Иван Борисов. Покуда сердце бьётся
Группа начинает действовать
Легко сказать — раздобыть оружие. Но как это сделать, если у тебя в кармане обыкновенный перочинный нож, которым совсем недавно, сидя на уроке в школе, затачивал карандаши; если за твои семнадцать лет тебе ни разу и в голову не приходило, как это можно поднять руку на человека? На человека? Но разве у тех, что ходят в зеленых шинелях по улицам родного города, убивают и вешают безвинных людей, разве осталось у них хоть что-нибудь человеческое?
Поздно вечером двое из группы Нефедова — Пылаев и Хохлов — подкрались к зданию бывшей химшколы, где фашисты хранили оружие. Стали ждать. Они давно уже приметили часового, который безмятежно прогуливался возле школы. Вот сейчас, еще минута-другая, и надо решиться. Ребята переглядываются, кивком головы подбадривают друг друга: пора! Из-за угла к часовому метнулись две тени: короткий удар ножом — часовой на земле. Операция рассчитана с точностью до секунды: ведь рядом, за другим углом, еще один часовой. Короткое промедление — и конец... Но все идет отлично. За первым часовым падает на землю второй. Без единого выстрела, без криков, без шума. Так у порога школы закончился этот первый необычный урок — урок ненависти к фашистам, урок мужества.
И все-таки к этому трудно было привыкнуть. Разве можно привыкнуть к тому, что по улицам твоего города ходят враги, ходят хозяевами, тычут в грудь прохожим тупые рыла своих автоматов? Вот и те двое. Ребята долго следили за ними из подъездов на улице Радищева. Громыхая грязными сапогами, два вооруженных фашиста вошли в подъезд. Борис быстро заглянул в окно: не идет ли кто следом за ними? На вечерней улице — никого. Затаились на лестнице. Один с ножом, другой с пистолетом. И еще два фашиста пошли в расход — так и остались лежать у подъезда. А у подпольщиков прибавилось еще два автомата. Не окажись потом этих трофеев, туго пришлось бы ребятам.
...Эта неожиданная встреча произошла поздно ночью. Пробираясь по улице Володарского, ребята налетели на немецкий патруль. Ночью по темным улицам немцы ходили группами. И на этот раз их было человек десять, не меньше. Спрятаться в подъезде, укрыться во дворе? Поздно. Как команда к бою, прогремел выстрел. Это Николай Нефедов открыл огонь. Прячась в развалинах и отстреливаясь, подпольщики скрылись в темноте. Три фашиста были убиты. Всю ночь, разбуженные выстрелами, напуганные неожиданным налетом, немцы разыскивали партизан.
В конце октября, прогуливаясь, как обычно, по городу, Хохлов и Пылаев вышли на Сенную площадь (теперь это площадь Славы). Забрели они сюда не случайно: в домах на площади разместилась немецкая воинская часть. Трудно было заподозрить в этих мальчишках тех самых подпольщиков, которых начинали побаиваться фашисты. И все-таки их задержали. Под конвоем привели в штаб, начали допрашивать: кто такие, откуда, зачем здесь ходят? Ребята прикинулись простачками:
— Ищем работу, — объяснили они, — есть нечего. Не пристроите ли куда-нибудь?
Продержав ребят до вечера в холодном сарае, немцы вытолкали их прикладами на площадь и предупредили: появитесь тут еще раз — расстреляем.
Вечером собрались на явочной квартире, договорились: по двое, по трое по улицам не ходить, быть осторожнее.
— А что будем делать дальше?
— Около химшколы стоит прицеп, — сказал Федор. — Под брезентом в ящиках знаете что? Гранаты.
— Вот это да! — обрадовался Виктор. — А на Коммунальной улице во дворе одного дома — больше десятка грузовых автомашин. Вот где пригодились бы нам гранаты...
В ту же ночь ребятам удалось утащить с машины около двух десятков гранат. А через три дня, ночью, заранее проверив все ходы и выходы вокруг двора на Коммунальной, ребята подкрались к машинам. Одна за другой полетели фанаты, яркое пламя осветило весь двор - взрывались баки с горючим. Из домов стали выскакивать полуодетые немцы, началась беспорядочная стрельба. Подпольщики снова успели скрыться от погони.
Вскоре одна за другой в городе взлетели в воздух три походные немецкие кухни, так и не успевшие сварить обед для фашистских солдат. Ребята ликовали:
— Вот какую свинью мы им подложили!
