АЛЬФА И ОМЕГА
XII
Проснувшись среди ночи, Волхов увидел, как что-то прорезается пред ним, как бывало перед «картинками», и закрыл выжидательно глаза. В самом деле, прояснилось и определилось лицо. Не очень яркое, но отчетливое, на него смотрело улыбающееся лицо отца. Волхов встрепенулся: вот она, весть оттуда! Неожиданно в глазах отца появились слезы, и лицо исказилось гримасой плача. Волхов удивился, а отец медленно стушевался и исчез. Он стал раздумывать, что это могло значить. Но вот вторично показалось родное лицо с той же легкой улыбкой. Не успел Волхов обрадоваться, как снова оно заслезилось и постепенно исчезло.
«Что такое? – недоумевал Волхов. Непонятные эти гримасы наводили на мысль, что это проделки тех, и его охватило негодование. – Какой примитив! – думал он с презрением. – Решили, пользуясь случаем, пощекотать нервы... Что за низость!»
Но не все еще кончилось. Перед глазами обозначилась как будто помойка, гниющее мясо, разлагающиеся осклизлые останки, - ему гадко было видеть все это безобразие, и, чтобы не смотреть, он открыл глаза. Но продолжал видеть это мысленно и, как ни силился, не мог вытеснить из головы мерзкое зрелище. На месте гнили появились вдруг желтые, вроде макарон, шевелившиеся палочки, потом горох мелких шариков - целая куча гороха... Волхов начал понимать: это процесс разложения - гниль, черви и, наконец, атомы...
Все это настолько несовместимо было с вестью из мира, куда ушел отец, что могло быть лишь насмешкой.
«Но какой примитив, что за убожество! – думал он возмущенно. – Чем, козлы, напугать захотели!»
Постепенно он успокоился и уснул, но тотчас очнулся от сильнейшей головной боли. Помучившись, выпил две таблетки, но боль не проходила. Задремал только под утро.
Днем ночное видение представилось ему с другой стороны. Возможно, никто и не издевался, а он воспринял лишь мысли отца. Улыбка – это радость, что он там жив, существует и может даже сообщить это сыну. И тут же - слезы, потому что ужасно жаль ему, что тело уже мертво, зарыто в землю и теперь разложится, будет пожрано червями и распадется на атомы... Да и возможно ли другое? Отец, материалист до мозга костей, привязанный до последнего мгновения к земной жизни, строил планы, жаждал укрепить трясшиеся руки и ослабшее зрение, - и вот, разом все кончено… Это ужасная драма, и она-то, наверно, есть действительное его состояние. Волхову стало грустно и жаль отца.
Вместе с этим появилась и жалость к себе. Нападение невидимых «темных» сбило с толку, и он не знал, как поступить. Опять с утра начались покалывания, пощипывания, но, желая выдержать характер, он пытался не обращать внимания. Неожиданно с усилившимся в ушах звоном почувствовал, как затуманивается и сознание. Это было уж слишком.
Включив дребезжащую электробритву, стал обводить ею голову. Уши горели. Прибавил вторую бритву и зажигалку. Чуть отпустило, но в голове происходило непонятное беспокойное волнение. Провозившись около часу, он осознал вдруг всю комичность и глупость своих действий и, торопливо собравшись, пошел на вокзал.
Знакомый художник как-то рассказал ему об экстрасенсе Михее, вылечившем его сынишку, и он решил немедленно поехать к Михею. Неприятные ощущения в вагоне не прошли, но средств под рукой не было, и он стал воображать и ставить мысленные экраны. Это были смешные упражнения, не лучше его пьезозажигалки. Выход нужен был радикальный.
Пошел дождь. Выйдя на платформу, он миновал по скользкой дорожке перелесок и вышел в небольшой дачный поселок. Возле домика Михея лежали бетонные блоки и груда кирпича. Но дом оказался на замке. Потоптавшись и обойдя раза два участок, расстроенный Волхов постучал к соседям. Выглянувшая из сеней старушка сообщила, что Михей собирался на родину в Воронеж и, верно, уехал.
Волхов уныло поплелся обратно. Как будто мстя за попытку освободиться, те обхватили вдруг голову и стали давить с двух сторон, как клещами. Никакие экраны не помогали, да и трудно было на ходу сосредоточиться. На платформе, зябко пожимаясь от холодного ветра и брызг, он ощутил такое мощное, до головокружения, давление, что побоялся упасть на рельсы и, отойдя от края, прислонился к перилам.
«И так вот они хотят крутить меня семь месяцев?» – подумал он. Как будто в подтверждение, возникла острая боль в спине меж лопаток. Сомнений не было: это духи тьмы и низа, и они хотят утащить его вниз. Схема слишком узнаваема: ты – единственный, ты будешь выше других. А не хочешь – устрашим, заставим, принудим. «Нет и нет! – говорил себе Волхов. – С этим кончено!»
«А что же группа? – думал он дорогой. – Эти и не рассчитывали, верно, на такой успех. Они думали, что меня станут отговаривать и не отдадут в их лапы. А те дружно толкают меня в их объятия! Мало того – и сами готовы отдаться... Нет, кончено! Откажусь и уйду».