АЛЬФА И ОМЕГА
Ян Бресслав
ПУТИ НЕИСПОВЕДИМЫЕ 2
Две вещи наполняют душу всегда
новым и все возрастающим удивлением
и благоговением – это звездное небо надо
мной и нравственный закон во мне.
И. Кант.
I
- У тебя интересный период, дружок… Можешь обрушиться лавиной стишков! – Стрельцов быстро впереди Лебедева зашел в аудиторию, с улыбкой на него оглядываясь.
- Да нет. Наоборот. Никакого стимула, - отрывисто, поспешая за другом, отвечал тот.
Они прошли к заднему ряду, где никого не было, и уединились у высокого арочного окна во внутренний двор. Там гулял ветер, покачивая черно-белые заснеженные сучья старой липы, достававшей до третьего этажа, и широким веером сметал снежную пыль с карнизов; снежинки перед стеклом беспорядочно кружились и взлетали. Неожиданно косая тень от пилястры упала на окно, и бледная полоса света от слепяще-мутного, прорезавшегося в снежной кисее солнечного пятна легла на стол.
- Ну, тогда ты еще не освободился, - с улыбкой потрепал друга по плечу Стрельцов, наблюдая его умными светло-карими глазами. – Найди ей замену, и немедленно!
Лебедев, покусывая пухлую губу, щурился на солнце.
- Это как получится...
- Да не как получится! Тут конкретное дело. Как таблетка от боли. Ты же не выбираешь красивую и сладкую, а глотаешь, и все.
Перерыв заканчивался, аудитория, заполняясь, бурлила и галдела. В коридоре уже дребезжал звонок.
- Мальчики, мальчики! Можно к вам? – прощебетала золотоволосая Красовская, протискивая туго обтянутую талию к их столику.
- Попов! Эй! Ты! Толик! – надрывался, торча над столами, длинный Трайц. – Брось сюда красную тетрадку!
Непрерывно хлопали двери, торопливо входили и рассаживались запоздавшие. Вот ворвались бегом вечно пропадавший где-то гандболист Фонарин и маленький востроглазый Фенькин, и сразу за ними вошел Ланин. Гам перешел в шум дружно вставшей и опустившейся массы и постепенно стих.
Кивнув от двери, чтобы садились, Ланин бросил папку на кафедру, прошел к окну и протянул, будто радуясь солнцу, руку.
- Солнце всходит и заходит! – воскликнул он, обернувшись удивленно на несколько недоумевавших слушателей.
- А в тюрьме моей... – пропел тихонько Стрельцов, ткнув в затылок сидевшего перед ним Кудрякова.
- ...в моей темно! – громко выкрикнул под общий смех Трайц.
- Мы говорим это, - остановил их, вскинув ладонь, Ланин, - как дикие, пещерные люди! Три века назад были еще уверены, что солнце действительно ходит вокруг земли. Оказалось – наоборот! Не пора ли избавиться и от других нелепостей? От той, например, что материи и материальным телам присуще движение? – Ланин остановился, округлив глаза и размахнув руку за спину, будто ждал шквала возмущения; но не дождался. – Ведь самодвижение, как мы выяснили, и есть само движение, сама энергия! - продолжал он, расхаживая по сцене. – Физика доказала это неопровержимо. Вы знаете теорию относительности. Все свойства, все параметры тел, включая массу, определяются энергией. А квантовая механика? Совершенно очевидно, что бытие есть бытие энергий, некоторая система энергетических взаимодействий. Нашлись, правда, умники, что вообще отбросили понятие материи, поскольку-де все, что ни есть, - энергия…
- А вы нам не то же говорите? – удивился кто-то вслух.
- Дети! – Ланин остановился, откровенно смеясь, и раскинул руки. – Вот вы посреди океана и можете, конечно, сказать, что все – вода! И даже айсберг, - ткнул он вниз, - и даже облако, - взмахнул вверх, - все вода, потому что из одних и тех же молекул. Однако лед, вода и пар - не совсем одно, так? И различие это нельзя отбросить. Так и с материей. Она есть. Но это совсем не та материя, о которой твердят нам материалисты. Они понятия не имеют, что такое материя! – Ланин обвел с саркастической насмешкой аудиторию, выискивая в ней материалистов. Красовская, на мгновение оторвавшись от накрытого тетрадью томика Мопассана, встретила его взгляд преданно-доверчивыми глазами, вдохновившими философа на новый пассаж.
