АЛЬФА И ОМЕГА
Ян Бресслав
МИЛОСТЬЮ И СКОРБЬЮ
Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему
должны поклоняться в духе и истине.
Евангелие от Иоанна, 4-24.
I
Подходя к своей аудитории, Лебедев еще издали услышал гул голосов, выкрики, смех, ускорил шаги, завернул за угол и – вот они, шумные, славные, милые, гудящая, пульсирующая, запрудившая коридор толпа с торчащей над всеми головой Трайца, уже увидевшего его, сделавшего изумленные глаза и что-то оравшего, показывая в его сторону пальцем.
- У-у! Вита! Лебедь! О-о! У-у! – И его уже тискали, мяли, тащили куда-то, он тоже кому-то махал, жал руки, тащил за собой и, в конце концов, очутился в тесном проходе перед державшим его за пуговицу улыбающимся Стрельцовым, водившим перед его носом пальцем.
- Ну, что ты, как?.. Ездил в Питер?
- Был, да... А у тебя?
- Ой, это блеск! Потом расскажу... Кого я вижу... Валюша! А загорела-то, о! Щоколадка ты наша!
- Владик! Владик, иди сюда! – кричал кто-то сбоку подошедшему Кудрякову. И в этой суматохе, беготне, хохоте, объятиях собиравшихся после каникул механиков Лебедев опять почувствовал себя в родной стихии, как рыба в воде.
- Сак, секунду! – заметил он поднимавшегося по боковой лестнице Ланина и не удержался, чтобы не поздороваться.
- У вас тоже лекция, Игорь Павлович? – спросил он, подбежав и здороваясь с ним за руку. – У технологов? А мне можно придти?
- Ради бога, - улыбнулся Ланин. – Семнадцатая аудитория.
Неожиданная эта идея – послушать лекцию с первокурсниками – показалась Лебедеву замечательной, и он стал уговаривать Стрельцова.
- Это гадкая измена, ты что! – сопротивлялся тот со свирепой улыбкой. – В первый же день!
- Да осточертеют еще все! А там новенькие, представляешь? Еще и не знают всех своих, а мы – вот они!.. Хоть на часок! А?
Авантюристу Стрельцову показалось это забавным, они заняли в своей аудитории места и, захватив по тетрадке, отправились к технологам.
- Ну, как? Было у тебя что? – спрашивал Лебедев, с любовной улыбкой глядя на друга, энергически вышагивавшего чуть впереди, звучно хлопая подошвами по стертому паркету.
- Было, как не быть... - отвечал с загадочной улыбкой Стрельцов. – Но это длинный разговор. А у тебя? Вышиб клин? – смеялся он.
Лебедев, потупясь, поигрывал глазами, придумывая, как поумнее сказать вещь заурядную.
- Поверь, в этом ничего нет хорошего, - поняв его, сказал убежденно Стрельцов. – Нельзя так зацикливаться. Это же неинтересно, в конце концов!
- Да нет, с тем кончено! – возразил поспешно Лебедев.
- Кончено, когда выбросил и забыл! – отрезал друг категорически. – Мне, например, если она думает, как я, просто тоска. Начни она делать так же, я мгновенно, из одного желания любви, становлюсь на противную позицию. Не хочу слияния, понимаешь? Если это случилось, все проходит!
- Н-да... – сказал Лебедев, понимая друга умом, но радуясь, что у него все иначе. – Но ведь любовь – это единение...
Между тем они подошли к аудитории, школьный шум которой ни в какое сравнение не шел с их вольницей, и, продолжая умный разговор и как будто не замечая никого, пробрались в задние ряды. От свисавших за окном желто-зеленых березовых плетей ходили по столам ажурные тени. Строгая тонкая девушка сидела перед ними, перелистывая учебник. Лебедев дернул Стрельцова за рукав, показав на нее глазами.
- Я не говорю, что это норма для всех… - игнорируя намек и отвернувшись к окну, продолжал довольно громко Стрельцов. - Но у меня это так!
- Нет, мне нужен alter ego, - возразил Лебедев, изящно грассируя на alter.
