И тут взорвался мир...
– Что они туда мешают?! – продолжал возмущаться шофёр. – Кузов от него гниёт – мама дорогая! Машине пять лет всего от роду, а дыры уже – кулак просунуть можно!.. – он помолчал и, не дождавшись ответа, опять сменил тему: – Представляешь, гайцы недавно тормознули. На Каширке. За превышение. Летёха подходит – документики там, то да сё. А я смотрю – рожа знакомая. Чуть узнал. Штурманец с нашей эскадрильи. Когда расформированием только запахло, он первым рапорт накатал. Я говорю: «Костик! Ты как здесь? Ты что ж, – говорю, – поганец, в менты подался?». Он поначалу было смутился. Говорит, мол, так и так, мол, знакомые устроили, это типа временно. А потом вроде как освоился, бровки сдвинул и на полштуки меня, сука, оштрафовал. Я говорю: «Жопа ты, Костик! Что ж ты своего замкомэску на деньги опускаешь?!». А он мне: «Извините, Александр Вячеславович, ничем помочь не могу. Нарушение есть нарушение. Закон для всех одинаков. Вот только разве что размер штрафа могу снизить до трёхсот рублей. Но это, сами понимаете, если только наличными». Я ему: «Эх ты, Костя, Костя! Как был ты мудаком, так мудаком и остался! Хрен тебе, – говорю, – а не наличные. Выписывай квитанцию!..». Так он же ещё и обиделся... Разгильдяем он был. – добавил, помолчав, бывший замкомэска. – Пил, дебоширил. Я его, понятное дело, за всё это порол со страшной силой, от полётов отстранял. Так он, видишь, где на мне отыгрался!.. Целку принципиальную решил из себя состроить. А сам за два года харю разожрал – глаз не видно, из-под фуражки во все стороны торчит!.. Спишь? – окликнул он Виктора.
– Сплю... – отозвался Виктор и вдруг, сам не зная почему, солгал: – А я ведь тоже летал... Правда, недолго...
– Где? На чём? – сразу же оживился водитель.
– На «МиГ двадцать девять»... – ужасаясь собственному вранью, ответил Виктор. – На Дальнем Востоке.
– А что, на Дальнем Востоке остались «двадцать девятые»? – удивился шофёр.
– Уже нет, – быстро сказал Виктор. – Нас тоже разогнали.
– А где базировались?
– В Завитинске...
– Ты смотри! – искренне удивился водитель. – Понятия не имел! Я думал, что в Завитинске только транспортники стоят.
– У нас отдельная эскадрилья была, – выкрутился Виктор. – Да мы и недолго там пробыли. Год всего. Потом нас под Хабаровск перебросили... Там и расформировали... – он откашлялся, в горле у него першило, щёки и уши полыхали огнём.
– Под Хабаровск?.. На «Десятку» что ли?
– Да... Туда.
Водитель протянул через плечо руку:
– Саня.
Виктор, подавшись вперёд, пожал её.
– Виктор.
Ладонь у замкомэски была широкая и твёрдая.
– А училище какое заканчивал?
– Ейское, – сказал Виктор, – в девяносто четвёртом.
– А я – Качинское, в девяносто первом.
– В Каче – всё иначе, – сразу же вспомнилось Виктору.
– Эт точно! – засмеялся замкомэска, он выдернул из магнитолы закончившуюся кассету и, перевернув, воткнул её обратно. – А сейчас где?
– Бизнес, – ответил Виктор. – Менеджер по продажам... Фирма «Окнапласт». Стеклопакеты, рольставни, жалюзи. Слышал, может?
– Вроде что-то слышал. И куда только нашего брата не заносит!.. В Тверь по делам конторы мотался?
– Да, – подтвердил Виктор. – В командировку.
– Понятно... Ты в каких чинах?
– В смысле?.. А-а... Капитан. Командир звена.
– Странно...
– Что странно?
– Да нет, ничего... – уклонился от ответа водитель. – Тебя тоже по ОШМ турнули?
– ...Н-не понял...
– Ну, тебя тоже по оргштатным уволили?
– А-а... Нет... Я по здоровью. Списали... Сердце...
– Бывает...
Дальше ехали молча. Водитель лишь время от времени поглядывал на Виктора в зеркало заднего вида.