- Основа и причина всего – энергия как живая беспредельность! – сказал он радостно. – Говоря о началах, мы поневоле подразумеваем вещи предельные. Но беспредельная энергия всебытия не имеет ни начала, ни конца. Она – непрерывное, вечное отрицание предела! Вы вслушайтесь! – вскричал он вдохновенно и вскинул ладонь, будто с нее взмыл в небо голубь. – Бес-предель-ность!.. Какое высокое, прекрасное, поэтическое слово! Мало того – в нем сама суть, сама природа бытия! Бес-предель-ность! То есть – чрез все и всяческие пределы! Улавливаете? Но! – потряс он пальцем, и лицо его выразило крайнее удивление. – Откуда ж тогда - предел? Откуда взяться в беспредельности пределу? А? – заинтриговывал он все больше. – Но это же элементарно! – засмеялся вдруг Ланин и подлетел к длинной черной доске. – Вспомните несущийся по дороге автомобиль. – Он стремительно провел прямую и поставил на ней жирную точку. – А теперь представьте, что дорога эта замкнута, как трасса кольцевых гонок. – Одним взмахом он начертил рядом окружность и стукнул на ней такую же точку. – И вот наш летящий без остановок автомобиль, носись он хоть целую вечность, ни на йоту не удалится от центра кольца. Да! Само по себе движение – беспредельность. Но какая же, скажете вы, беспредельность, если нельзя выйти за пределы кольца, оторваться от центра? Так вот! – торжественно возгласил Ланин. – Замкнутость, закольцованность движения - это отрицание беспредельностью самой себя, ее самоотрицание, то есть ею же самой созданный предел. Улавливаете? Предел – не полное, а лишь относительное отрицание, поскольку уничтожить само движение невозможно в принципе. Но! – опять вскинул Ланин испачканный мелом палец. – Энергия не была бы энергией, беспредельностью, если б предел этот тут же не преодолела. Как? Элементарно! Разорвать это кольцо, эту замкнутость и – дальше, дальше от центра! – схватив мелок, он стал разворачивать от окружности широкую спираль. – Вот она - беспредельность подлинная! Каждый виток – это и предел, привязанность к центру, и в то же время – непрерывное преодоление этого предела, удаление от центра. Иными словами, беспредельность – постоянное отрицание создаваемого ею же предела, своего самоотрицания, – непрерывное отрицание отрицания!
Ланин потрепал ладонью о ладонь, отряхивая мел, и остановился, улыбаясь.
- Уу-у! – прогудел, подмигивая соседу, Колин. – Классно!
- А хотите ее портрет? – рассыпался Ланин. – Представьте удлиняющуюся с каждым витком спираль. Но не такую, как здесь, а вроде пружинки. И растет наша пружинка не по прямой, а по дуге, создавая виток другой, еще большей спирали. Понимаете?.. Эта вторая спираль, наращивая витки, тоже увеличивается, удлиняется – и тоже по дуге, становясь витком третьей, еще большего масштаба, спирали! И если накручивать так витки непрерывно, бесконечно, - представляете, что получится?..
- О, это такой клубок спиралей! – выкрикнул восхищенно Лебедев.
- Да! Я так и называю: спираль спиралей. И в каком бы ее месте какой виток ни взять, он состоит из несчетного множества все уменьшающихся спиралей и витков, и сам - лишь единичка колоссальной, необозримо развертывающейся вовне спирали спиралей! – Ланин, привстав на цыпочки, махнул вокруг себя вытянутой рукой и замер, потрясенный нарисованной картиной.
Аудитория, против ожидания, была взволнована заметно меньше.
- Но вернемся к действительности! Да, да, и повернемся! - обратился он дружески к сидевшему спиной Трайцу. – И уясним самое важное. Энергия как живая беспредельность сама в себе содержит противоречие, два эти противоположные устремления: сворачивания вокруг центра и развертывания в беспредельность. В этих ее силах - центростремительной и центробежной – сущность материи и духа. Итак, можете записать. – Ланин простер в зал руку и возвысил голос. – Материя есть энергия предела, свертывания, гравитации, направленная к своему центру. Дух есть энергия беспредельности, расширения, развития, устремленная вовне. Запишите и зарисуйте.