Меж тем все расселись, успокоились, прокатился шум вставшей и опустившейся аудитории, и Ланин, спортивный, стремительный, тряхнув русой шевелюрой, легко взбежал к кафедре.
- Солнце всходит и заходит… – пробормотал со сдержанным смешком Стрельцов, прячась за спиной соседки.
- Тише! – ткнул его Лебедев. Девушка взглянула на них со строгим недоумением.
Бросив папку на кафедру, Ланин вышел на середину сцены и с живой, несколько насмешливой улыбкой окинул незнакомую аудиторию.
- Когда мне было лет десять, - сказал он негромко и доверительно, - меня охватывал ужас, что меня могло не быть никогда… – Все замерли, стало необыкновенно тихо. – Из разговоров мамы я знал, что девушкой она училась на курсах, и как-то подруга уговорила ее поехать на лето к ее бабушке. Там, в деревне, она познакомилась с молодым учителем, моим отцом, и вскоре вышла замуж. Случайность моего рождения меня потрясла. А если бы, думал я, подруга не уговорила ее, и в то лето она оказалась совсем в другом месте? Или отец, как собирался, уехал бы в отпуск на юг? Да и у них, наконец, мог родиться не я, а мои брат или сестра, не так ли? Мысль, что этот вот я – неповторимо-единственный, особенный, ни на кого не похожий – мог никогда не появиться на свет, была чудовищна! – Ланин, ярко изобразив весь ужас возможного своего небытия, неожиданно улыбнулся. – Конечно, страх этот был нелеп! Я понял это, осознав, что я – вовсе не это вот тело, - небрежно потрепал он себя по груди. – Нет! Я мог родиться и у других родителей, и в другом месте, и в другом теле. Потому что я – не тело! Как и каждый из вас, каждый из людей! Принимая новорожденного, беря на руки живой его комочек, говорят: вот новый человек! Нет, дорогие мои! Не человек, а гомо сапиенс! Двуногое прямоходящее разумное млекопитающее! А человек, - собственно человек как таковой, - это та энергия, та душа, тот дух, который, как водитель в автомобиль, входит в это тело при его рождении. Водитель – чтобы проехать некоторый путь от А до Б, а энергия, дух человека – чтобы совершить свой земной путь, свою земную жизнь в теле этого гомо сапиенса. Автомобиль – просто пример. Представьте любой другой – на свой вкус – вид транспорта. Хоть космический корабль. Хоть даже коня. Родился – значит, оседлал своего Россината и – в путь, с копьем по ветряным мельницам!..
- Нам он такого не говорил… - проворчал Стрельцов, рисуя трех человечков – в авто, в ракете и на лошади.
В самом деле, Ланин решил начать не с общих понятий, а с личного интереса каждого к своей жизни. Отвлеченные рассуждения интересны не всем, но собственное «я» занимает человека всегда. Не в том ли польза философии, чтобы, кроме тренажа ума, дать и истинные ориентиры? Которые, по слову апостола, когда люди «не озаботились иметь Бога в разуме», он дал им через откровения веры…
- Улавливаете? – спросил Ланин. – Вы ударили кием по шару – и он катится в лузу. Спустили тетиву лука – стрела летит в цель. Бросили мяч – он попадает в кольцо. Энергия, в какое бы тело ни вошла, совершает посредством него свое действие, свой путь. Так и энергия, дух человека, войдя в тело гомо сапиенса, совершает в нем и посредством него свой земной путь, который называется жизнью. Жизнь есть путь! – возгласил он, вздев значительно палец. – Вся цепь обстоятельств, ситуаций, событий, которые встречаются нам от рождения до смерти, - условия этого пути, и только от нас зависит, какие из них мы предпочтем, как их проживем, как в каждый момент поступим.
Опустив голову, он прошелся молча туда-обратно, давая осмыслить, и вдруг глаза его заискрились насмешкой.
