АЛЬФА И ОМЕГА
VII
- Никаких гостей! – объявил дома Волхов. – Будет один Игорь. Попьем скромно чайку, и все.
- Ну да! – сказала Тоня. – Человека пригласил, а я - позорься.
И хотя ничего особенно не готовила, и даже стол не накрывала, а посидели, как распорядился хозяин, на кухне, получилось в общем неплохо. Олег, правда, ничего кроме пива не пил, но для гостя нашлось кое-что покрепче, и Ланин с хозяйкой, незаметно, по русскому обычаю, наклюкавшись, сидели розовые, оживленно болтая и находя, к удивлению Волхова, общие темы. Ланин попал под обаяние ее русалочьей породы, и Волхов, заметив это, посмеивался в душе над другом. Сидеть трезвому с подвыпившими Игорем и женой было утомительно и неловко, и время от времени под разными предлогами он уходил смотреть телевизор, по которому изрядно соскучился в мастерской.
- Да посиди ты! – удерживала мужа раскрасневшаяся Тоня. – Не пьешь – хоть так посиди.
- А ну вас! – отмахивался он насмешливо. – Воспитатели липовые!..
Жена жаловалась Ланину на дочку, не хотевшую учиться.
- И сегодня тоже, - говорила она, наклонясь доверительно к доценту. – На дискотеке до часу, потом ночевать к подружке - к той ближе... Завтра, может, к обеду явится. Когда ей готовиться?
Было поздно, Ланин намеревался уже уходить, но хозяйка рада была свежему человеку и не отпускала.
- Нет, нет! Еще чай с тортом! – запретила она, ослепив его прекрасными глазами, и Ланин сдался.
Умыв в ванной руки и возвращаясь, он столкнулся с нею у двери кухни.
- А вы, хозяюшка, ремонт, смотрю, сделали! - похвалил он.
- Какое там! Вон стены только, - показала она, обернувшись к кухне и невольно стеснясь с ним в проходе. – Да потолок вот, - взмахнула рукой на потолок.
- Нет, красиво, - одобрил Ланин, чувствуя жаркое хозяюшкино бедро и не зная, идти вперед или отступить. Она, тоже как будто колеблясь, повернулась к прихожей, и вдруг, к стыду своему, он задрожал.
- Да палас вот положили… - простерла она руку в прихожую. – Паркет хотели, - все громче, чем трудней им было разойтись, говорила она, - так пропал!..
- Пропал? – воскликнул сдавленно Ланин, стремясь все же в кухню и хватаясь вдруг за нее, точно боялся упасть.
- Ну... сгнил!
- Как это? – поразился он, толкаясь в круглые колени.
- Да так… - повела она плечом, расступясь.
- И что – весь? – допытывался он. – Весь пропал?
- Ну... весь! – звонко, пропуская его, сказала она.
- А что... так? – спрашивал хрипловато Ланин, понимая, что разговор не должен прекратиться.
- А кто... положит? – изумилась, распахнув огромные глаза, Тоня, и дыхание ее сперлось. – Кто...
- Что ж... некому? Или... некому? – вникал он с пристрастием.
- Ну... некому! – жарко выдохнула она.
- Какое весь! – раздался вдруг голос Олега, дверь в спальне стукнула. – Какое весь! – говорил он насмешливо, шаркая оттуда шлепанцами.
Им тотчас удалось разойтись, Ланин опустился в кухне на стул, Тоня с раскрасневшимся лицом стояла у двери.
- А то нет! – запальчиво сказала она, презрительно сверкнув на мужа глазами, и сложила на груди руки. – Весь и выбросили!
- Да ты слушай ее! – засмеялся Олег и потрепал жену по плечу.
Она отвернулась к плите и, выключив кипевший чайник, налила в заварочник.
- Чай будешь? – спросила она, доставая чашки.
- Ну да, с пивом чай.
- Садись, - подвинул ему Ланин табуретку.
- Нет, я Малевича там смотрю… Не интересуешься?
Ланин шевельнул неопределенно бровью.