Кудряков и Колин, спокойно, прилично игравшие на вырванных листках в «балду», тоже стали марать что-то в конспектах.
- Повторите, Игорь Павлович! – пробасил Колин, устремив пристальный демонический взор на доску.
Трайц, торопливо списывавший задачки по теоретической механике, тоже дернулся было записать, но передумал и, махнув, застрочил дальше. Лебедев, с интересом слушавший и конспектировавший, порой хватал губами ручку, и мысли о спиралях причудливо сплетались в молодом воображении с кольцом идеала, разрываемым неким безумным беспредельным устремлением, какие-то слова, тасуясь, пульсировали в голове, и он торопливо черкал что-то в конце тетради. Неожиданно Ланин опять его зацепил.
- Материалисты говорят нам, что материальный мир бесконечен. Это чудовищная нелепость! – объявил он. – Мир сей не может быть бесконечен именно вследствие его материальности, поскольку является совокупностью конечных объектов. Но мало того, что он конечен. Материя мира, предоставленная самой себе, немедленно сжала бы, свернула его, и мир этот коллапсировал бы в точку, в нуль, в ничто! Наша вселенная существует не благодаря, а вопреки материи, - именно за счет энергии бесконечного развития! Вы знаете о разлетании галактик? Скажу, не вдаваясь в детали, что это проявление не материальных сил, но энергии беспредельности, а именно - развертывание гигантской энергетической спирали бытия. Теория «большого взрыва» – схемка, отнюдь не раскрывающая природы мирообразования. Что и понятно: материалистическая наука не в состоянии объяснить то, что за пределами материи. Ибо собственно материя – лишь материал, глина, ткань, из которых дух, то есть энергия беспредельности, лепит, шьет и ткет свои формы!
Грушков, высокий блондин с прямыми рассыпающимися волосамии и густыми белыми ресницами, сидевший, выставя длинные ноги, за первым столом, строго и неодобрительно посмотрел на Ланина и написал на полях конспекта: «Идеализм?», дважды жирно подчеркнув.
- Представьте, - продолжал Ланин, что на околоземной орбите собрана огромная космическая станция в виде колеса: обод, спицы, ось, в коей и расположен ее центр тяжести. И вот «колесо» это стали раскручивать, и все быстрей. Возникшие центробежные силы, постепенно уравновесив, а потом и превысив направленные к центру силы гравитации, начнут обод «разрывать». И хотя центр его тот же и там же, он, по сути, уже не центр тяжести, а центр равновесия. Верно? Если неподвижное колесо это можно изобразить в виде круга с силами, направленными, как спицы, к его центру, то вращающееся – как круг с силами, устремленными, как лучи, вовне. – Ланин быстро изобразил на доске оба круга. – Примерно так выглядят – схематично, конечно! – материальная и духовная энергии, представляющие, в сущности, энергетические вихри. Только материальная энергия – вихрь замкнутый, кольцевой, а духовная – разомкнутый и спирально развертывающийся. При этом материальные силы, как видите, односторонни, поскольку направлены все в одну точку – в центр, и, противостоя друг другу, в перспективе взаимоуничтожаются в этом нуле. Силы духовные, напротив, всесторонни и не только не мешают одна другой, но именно их взаимная противоположность и обеспечивает равновесие и целость этой энергии. Именно они и развертывают спираль беспредельного развития! На простейших этих схемках, - ткнул Ланин рукой, - мы видим принципиальное различие материи и духа. Энергия материальная – это замкнутое, гравитирующее к центру кольцо. Визуально это темное пятно, а в пределе – черная дыра, гравитационный нуль. Энергия духовная – это постоянно расширяющееся, развертывающееся и всесторонне излучающее кольцо непрерывного свечения. Материя и дух – это тьма и свет. А перспективы? Взгляните! У материальной энергии – это ее центр, нуль, предел, конец, смерть. У духовной – беспредельное саморазвитие, бесконечно расширяющаяся вечная жизнь. Дух и материя – это жизнь и смерть. Итак, - вскинул руку Ланин, - материя и дух – одинаково энергия. Как, скажем, лед и пар – одинаково вода. Но это энергии противоположные, антиподы. Как предел и беспредельность, тьма и свет, любовь и ненависть, жизнь и смерть. И то, что в обиходе мы называем материей и материальным миром, вовсе не материя в чистом виде! Это материальные структуры, созданные духовной энергией, захватывающей и увлекающей за собой, как игла увлекает нить, материальные частицы. Наш материальный мир – творение деятельного духа, живой беспредельности, вечного восходящего движения, пронизывающего снизу доверху все мироздание!
