполновесным придатком, жидким «хвостиком» могучего дальневосточного «зверя», припавшего к океану и жадно лакающего из Великого Тихого крутой океанский рассол.