Проза

   Через три недели Куке сняли гипс с левой руки. И почти сразу выписали домой. Я за это время приходила к нему раз десять. А в одну из суббот мы завалились к нему всей толпой. С пивом и креветками по моей методе. Мы там всю Мариинскую на уши поставили! Нам даже полицией грозили. Но мы – люди мирные, мы и без полиции ушли.

   Выписали Куку во вторник, но навестила я его после выписки только в пятницу. У нас как раз всю эту неделю был аврал – сдавали проект. Идея Ля-минора всё-таки выстрелила. Сначала мы долго вокруг неё топтались, всё не знали, за какой конец ухватить. Идея вроде классная, но ведь её же надо практически реализовать. А потом Альберт алгоритм решения предложил – и дело пошло. Всё-таки голова у него – будь здоров! Эйнштейн, одним словом. Ну и, разумеется, наш Босс своё веское слово сказал. Он ведь у нас программист от бога! Такой код сочинил, что программа наша ласточкой полетела. Но работы всё равно всем хватило. За глаза и выше. Мы в последние дни из конторы почти и не уезжали. А Толян так тот реально ночевал на рабочем месте – ему дальше всех домой ехать, он ведь у нас в Стрельне живёт, так он решил вовсе с дорогой туда-сюда не заморачиваться. Наконец в пятницу с утра Босс взял все наши наработки, уложил их в кофр, перекрестился на принтер и уехал к Генеральному. А мы остались из угла в угол ходить да в «сапёра» играть. Вернулся Босс только после обеда. Довольный, как слон. Встал перед нами, руки за спину заложил, с пятки на носок покачивается и жмурится, что твой кот. Мы-то по его виду понимаем, что вроде всё хорошо, но любопытство всё равно разбирает. «Ну что, – спрашиваем, – Эдуард Андреевич? Как всё прошло? Что сказал Генеральный?» «Слушать сюда, гвардия! – говорит Босс, он, когда доволен, всегда на такую вот полуармейскую терминологию переходит. – Наш проект принят. Причём принят без каких-либо условий и доработок. Можете считать, он уже в производстве... От Генерального вам привет и наилучшие пожелания. И ещё премия. В размере... ТРЁХ месячных окладов!.. Тихо!.. Ти-хо!.. Погодите! Дайте досказать... И от меня лично вам тоже... строгая благодарность и тоже премия. В размере одного оклада... Да погодите вы! Хватит орать! На улице орите... Всем, кроме премии, даю по два отгула. Так что жду вас всех на работе... в среду в девять ноль-ноль. Всё. Всем спасибо, все свободны». Последние слова он говорил, уже летя к потолку. Качали мы его, как олимпийского чемпиона. Я думала, мы им потолок пробьём.

   К Стасу на квартиру я приехала часам к пяти. Я тогда у него первый раз дома очутилась. Квартира у него однокомнатная, но в центре и в «сталинке»: помещения большие, что комната, что кухня, что ванная, и потолки – под четыре метра. Ему эта квартира в наследство досталась. От тётки его – между прочим, актрисы БДТ. Срач он, правда, в квартире развёл страшный. Хотя оно и понятно – с одной рукой как ты порядок наведёшь? Ни посуду толком помыть, ни полы. Ну, я почти до полуночи у него по дому и шуршала – блеск наводила. В общем, навела. И у него так и осталась. Сначала до утра, а потом и до среды. И всё у нас было хорошо. И днём было хорошо, и ночью. И рука его загипсованная нам не слишком мешала. Кстати, сразу после нашего затяжного медового уик-энда, в среду, у него и с правой руки гипс сняли.

   А потом у нас так и повелось: пять дней я – в режиме «дом-работа», а с вечера пятницы до утра понедельника – у него.

   На работе я вида, что у меня что-то изменилось, старалась не подавать. Старалась выглядеть, как обычно. Ну, и никто, вроде, никакого специального внимания на меня и не обращал. Только Белый один раз отловил меня в коридоре тет-а-тет и спросил: «Ну что, бро, тебя, похоже, можно поздравить?» «С чем?» – спрашиваю. Он такой: «Ну как, дело-то, наверное, уже к свадьбе?» Я на него в упор посмотрела и говорю: «Саня, – говорю, – когда мы с тобой почти полгода, как муж с женой, жили, мы про свадьбу разве говорили?» Он плечами пожал. «Нет», – говорит. «Так что ж ты, – говорю, – меня сейчас загсом пугаешь? Или ты считаешь, что ты – это ты, а Кука – это что-то совсем другое?» Он хмыкнул, в затылке почесал и отошёл. И всё.

   И дома всё это время была тишь да гладь. Маман моя, кажется, даже дышать в эти дни перестала. Ни одного вопроса за всё время не задала. Ни прямого, ни косвенного. Надо полагать, спугнуть боялась. Оксанке тоже не до меня было – она сама в это время роман с каким-то брюнетом крутила. Так я и жила – от пятницы до пятницы.

   Вот и в эту пятницу я сразу после работы к Стасу поехала.

   Странности начались ещё в парадной. Захожу я с улицы, а там запах винный стоит, хоть закусывай. Во, – думаю, – кто-то бутылку до дома не донёс. Вот ведь огорчение человеку! Причём, что характерно, пахнет не какой-нибудь дешёвой бормотухой, а вполне себе приличным вином. То есть витает в подъезде не какое-то там плодово-выгодное амбре, а некий, я бы даже сказала, дух аристократизма. И тут же сразу источник этого духа обнаружился: на первых же ступеньках, у стены, стоит картонный ящик. Шампанское. И лужа от него по всей лестничной площадке.  Я пригляделась – ничего себе! – «Veuve Clicquot» – «Вдова Клико», брют. Вот ведь, – думаю, – тетеря какая-то безрукая целый ящик «Вдовы» грохнула. А оно сейчас самое дешёвое – тысячи три за бутылку! И сразу же про Куку подумала – его стиль! А потом думаю: да не. Не может быть. Он и так сейчас в долгах, как в шелках. Куда ему шампанским баловаться. Тем более таким дорогим. Не до жиру... Короче, пока я таким образом размышляла, до четвёртого этажа дошлёпала – Кукина квартира как раз на последнем этаже. Дверь ключом открыла, зашла – никого. Странно, – думаю.         

<=                                                                                                                                                                                                            =>