- Давайте, чай готов! – пригласила Тоня к столу. – Чайку попьем, и смотрите, что хотите.
- Ай, да ну вас! – отмахнулся с усмешкой Олег и опять независимо удалился.
Ланин несколько отрезвел. Он молча, не глядя на хозяйку, взял чашку и, обжигаясь, глотнул. Тоня, налив в рюмки, с улыбкой подвинула ему.
- Лишнее, наверно… - пробормотал философ.
- Да берите... одна к одной уж! - храбро улыбнулась она и выпила.
Ланин, тряхнув волосами, сощурился и тоже опрокинул.
- Аньки сегодня не будет, я вам в спальне с Олегом постелю… - сообщила вдруг Тоня. Ланин опешил.
- Я домой сейчас.
- Да куда ночью! Пусть бы негде было… А домой позвоним, чтоб не беспокоились. Да Олег вон и позвонит пусть... – Она говорила так просто и убедительно, без тени смущения, что он усомнился, было ли что.
«Какая все мелочь…» - подумал он. А она уже пошла к Олегу, и тот обрадовался, уцепился, и в несколько минут они позвонили и объяснили Лене, что засиделись, и он останется до утра.
- И замечательно! – радовался Олег. – Я бы сам по такому случаю выпил, да зарок дал… А ты расслабься, она вон стелит уже, - кивнул он в сторону спальни. – И извини, слушай… я досмотреть там хотел...
- Торт же твой стоит, - сказала, выйдя с простынями, Тоня. – Иди, пока чай горячий!
- Мне сладкое вредно, - отверг со смехом муж.
-У-у! – ткнула она его в спину. – Бесполезно! Если вбил что в голову... Одна еда теперь – картошка. Глаза, говорит, стали хуже… А как не станут?
- Он же в очках, смотрю, работает, - сказал Ланин.
Разговаривая об Олеге, они сели за остывавший чай. И по тому, как искренни были, говоря о близком обоим человеке, он ясно вдруг понял, как гадко было бы сделать что-то за его спиной. И, забыв уже о недоразумении, весь отдался легкому удовольствию болтовни с приятной женщиной, и долго еще, перескакивая с одного на другое, они оживленно говорили о жизни, о семьях своих и детях, о ценах и заработках, и опять о жизни и детях, пока не спохватились, что уж второй час.
- Завтра уберу, - махнула она на груду посуды, валко вставая, и Ланину показалось, что она пьяна. «А как будто я трезвый…» - подумал с развязной усмешкой.
Выйдя из туалета, он наткнулся на нее в прихожей, босиком, в расстегнутом халате, несшей что-то в ванную, и, увидя близко распахнутые испуганно глаза, ощутив жар шатнувшего тела, поддержал ее, смущенно ойкнувшую, и, не умея опять разойтись, оба молча, тесно затоптались в проходе, пока он, обхватив и изнемогая от грузной роскошной охапени, не прислонил ее к стене. Друг, бывший в двух шагах за дверью, беременная жена, благородство – все затмила жаркая тяга взволнованной самки, он с торопливой жадностью сгреб это пышное даровое добро, и вдруг судорожным движением кто-то из них задел провод телефона, он грохнулся на пол и на глазах развалился. Ланин нагнулся тут же поднять, а расхристанная, в красных пятнах, хозяйка исчезла за дверью.
Он мгновенно отрезвел. Безобразие случившегося было чудовищно, – он хотел немедленно одеться и уйти домой. Но это тоже выглядело бы нелепо. Олег не вышел. Ланин сложил телефон на тумбочку и зашел в спальню. Друг, похоже, спал. Ланин тихо разделся и тоже лег. «Скажу завтра, что нечаянно зацепил»,- подумал он, успокаиваясь.