Лебедев быстро писал, успевая и в тетради и на вырванном из нее листке. Потом сложил его вчетверо и, низко нагнувшись, протянул сидевшему рядом с Красовской Стрельцову. Тот развернул и с улыбкою прочел:
Он любил ее больше жизни,
Она была его идеал.
Но был он
Отвергнут.
И он возненавидел себя
И решил стать другим.
И он
Стал другим.
А когда он стал другим,
Другим стал его идеал, –
Он полюбил
Другую.
- Белые... – шипел, оправдываясь, красный Лебедев. – Так, экспромтик...
Стрельцов, не оглядываясь, показал большой палец.
- Хотите мысленный эксперимент? – не унимался меж тем Ланин. – Представьте большое пространство, некий вселенский объем. И в нем пятнадцать шаровых энергий – размером, скажем, с солнце. Но энергии – разные! Пять, в которых преобладают силы беспредельности, сияют и постепенно расширяются. Еще пять – энергии замкнутые, они не меняются. Последние пять гравитируют, то есть постепенно сжимаются, свертываются. Как изменится этот мир через некоторое время? Пять последних энергий, сжавшись в сверхплотные точки, в нули, как бы исчезают в этом пространстве. Пять стабильно замкнутых остаются такими же. Первые пять тоже как бы отсутствуют, поскольку, беспредельно расширяясь, уже заполнили собой весь объем, и теперь все это пространство – некий синтез пяти их истонченных энергий. Вот условная модель нашей вселенной! Видимые галактики с их звездными системами, планетами и всем, что есть на них, – это стабильно замкнутые энергии. Сверхплотные энергии мира – в неких точечных своих состояниях. Так же не воспринимается нами и всеобъемлющая, всепроницающая энергия духа. То есть с позиции людей, существ материальных, наша вселенная – лишь видимые. вещественные ее структуры. Но на самом деле она другая. И только энергетическое понимание бытия может приблизить нас к реальной картине...
Звонок прервал его. Закончив речь неопределенным жестом, Ланин вышел, прихватив папку. В шуме и суете перерыва Грушков, вскидывая головой рассыпающиеся волосы, доказывал Кудрякову, что все это чистая спекуляция и что дух – совсем иное. Стрельцов, держа Лебедева за пуговицу, с улыбкой развивал его же мысль об изменениях, убеждая, что и самые радикальные перемены самой сущности не меняют. Хождение, разговоры, смех, самоуверенный бас Колина и шутовские выкрики Трайца становились все громче.
Возвратясь и найдя на кафедре записку, Ланин бегло просмотрел ее и тут же прочел вслух.
- «Дух – это сознание, мышление. Так во всех словарях. Так его понимали и великие мыслители. А вы говорите, что дух – энергия. В чем тут путаница?» - Потупясь и раздумывая, он сложил листок. - У нас речь несколько о другом... Но вопрос важный. Тут, друзья мои, конечно же, путаница. И большая путаница! Ибо кто это сказал, что дух – сознание? Кто отождествил дух с мыслью? Гомо сапиенс! – Ланин вздел предостерегающе палец. – Существо сугубо материальное! Впрочем – и разумное. Очевидному и осязаемому материальному миру противостоит, в его представлении, его же неосязаемое, неощутимое и нематериальное сознание. Оно, стало быть, и есть нематериальный дух. Что, конечно же, - совершеннейшая беспардонная нелепость!
Кудряков восхищенно толкнул локтем Грушкова, написавшего записку. Тот, мигнув белыми ресницами, смотрел на Ланина невозмутимо и строго.