- Но посмотрите! – вскинул он, показывая в зал, руку. – Да, да, на себя! Разве не занято большинство только своими гомо сапиенсами? Которых вы поите, кормите, наряжаете, придумываете им то да это для комфорта, как будто не тело для вас, а вы пришли в этот мир, чтобы обслуживать эти мешки мяса, пока они не перестанут шевелиться и их не зароют на пожрание червям в землю! Вы знаете из физики закон сохранения энергии. Энергия неуничтожима! И вот эта энергия, бессмертный человеческий дух тратит свою драгоценную жизнь, дарованную ему для земного восхождения, на обслуживание и ублажение смертного, тленного комка материи, единственная перспектива которого – полное разложение! Что может быть нелепей и унизительней? – Ланин смотрел на аудиторию с полным разочарованием. - Но, - убрал он с лица гневно-брезгливое выражение и улыбнулся, - отвлечемся от этой мрачной картины!
- Да уж! – выдохнул Стрельцов так шумно, что шевельнулась прядка волос на затылке соседки. Она передернула плечом и, искоса взглянув, отодвинулась.
- У вас то бесценное преимущество, - продолжал Ланин убедительно, - что вы не в конце, а лишь в начале своей жизни, и вольны совершить ее, как захотите. И, наверное, уже задумались: а зачем я появился на свет? В чем смысл жизни? Как прожить ее, чтоб исполнить свое назначение? Но многие ли имеют ответы? А если и имеют, то что это за ответы? Признаемся честно: очень многие живут, как живут, вовсе ни о чем не задумываясь. И поступают чаще так, как другие вокруг них. То есть исполняют похоти и позывы кожаного своего гомо сапиенса, превращенного из средства в цель. Немногие, к сожалению, вслушиваются в голос внутренней своей энергии, своего духа, и поступают, как велит этот голос. Мы тоже не можем в этом помочь, ибо каждый человек индивидуален. Души у всех разные, как древья в лесу: твёрдые, гибкие, стройные, ветвистые... Но как для всех деревьев есть и общие законы роста, так есть и общие энергетические законы развития, духовные законы, и знание их помогает находить правильные пути, делать верный выбор. Вот этим – изучением энергетических законов жизни – мы и займемся на наших семинарах...
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Стрельцов после звонка. – Остальное мне известно.
- Да нет, это совсем новая лекция! - убеждал Лебедев. – Давай дослушаем!
- И что за примеры детские: автомобиль, ракета, конь! Хотя и они, ты видишь, не дошли. Посмотри, у нее их и нет вовсе! – ткнул он издали в открытый перед соседкой конспект. Та со смущенной улыбкой оглянулась, думая, что Стрельцов шутит, но он не обратил на нее внимания. – И потом, доводи, раз уж начал, до конца! – говорил тот все раздраженней. – Путь жизни! Где – путь? Куда эта ракета, куда машина, куда конь?.. – стучал он тылом ладони по своим корявым рисункам.
Лебедев, поняв уже, что весь этот театр – ради неприступной первокурсницы, изо всех сил старался не рассмеяться.
- Наверное, он скажет это на втором часу, - проговорил он, делая круглые глаза.
- Прости, но я тебя не понимаю! - сказал Стрельцов, разочарованно сощурясь на приятеля. – Тебе нравятся эти детские сказки? Половина, я видел, играли в «балду». Посмотри, тут всего три строчки конспекта! – показал он снова в тетрадку девушки.
- А у вас и того нет! – сказала она, покраснев, не зная, смеяться или сердиться, но на всякий случай обижаясь.
- Да какое может быть сравнение! – возмутился Стрельцов. – У меня же образное письмо, а тут… одни голые слова!.. Ну ладно, ты идешь?
Они вышли в коридор.
- Я останусь, - сказал Лебедев с улыбкой. – А ты ее зацепил!
- К таким по-другому не подступишься, - засмеялся Стрельцов. – Вызвать на возражение, на спор – одно... Но я же несерьезно, пошутил только.
- Так давай, развивай! – поощрил Лебедев. – Оставайся!
- Плоско мыслишь, философ. Этого достаточно. Зерно брошено.
- Ладно, захвати там мой дипломат! – кинул вслед Лебедев.
Он просидел еще час и после лекции подошел к Ланину.
- Вы до конца сегодня, Игорь Павлович? Хотелось поговорить...
- Да. Но я потом к товарищу. Пойдем, если хочешь, вместе.
- А удобно?
- Удобно. Это художник, и очень интересный. Посмотришь, кстати, его картины.