На Волгоградском не горели фонари. Сразу же стали мешать фары встречных – грязное лобовое стекло бликовало, работало, как экран. Водила чертыхнулся.
– А ты как с авиацией расставался? – спросил Виктор. – Тяжело?
– Да нет, – пожал плечами замкомэска. – Всё уже к этому шло... Крайнее время летать уже почти не давали. Бумагами замучили. На каждый полёт тонну макулатуры извести надо было... Самолёты – все старьё. Гробы! И новых не давали, и старые толком не ремонтировали – приедет бригада с завода, посмотрят, пощупают, ресурс продлят и – вперёд, летай дальше. А как летать? Что ни полёт – то отказ!.. Так что я к моменту увольнения был уже морально готов. Как говорится – созрел... Падлы! – он ударил ладонью по «баранке». – Дерьмократы! Развалили авиацию!.. Гопота кремлёвская!..
– ...А я тяжело уходил, – помолчав, сказал Виктор. – Мне полёты до сих пор снятся. Особенно последний... Я как раз на пилотаж летал. Ну, знаешь, стандартный набор – виражи там, петли, иммельманы. В пилотажную зону прилетел, а там – как в кино: небо голубое, облака белые, и всё это близко-близко! Красотища!..
Машина вдруг вильнула и, прижимаясь к краю дороги, затормозила.
– Вылазь! – сказал водила. – Приехали!
– Ты чего? – не понял Виктор.
– Вылазь, вылазь! Ви-тя!... Лётчик хренов! Моряк-с-печки-бряк! Да из тебя такой же лётчик, как из меня балерина! Дурилка картонная!..
– Подожди! – сказал Виктор. – Саня!..
– Вылазь! – в голосе замкомэски послышалась угроза. – Или тебе помочь?..
Виктор заткнулся и полез из машины. Уже стоя ногами на заснеженной мостовой, он вдруг опомнился:
– Подожди!.. – он нагнулся к дверному проёму. – А деньги?
– Дверь закрой! – зло донеслось из машины.
Виктор отпрянул и захлопнул дверцу. Пробуксовав передними колёсами, «девятка» сорвалась с места и, мигая левым поворотником, понеслась по ночному проспекту.
Виктор огляделся. Метрах в двухстах впереди, за перекрёстком, тускло светилась сквозь снег малиновая буква «М» над знакомым павильоном «Текстильщиков». До дома было не так уж и далеко, но если принимать во внимание ночь да гололёд, да резкий, порывистый ветер, несущий навстречу и швыряющий в лицо мелкий, злой снег, да отсутствие перчаток, – то как бы уже и не очень близко.
– Дебил!! Придурок!! Долбодятел!! – вслух выругался Виктор и сплюнул. – Кто тебя, дурака, за язык тянул?!.. Лётчик-налётчик хренов! Геракл комнатный!..
Он поднял воротник пальто, сунул свободную руку в карман и быстро, оскальзываясь на наледях, пошёл, почти побежал сквозь сухую, колючую метель.
Дом спал. В коморке консьержки свет был потушен, шторка на окне задёрнута. На стекле щетинился восклицательными знаками приклеенный кусочками скотча тетрадный листок: «Стучите!!!». Виктор ухмыльнулся двусмысленности призыва и, отряхивая свободной рукой снег с пальто, двинулся к лифтам.
На лифтовой площадке было темно – лампочка почему-то не горела, и свет проникал сюда исключительно из вестибюля. Виктор снял шапку, похлопал её об колено, вновь водрузил на голову, стёр с портфеля налипший на него снег, шумно потопал ногами и только после этого нажал кнопку вызова лифтов. Кнопка налилась изнутри сочным малиновым светом, где-то далеко наверху щёлкнули и загудели электромоторы. «Если первым придёт пассажирский – всё обойдётся», – загадал он про себя Виктор... Первым пришёл грузовой. Виктор обречённо вздохнул и, шагнув в громыхнувшую под ногами лифтовую кабину, ткнул в кнопку своего этажа...
В коридоре горел свет, и всё ещё сильно пахло духами. Виктор прислушался – в квартире было тихо. Он аккуратно поставил портфель в угол, пристроил пальто и шапку на вешалку и, опершись спиной на дверь, стал торопливо стаскивать с ног ботинки. В это время из спальни вышла Татьяна. В руках у неё было ружьё. Виктор замер.