- Ибо разум наш, - продолжал философ, - только наша реакция на окружающий мир, весьма бледное отражение реальности, замутненное сором представлений ошибочных и просто ложных. Он не только не противостоит материальному миру, но - содержательно - сам вполне материален. Какой же он антипод материи, какой дух? Наше отражение в зеркале тоже неосязаемо и неощутимо, но разве оно духовно? Так называемый «дух» гомо сапиенса, то есть эфемерная сфера его отражений, в сравнении с духом подлинным, то есть с беспредельной энергией бытия, - как брызги и пена на гребнях волн в сравнении с самим океаном. Разум – лишь отпечаток, след, тень, а дух – подлинная сила, энергия, мощь! Мысль – лишь картинка, отражение материи, а дух – действительное ее преодоление. Гомо сапиенс в силу своей материальной природы совершенно неспособен к такому преодолению и назвал «духом» смутное отражение мира в своем мозгу. Но дух – вовсе не зеркальный отблеск, а само живое пламя, пожигающее материю! Не отраженный «зайчик» разума, а сама светоносная энергия, действительный огонь и свет бытия! Диалектика духа и материи – вовсе не взаимоотношения сознания и действительности, но реальное противоборство беспредельности и предела, жизни и смерти, света и тьмы! Отождествление духа с сознанием – жалкая подмена действительной жизни худосочной мыслью, живого действия – словом. Бездельное и ущербное это существо – гомо сапиенс – так мало мне симпатично, что ради краткости назовем его просто «гомос»! Гомос! А? Я вас убедил? – взмахнул он запиской и, не зная, чья она, оглянул насмешливо аудиторию. Десяток-другой пытливых глаз его порадовал.
Ланин не обманывался насчет их интереса к философии и некоторое оживление объяснял парадоксальностью и резкостью своих выпадов. Но он готов был и на экстравагантность, чтоб расшевелить хотя бы некоторых.
- Игорь Павлович! – Грушков встряхнул волосами и подобрал торчавшие ноги. – Дело не в терминах! Тысячелетия существует философия и два эти направления – материалистическое и идеалистическое. И оба держатся того, что дух – сознание, и все на этом построено. Так учения эти – пустое? И вы за пять минут перечеркнули тысячелетия? Лихо! – Белобрысый Грушков смотрел насмешливо и явно издевался.
- Подловил, да? – засмеялся весело Ланин. – Это, знаете... Стоят два человека у дворца. Один восхищается: какая архитектура! Второй: а мрамор какой превосходный! Без такого камня и дворец – не дворец. Первый: нет, главное – проект, форма... Ну, вышел спор. Подходит третий и говорит: бросьте, ребята! Ни камень, ни проект, а строители. Они и проект сделали, и материал заготовили, и сами же потом построили. Уловили суть? Спор материализма и идеализма бесконечен, бесплоден и бесперспективен. Потому что у обоих ложные и притом нестыкующиеся основания. С одной стороны – плодовитая и вечно беременная невесть от кого материя. С другой – так называемый дух, разум... извиняюсь, импотент, что все объемлет, но ничего не может. Это арии из разных опер! – возвысил он голос, перекрывая оживление и смех. – Это бесконечный спор слепого с глухим! Может ли родиться истина в споре лгунов? Впрочем, - растопырив руки, остановил он себя, - одна истина очевидна! Обе эти философии отражают лишь природу самого гомоса: материализм – его животного гомо, идеализм – его умствующего сапиенса. Потому и длится гиль материализма и идеализма тысячелетия, что природа и гомо и сапиенса все та же! Куда денешься? – раскинул он под общий смех руки, радуясь, что задел-таки. – Да оглянитесь вокруг себя! – вскричал он вдохновенно. – Все, кому не лень, твердят о духовности и возрождении. Да о какой духовности? Каком возрождении? Там и конь, как говорят, не валялся, а они – духовность... Эта мнимая, суррогатная духовность гомосов, эта пустейшая беспросветная болтовня ничего общего не имеет с духовностью подлинной, с действительной энергией беспредельности, реализуемой в подвиге жизни!
- Так она есть, духовность, или ее нет? – спросил возбужденно Лебедев.
- Она есть… - улыбнулся Ланин, умерив свой порыв. – Она есть, потому что не одни гомосы на земле. Есть и человеки. Но это следующий и большой вопрос... Сегодня нам не успеть.
- То есть как? – выкрикнул звонко Грушков. – Вы делите людей на два сорта?
- Не я! Кто дал мне право делить? Люди различаются независимо от моего или вашего мнения. Но об этом, повторяю, в другой раз, скороговоркой тут не отделаться...
- Правильно, Игорь Павлович! – поддержал громогласно Колин, чертя клетку «морского боя». – До другого раза!