Иван Борисов. Покуда сердце бьётся
МАТЕРИНСКИЙ ПАРТБИЛЕТ
Многое пришлось пережить нам в минувшую войну. Теряли родных, близких и, кажется, настолько затвердели от этих потерь, от горя наши сердца, что ничего-то нас уже не удивит, не потревожит сильнее, чем тогда. Но так ли это?
Даже теперь, спустя много лет, мы не можем спокойно вспоминать о том, что было с нами. Трудно поверить, что мы пережили, вынесли такое...
Был дом, была семья. Большая, работящая. Два мальчишки подрастали. Отцу и матери помощники. Жили дружно, весело. А скоро и еще веселее стало: сестренка родилась. Белоголовая, как ромашка на лугу. Потому и назвали Светланой.
И вот из большой семьи Гожевых, которой и дальше бы расти и жить в счастье и радости, остался на свете один-единственный человек — Валентин Семенович Гожев, старший сын.
Что же случилось в селе Ивановском?
...Вестей от мужа Ефросинья Матвеевна давно не получала. Где он, что с ним? Может, ранен, а может... Вот и фронт с каждым днем все ближе и ближе. В райцентре к эвакуации готовятся. Как-то приехал в Ивановское Кузьма Петрович Петров, председатель райисполкома:
— Собирайся, Матвеевна. Нельзя тебе оставаться. Трое ребят все-таки...
Ответила сразу, как будто ждала этого разговора:
— Незачем мне уезжать. Буду жить дома. — Бросила испытующий взгляд на председателя. — А без дела сидеть не буду, вы меня знаете. Словом, сделаю, что смогу. Вот и ребята подросли, если надо, помогут.
Петров знал, что имела в виду Ефросинья Матвеевна, понимал, что, если гитлеровцы придут в Ивановское, лучшей помощницы в подпольной работе, чем она, партизанам не найти. Но можно ли поручать ей такое опасное дело? Дочка маленькая на руках... Попытался снова уговорить — она и слушать не хочет.
— Да не волнуйтесь вы за меня, — сказала твердо. — Мальчишки у меня смышленые, зря на рожон не полезут. И нас со Светкой в обиду не дадут.
Последние указания Ефросинья Матвеевна получила от Кузьмы Петровича уже как от начальника штаба Погорельского партизанского отряда: установить связь с надежными людьми, жителями окрестных сел и деревень, и через них распространять советские листовки, собирать и сообщать через связных в партизанский штаб сведения о дислокации вражеских гарнизонов, их вооружении.
Фронт приближался.
Однажды утром старший, Валентин, вбежал в избу, крикнул с порога:
— Мам, в Васильевском фашисты! Сегодня ночью пришли.
Васильевское — соседнее село. Значит, с минуты на минуту гитлеровцы могут появиться и здесь. Хотела предупредить Валентина, чтобы не убегал со двора да и за младшим, Гошкой, присмотрел, вышла на крыльцо, а Валентина и след простыл. День провела в тревоге: что-то дальше будет?
Под вечер Валентин вернулся. Глаза горят, кулаки сжал, будто к драке готовился.
— Эх, мам, автомат бы сейчас, я бы... Знаешь, сколько их там? И машины, и пушки...
У матери даже ноги подкосились. Присела на лавку, глядит на сына: неужели в Васильевском побывал?!
— Да ты не бойся, мам, чего ты... Я у Осиповых, у наших знакомых был. Сидели на чердаке и глядели из окошка. И все видели.
— Ну и чего же ты видел?
Мать пересела с лавки к столу, поближе к сыну, стала расспрашивать. А он опять ее озадачил:
— Мам, ты не думай, что я ничего не понимаю. Я же не маленький, тринадцатый год пошел. И зачем к нам Кузьма Петрович приходил, я тоже знаю. Могу хоть сейчас отыскать его в лесу и рассказать ему обо всем. Вот только еще разок схожу в Васильевское...
На другой день собрался и ушел. Надел одежку старенькую, сумку из-под противогаза перекинул через плечо — будто бы милостыню пошел собирать. Гошка тоже за ним увязался. Со стороны поглядеть — сироты бездомные шагают. Попробуй догадайся, что у них на уме. А они — от дома к дому, от деревни к деревне... Постучат в окошко — здесь хлеба кусок, там картошки попросят и дальше идут. Все видят, все слышат.
В один из таких переходов удалось узнать, что фашисты свой штаб из Васильевского переводить куда-то собираются. На селе поговаривали, что в Волоколамск.
Ефросинья Матвеевна озадачилась: как сообщить об этом в отряд? Фашисты торопятся, не сегодня-завтра уйдут из села.
— Сынок, — только и успела сказать Валентину, а он, едва дух с дороги перевел, снова схватился за шапку — и к порогу.
— Мам, я найду их. Вот увидишь, найду и все расскажу. Ты не волнуйся.
В тот же день он был в партизанском отряде.
А ночью на дороге, ведущей к Волоколамску, группа партизан, разобрав мост через реку, устроила засаду. Перед рассветом одна за другой на дороге появились машины. Подъехав к мосту, фашисты остановились. Офицеры долго совещались: как быть? Наконец была дана команда: восстанавливать разрушенный мост. Несколько десятков солдат, покинув автомашины, взялись за работу.