Но Олег не спал. Он слышал и приглушенный «ойк», и сильную тяжелую возню, и грохот, за которым вошел тихо Игорь, и все понял. Но, странно, не возмутился, не удивился даже. Сердце его сжалось от жалости к жене. До чего он довел ее, если, забыв все, она могла… Он представил, как это случилось, невольный порыв ее, испуг, стыд, разочарование, и, мучась за нее, почувствовал, насколько он тут лишний. Глаза его налились влагой, и тихо, не шевелясь, он заплакал. Было ощущение полной, совершенной своей незначительности, почти ничтожества, и ему в самом деле хотелось сжаться, раствориться, исчезнуть, чтобы никому уже не мешать и ни во что не вмешиваться…
«Еще и телефон этот… - подумал он с досадой, вспомнив, что давно хотел убрать его оттуда. – Да и пускай бы, – думал он о жене с Игорем, не испытывая ни малейшей ревности, - лучше и не придумаешь...» Он был совершенно уверен теперь, что не должен ей помешать.
Дождавшись, когда Игорь засопел, он тихо встал, оделся и, выйдя в прихожую, накинул куртку.
- Тонь! - сказал он, приоткрыв к ней дверь. – Я мастерскую забыл запереть... пойду закрою. – И, не дожидаясь ответа, вышел, щелкнув замком.
Ланин от его голоса и стука очнулся. «Что такое? – подумал он, поняв, что Олег куда-то ушел. – Этого еще не хватало!» – И он торопливо стал одеваться в темноте.
«Догадался! - сгорая от стыда, думала Тоня о муже. – И шумели так, и телефон этот... А может, правда закрыть забыл? Да нет, с чего б... Догадался... ах, стыд-то какой!.. – Но одновременно она сознавала, что сейчас они одни тут, полчаса по крайней мере. – И что же? – думала она, волнуясь все сильней. – Ждать? Так дождешься ли... Самой пойти? Спросить, не сказал ли что Олег, уходя… и присесть, и заговорить о нем? Нет, нет, только не о нем… Вообще ничего, а… подойти, и все...»
Она торопливо встала и отважно, с бьющимся сердцем, пошла в одной сорочке в спальню. И тут Ланин, уже одетый, включил в прихожей свет.
- А?.. куда? – изумилась она, отступая.
- Ну, он же ушел...
- Да он мастерскую не закрыл, сейчас придет!
- Вот оболтус! – усмехнулся, натягивая куртку, Ланин. – Ну, я встречу тогда и с ним вернусь.
- Да подожди... – Она взяла его за руку, взволнованно глядя, полуоткрытая грудь ее вздымалась. На мгновение она упустила, что вся сила ее теперь внизу, и прелестные большие глаза на тонком, в пятнах возбуждения, лице заслонили властное бабье лоно.
- Он мой друг... – тихо сказал Ланин на ее пристальный горячий взгляд и, отступив, открыл дверь.
Выключив свет, она вернулась к себе и бросилась на подушки. Слезы ее душили. «Ах, дура! – корила она себя. – Сразу надо было, сразу...» Поплакав и успокоившись немного, она повернулась с мокрым лицом на спину, глядя в темь потолка. Бесконечная жалость томила ее. Жаль было себя, так всем обильную и так всем ненужную. Жаль дурака Олега и умника Игоря, так глупо сбежавшего. Ей пригрезилось вдруг, что он остался бы... Ах!.. Чувства ее загорелись, и картины, одна восхитительнее другой, взволновали ее воображение…
Час спустя, утомленная переживаниями, разметавшись в легкой испарине на сбитом одеяле, она незаметно уснула. Лицо ее побледнело, успокоилось, и светлые, тонкие, безгрешные черты его навевали уже мысли возвышенные, почти неземные...
Ланин, дойдя до мастерской и не увидя в окнах света, подумал, что, чего доброго, разминулся с Олегом, или он улегся там спать и придется стучать. Но калитка была отперта, и дверь в сени приоткрыта.
- А ты что в темноте? – спросил он, входя в кухоньку.
- А... ты? А ты тут зачем? – изумился, включая свет, Волхов.
- Ну... Слышу, пошел куда-то. А меня бросил… Так, друг, не делается!
- Да, видишь, запереть тут забыл! Я сюда-обратно только...
И, делая вид, что один другому поверили, они уселись посередине комнаты на скрипучих стульях и, веселые и очень довольные друг другом, проболтали так до самого утра.