Специалистом по кухням был Борис Полев. Он появлялся возле походной кухни с видом, явно рассчитанным на сострадание немецких поваров: не перепадет ли, мол, чего из объедков. Покрутится, повьется возле кухни и незаметно пихнет в печку под дрова гранату или взрывчатку. И поминай как звали.
Нет, несладко жилось фашистам в чужом городе. Город явно не желал проявлять к ним свое гостеприимство. Ночные взрывы и налеты не давали им покоя. Немцам всюду мерещились партизаны. Однажды, возвращаясь домой по улице Желябова, Николай Нефедов увидел такую картину. Мальчишка лет семи, раздобыв где-то деревянную учебную винтовку, вышел на улицу. Увидав немца, он поднял винтовку и стал в него целиться:
— Бей фашистов! — крикнул он.
От страха и неожиданности немец даже слова не мог сказать, остановился как вкопанный. Потом, разобравшись, в чем дело, выхватил у мальчишки винтовку, набросился на него. Как знать, чем бы кончился этот “партизанский” налет, если бы на улице было меньше народу. Фашист наверняка расправился бы с малышом. А тут не решился: испугался суровых осуждающих глаз, которые смотрели на него со всех сторон.
— Ребята,— сказал вечером Николай своим товарищам,— а фрицы-то нас боятся.
В начале ноября ударили первые морозы. Посиневшие от холода немцы ходили по улицам, ежились в своих тонких шинельках, мечтая о теплой одежде. Вездесущие ребята из группы Нефедова уже разузнали, что во дворе здания ателье мод на улице Урицкого находится склад теплых вещей.
— А не устроить ли фашистам веселую зимовку? — предложил Николай ребятам.
Предложение единодушно приняли. Воспользовавшись переполохом немцев, который был вызван неожиданным обстрелом города нашей артиллерией, Николай сам поджег склад. Не об этой ли теплой одежде пришлось вскоре вспоминать немцам, замерзая в снегу под Москвой?
Еще в те дни, когда три школьных приятеля — Пылаев, Полев и Хохлов — втайне договорились, если оккупанты войдут в город, остаться бить фашистов, нашелся один человек, который узнал о планах мальчишек. Это была Катя Шиленкина, подруга Бориса Полева. Как узнала она эту тайну, никому не известно. Только однажды, в тот день, когда толпы беженцев, торопясь, покидали город, она прибежала к Борису и решительно заявила: “Как хочешь, а я тоже останусь”. И осталась. Да не одна, а с подругами — Тамарой Гусевой, с которой вместе работала на КРЕПЗе вальцовщицей, и Валей Макаровой, ученицей десятого класса средней школы № 17.
Не сразу решился Борис рассказать об этом своему командиру. Боялся, поднимет на смех: вот, мол, нашел подпольщиц! А то и отругает еще за то, что не сумел отговорить девчонок. Но сказать об этом пришлось: группе нужны были новые люди.
Было решено: на боевые операции девчат не брать, использовать их как разведчиц. Понятно, что разведка — дело тоже небезопасное, но при известной осторожности да осмотрительности...
Девчата роптать не стали, за дело взялись с охотой, хотя и завидовали парням: у тех в карманах оружие. Впрочем, у Кати Шиленкиной тоже был пистолет. Иногда она носила его с собой. А однажды и в дело пустила. Как-то вечером возвращались вместе с Виктором и Федором от Николая, а навстречу фашист. Не сговариваясь, все трое выхватили пистолеты и выстрелили.
В доме № 43 по Инструкторской улице, где жила Катя, подпольщики устроили новую явочную квартиру. Решили собираться поочередно — у Нефедова и здесь.
Старики Воробьевы — Владимир Андреевич и Прасковья Яковлевна, у которых жил Нефедов, относились к парню с уважением. Однажды Нефедов разговорился с Воробьевым и с первых слов понял, что тот о многом догадывается. Владимир Андреевич, опережая разговор, положил руку на плечо Николаю и твердо сказал:
— Дай Бог, чтобы у всех отцов вырастали такие сыновья. А на нас со старухой можешь положиться — не подведем!
Потом дважды в квартиру Николая Нефедова приходили фашисты с обыском. Расспрашивали о нем старика. Тот отвечал:
— Больной он, наш сосед. Из дому почти не выходит.