В эту минуту утреннюю тишину, нарушаемую стуком топоров на переправе, раскололи дружные залпы из засады. Партизаны били по врагу из пулеметов и винтовок. Часть оккупантов была уничтожена. Те, что остались в живых, панически бежали. Штабная легковая машина была выведена из строя. В руки партизан попали важные документы и секретные карты, которые вскоре были переданы командованию панфиловской дивизии.
И снова два подростка с противогазными сумками через плечо шли по дорогам от деревни к деревне. Открывая на их стук двери, выходили люди на крыльцо, вздыхая, протягивали милостыню, а потом долго, жалеючи, глядели им вслед. Однажды они вышли к железнодорожному полотну; неподалеку от разъезда Обовражье, что восточнее станции Погорелое Городище, увидели сторожевую будку и направились к ней. Два гитлеровца, видимо часовые, вышли навстречу, перегородили автоматами дорогу, а потом, подталкивая в спину и угрожая оружием, препроводили задержанных в сторожку, где, отдыхая от караула, сидели в тепле еще несколько солдат.
Гошка первый ударился в слезы, за ним и старший захныкал. Размазывая слезы по грязному лицу, всхлипывая на каждом слове, Валентин стал объяснять, как и почему они попали сюда. Обычная история: ходили голодные по деревням, просили хлеба. Вот и заплутали.
— Дяденьки, — плаксиво упрашивал Гошка, — отпустите, нас мамка ждет.
Охранники поговорили между собой, еще раз на прощание погрозили мальчишкам оружием — не попадайтесь, мол, больше! — и отпустили.
На бегу слезы высохли. Теперь поскорее бы в лес, а там по знакомым дорожкам, по невидимым тропкам — туда, где с нетерпением и тревогой ждут их партизаны.
Так начиналась сложная операция на разъезде Обовражье, через который днем и ночью проходили воинские эшелоны противника. Как организована охрана разъезда, сколько человек одновременно выходит на караул, чем вооружены часовые — все это стало известно в отряде после рассказов братьев Гожевых.
В тот же вечер группа партизан вышла на операцию. Незаметно подкравшись к разъезду, бесшумно сняли охрану, перевели железнодорожную стрелку. Через некоторое время эшелон с горючим на полном ходу врезался во встречный поезд.
Огромное зарево, поднявшееся высоко в небо над разъездом Обовражье, было видно далеко окрест. Его видели партизаны в отряде С.Г. Дороченкова, те, что ждали возвращения своих товарищей с боевой операции. Его увидела и Ефросинья Матвеевна, которая долго не могла уснуть в ту ночь. Она выходила на крыльцо и прислушивалась в тревоге: что-то долго не идут домой ее непоседливые сыновья.
Но они возвратились. Усталые, радостным шепотом сообщили матери:
— Два эшелона под откос полетели. Один с горючим, другой с техникой. Такой взрыв был!
А тревога не уходила из сердца. С ней она и жила в те дни. Даже тогда, когда сыновья были рядом.
Через много лет в книге “Погорело-Городигценская операция” бывший начальник штаба 20-й армии Западного фронта генерал-полковник Л.М. Сандалов, с которым был связан Погорельский партизанский отряд, напишет: “Ефросинья Матвеевна и ее сыновья, Валентин и Георгий, с беззаветным мужеством и геройством выполняли все задания партизанского отряда”.
Все это будет потом, а тогда...
По суматохе в деревне Ефросинья Матвеевна поняла: уходят фашисты, торопятся. Видно, не сладко пришлось им под Москвой, если и отсюда ноги уносят. И вот заполыхали дворы. Один, другой, третий... Пожалела запоздало, что именно в эту пору ребята оказались дома. Самое время убраться бы им из деревни от греха подальше. Но теперь уж поздно. А в деревне плач, крики, стрельба... Глянула в окно: гитлеровцы выталкивают людей из домов, ведут вдоль улицы и старых и малых, не иначе погонят куда-то. Схватила младшую на руки, заметалась по избе. И тут ворвались фашистские солдаты.
Не знала Ефросинья Матвеевна, что ждет ее. Не думала, что иуда-староста, отыскав ее в толпе односельчан, шепнет что-то гитлеровскому офицеру и укажет на нее своей предательской рукой.
Потом их отделили от толпы и повели за село к оврагу. Допрашивать не стали — некогда. Вскинули автоматы и стали стрелять почти в упор. Ефросинья Матвеевна упала, так и не выпустив Светлану из рук. Рядом Георгий с Валентином упали на землю.
Под вечер, едва стемнело, из оврага, где лежали убитые, выбрался Валентин. В какой-то миг, опередив очередной выстрел, он упал на землю рядом с братом, и никто из убийц не догадался, что юный разведчик обманул смерть.
Еще горели избы в селе, еще рыдали возле пожарищ потрясенные горем женщины, а он, собрав последние силы, добрался до своего порога, потому что помнил наказ матери. Еще днем, когда их уводили из дома, она успела шепнуть сыну:
— Будешь жив, воротись домой, возьми мой партийный билет. Ты знаешь, где он хранится.
Все забылось, смешалось в опаленной и словно orлохшей от выстрелов памяти, и только эти лова, материнский наказ, остались. Они-то и придавали ему силу.
...Как самое дорогое, как частицу материнского сердца, нес он через линию фронта сбереженный партийный билет. Его он и передал работникам Погорельского райкома партии.
Как же сложилась дальнейшая судьба Валентина Гожева? Воспитывался в детском доме в Москве. Окончил ремесленное училище, получил специальность радиооператора. Работал на полярных станциях. Потом закончил военное училище, а в 1969 году — Военную академию связи.