Иван Борисов. Покуда сердце бьётся

Чистая работа

   В отряд вернулись связные, принесли вести с Боль­шой земли, фронтовые газеты, листовки. А вот и долгож­данное письмо — от командования Калининского фронта. Туда накануне со связными были посланы первые наши донесения. Хотелось услышать от фронтовых товарищей, ощущают ли они нашу помощь, чего ждут от нас, парти­зан.

   Раскрываю письмо, читаю командиру:

   — “Донесение о вашей боевой деятельности получили: вы делаете большое дело — помогаете Красной Армии бить немецких оккупантов. Ваш отряд начал действовать не­ плохо. Командование фронта требует еще большей акти­визации боевых действий. Задача — создать невыносимые условия для врага...”

   А дальше — конкретные задачи, что и как надо сделать. Смотрим друг на друга и не скрываем радости.

   Ощущение  непосредственной связи с фронтом, с ко­мандованием Красной Армии, ощущение своей необхо­димости в общем ратном деле сказалось на настроении всего отряда: подтянутость, собранность чувствовались во всем. Да и опыт кое-какой уже появился, знали, с како­го конца к делу приступить. Стало меньше “случайных” диверсий, каждая намеченная операция заранее тщатель­но просчитывались, до последних мелочей учитывались все возможные осложнения.

   Помню, с какой тщательностью была продумана и как четко прошла очередная операция на так называе­мой “валовой”  ороге, соединявшей поселки Селижарово и Андреаполь. По этой дороге днем и ночью двига­лись колонны машин, враг перебрасывал боеприпасы, сол­дат, продовольствие. Мы и раньше устраивали здесь заса­ды, но эта, декабрьская, прошла особенно успешно. В ней приняли участие основные силы отряда. Расчет был таков: втянуть колонну поглубже в засаду, не бить по первой же машине, а дождаться, когда и следующие за ней окажутся в “мешке”. “Мешок”, созданный из цепи партизан, кото­рые расположились по обе стороны дороги, протянулся на двести метров. Позади, за спиной, — мелкий кустарник и лес, наше надёжное укрытие, наш союзник.

   Ждали врага, лежа в снегу. Декабрьский морозец давал себя знать. Пока шли от лагеря, прокладывая тропинки по первым сугробам, мороз был нипочем, а тут... Впрочем, ждать долго не пришлось. В морозной утренней тишине слышнодалеко. По нарастающему непрерывному гулу по­няли: идут грузовые машины. Но сколько? Две, три, пять? А  может, и больше?

   Их было около двадцати. Одна за другой, соблюдая короткий интервал, машины приближались к засаде. И вот уже передняя, тяжело груженная, с брезентовым верхом, поравнялась с теми, кто первыми лежал в цепи, за ней вторая, третья, четвертая...

   Разорвавшаяся под машиной  граната была сигналом к началу операции. Партизаны бросились к грузовикам, гра­наты полетели под колеса, в кузова. Четыре передние ма­шины встали как вкопанные, застопорив все движение на дороге. Из машин стали выскакивать фашисты, их черные тени заметались на дороге. Кое-кто в полной растерянно­сти бросился к лесу, прямо на нашу засаду.

   Опомнившись, отступив к хвосту колонны, фашисты открыли ответный огонь. Завязался бой, продолжавшийся около часа. Четко работал наш пулемет, надежно укрытый за деревьями. Метко стреляли бойцы из винтовок и авто­матов по обезумевшим гитлеровцам. Пять разбитых авто­машин, 46 убитых немецких солдат и офицеров остались в то утро на Селижаровской дороге.

   Мы уходили в отряд. Шли цепочкой, след в след. Тя­желее всех было последнему: он тащил за собой ветвистую елку. До Нового года было еще далеко, елку тащили  “для маскировки” — заметали свои следы.

   Приходилось меняться, вставать в хвост по очереди. Впрочем, охотников на эту “должность” было много — за работу была в шутку обещана двойная порция в обед. Дело в том, что к этому времени в отряде подбились с продовольствием. Две продовольственные базы, организо­ванные нами еще до оккупации района, поиссякли, надо было их пополнять. Партизаны знали об этом, и обещание двойных обеденных порций каждым принималось со смеш­ками.

   Но голод, как говорится, не тетка. Вторые сутки на сухарях, да еще после такой работы... Словом, ребята загрус­тили. Один из партизан не удержался, предложил:

   — А не завернуть ли в деревню? Свои люди... Может, накормят.

   — Думай, чего говоришь-то, — откликнулся другой. — У них едоков и так много, а тут мы еще... По всей деревне если собрать, и то небось на тебя одного не хватит, а сколько нас...

   Ребята смеются. И снова шаг за шагом по сугробам, утопая по колено в снегу. Да, им нелегко. Сейчас бы после такой операции горя­чих щей со свежим, душистым хлебом. С хлебом особенно плохо в отряде. Правда, население, чем могло, помогало нам, люди  делились последним. Но разве этим прокор­мишь отрад? Надо что-то предпринимать. С этими невесе­лыми заботами подходил я с группой партизан к лагерю. А там приятная новость: разведка сообщила, что в одной из деревень в помещении бывшей избы-читальни и магази­на гитлеровцы оборудовали склады продовольствия. Скла­ды круглосуточно охраняются двумя часовыми, смена часовых происходит в такие-то часы.

   Все воспрянули духом и стали готовиться к новой, “про­довольственной” операции. Группа партизан разошлась по соседним деревням в поисках лошадей и саней для пере­правки продовольствия. Собрали что могли, получился внушительный обоз — четырнадцать подвод. Лошаденки были слабые, к серьезной работе непригодные. По этой причине, видно, и задержались на крестьянских дворах.

   Морозной декабрьской полночью порожний обоз дви­нулся из лесу к дальним складам. Двадцать пять партизан, вошедших в группу “продотряда”, отправились на опера­цию. По приближении к цели выслали вперед трех раз­ведчиков налыжах. Им предстояло не просто выяснить обстановку, а организовать всю операцию: снять часовых и сообщить об этом остальным.

   Ехали не останавливаясь. Впереди в темноте мелькнули и растворились трое, ушедшие в разведку. Не успе­ли проехать и трех километров, как один из них, Петр Лебедев, вернулся. Явился из снежной метели навстречу подводам так же неожиданно, как раньше исчез, и сооб­щил:

   — Все готово!

   Ударили по лошадям, подкатили прямо к складам, а там уж и двери настежь раскрыты. В стороне трупы уби­тых часовых, а у дверей мешки с мукой.

   Одну за другой быстро нагрузили подводы. Непло­хой трофей — четырнадцать подвод муки. Часть — кресть­янам, в благодарность за лошадей, за помощь, и для себя приличный запас. А что осталось, подожгли вместе со складами, чтобы не досталось врагу. Трогаются подво­ды, скрипят по снегу полозьями. Ребята хлопают друг друга по спинам, по плечам, — от муки все с ногдо голо­вы белые, как в маскхалатах. А тут еще снег повалил. Густой, плотный, он повис, как завеса. После такого сне­га, хоть двадцать подвод пройдет, не останется никако­го следа, все укроет. Словом, чистая работа.

<=                                    =>