Мотовозик до Жукопы
Маргарита Петрова
Бесаме мучо
Вот уж поистине, как чёрт из табакерки, выскочила эта фотография на её страничке в «Одноклассниках». Со снимка смотрел совсем незнакомый мужчина с такой знакомой и довольно редкой фамилией. Неужели тот самый Саша? Не узнала бы, встреть на улице.
Когда же это было? Ах, да! Есть удостоверение! Вот оно, выдано Всесоюзным институтом повышения квалификации работников печати. А даты? Ага, вот: со 2 по 29 апреля 1987 года…
Весна? Да, это была весна. Какая была весна!
В маленьком кабинетике Елизавета достала из сумочки документы для регистрации. Дама, принявшая их, задавала необходимые вопросы. Машинально отвечая, Лиза чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, заставлявший спину тревожно напрячься: опасность. Закончив дела, повернулась. И к ней навстречу, не давая и секунды, чтобы выразить возмущение или недоумение такому настырному вниманию, сразу же двинулся он. Броский, высокий, поджарый, даже худой. «Симпатичная жердь», – мелькнуло у неё.
– Александр, – протянул он руку с обезоруживающей улыбкой, – а у вас имя хорошее, как у моей первой жены.
С той минуты он не отходил больше. Вернее, отходил по необходимости: назначенные иногда в разных аудиториях занятия, прочие мелкие нужды, сон, наконец. В любом месте, куда бы она ни направлялась, он оказывался рядом. Вырастал, как из-под земли, с неизменной своей улыбкой.
Вначале её это раздражало. В командировку просто рвалась: во-первых, в отличие от обычных ежегодных курсов в областном центре, это была Москва, что само по себе много значило; во-вторых, семейные дела находились в предразводном состоянии, вернее, семья как таковая уже не существовала, оставались запись в документах и пока ещё общая крыша. В таком душевном состоянии ей, серьёзно относящейся к жизни вообще и к случайным знакомствам в частности, было совсем не до флирта. Хотелось бродить среди незнакомых людей, смакуя одиночество в толпе, по столице, которую мало знала, открывать свои дороги и любимые места.
Но его прямота и искренность обезоруживали. Исподволь узнала, что он недавно женат во второй раз. Первую жену, ту самую Елизавету, любил без памяти, но простить не мог измены («она от меня сгуляла»). Вторая жена случилась потому, что надо же было куда-то уходить, к тому же быстро наметился ребёнок. («У меня культ сына»). Сыну на тот момент шёл второй год.
Среди сокурсников Александр считался фигурой перспективной: выпускник журфака МГУ, ответсекретарь хоть и районной, но крупной заполярной газеты, автор собственной книги рассказов и готового к выпуску стихотворного сборника, участник недавнего Всесоюзного совещания молодых писателей. Сокурсницы делали всё, чтобы быть им замеченными: затевали разговоры, безрезультатно приглашали в гости, занимали очереди в столовой. А он, вставая в занятую какой-то из расторопных поклонниц очередь, тут же разыскивал Елизавету и ставил её впереди себя. При этом успевал умно балагурить, читал вслух свои стихи о том, как «однажды на склоне дня» и чего-то там ещё «красивая голая баба зарежет в постели меня», с высоты своего роста щекотно дул за ворот её водолазки, смущая её и явно раздражая прочих поклонниц.
Она не успела понять, когда его присутствие стало необходимостью. Дни были интересны и наполненны. Он, знавший Москву по студенческим временам, знакомил её с дорогими сердцу сокровенными уголками.
И весна творила свои чудеса. Просыпались и спешили заявить о себе тонкие волнующие запахи то ли травы, то ли вскрывшихся ручьёв, неизвестно откуда берущиеся в этом урбанистическом пространстве. Пальто, как и души, всё чаще бывали нараспашку. Александр, нет, теперь уже Саша, отыскивал всё новые старые места, радостно возвращая своё прошлое.
– Ах, Лисичка, какая скамеечка стояла раньше у того дерева! – и смотрел на Лизу так, будто она могла помнить эту скамеечку.
Порой ей казалось, что настойчивый интерес к ней на самом деле – зигзаги его памяти. Иногда ловила себя на мысли, что играет чужую роль. Но, как ни странно, ей это нравилось. Побыть той Елизаветой, утончённой скрипачкой, студенткой консерватории, существовавшей в его выдуманном пространстве – а почему бы и нет?
Всё чаще и самозабвеннее напевал он своё «Бесаме, бесаме мучо…». Это была и её любимая мелодия. Страстная и трагически возвышенная одновременно. Лиза не знала точного перевода текста: то ли «целуй меня крепче», то ли «поцелуй, как в последний раз», то ли «целуй меня снова и снова». Ей больше нравился второй вариант. Да и не важны были здесь слова, мелодия погружала во что-то щемяще яркое, чего немыслимо хотелось и что немыслимо же страшило. Как на краю обрыва.
– Давай вместе, – иногда приглашал он, – и раз-два-три...
И Лиза, не имея ни слуха, ни голоса, обладая лишь способностью подражать, присоединялась. «Бесаме мучо» звучало и в гулких немноголюдных ещё скверах, и в тихих улочках, заканчиваясь либо весёлым смехом, либо импровизированным танцем. Но поцелуем, к которому призывала песня, – ни разу. Однажды, в азарте танца, он припал было к её губам, и тут же отпрянул, прошептав в своей обычной шутливой манере:
– Нет, я не хочу быть троежёнцем.
– С моей стороны тебе ничего не угрожает, – в тон ему отвечала Лиза, – я не ем и даже не соблазняю глупых больших женатых мальчиков. Я их только привораживаю.
– Можешь не стараться. Я приворожился к тебе намертво, кажется, ещё в прошлом столетии. Мы ведь с тобой ненормальные, правда?
– Ненормальные, – соглашалась она уже серьёзно, – но это ничего не значит.
За четыре дня до отъезда, а это была суббота, Саша потянул её на птичий рынок. Давно заговаривал о том, и Елизавета чувствовала, что он приберегает именно это чем-то особенно дорогое для его памяти место.
Он был в совершенном ударе. Выбирал и напропалую торговался за какую-то старую шкатулку или живую курицу, кролика или ещё что-то. Сбивал до самого низкого предела цену и уходил, отказываясь. На самом деле ничего им здесь было не нужно: денег не было, да и девать выторгованное некуда.
Елизавета, вначале равнодушная к происходящему, тоже загорелась, принимая участие в спектакле. Болтались по рынку часа два. День был ветреным, и скоро лицедеи застучали зубами.
– В кафешку бы какую, – жалобно попросилась Лиза.
Он, посмотрев на неё долго и серьёзно, вдруг предложил:
– А давай к моему старому приятелю.
Ей бы хотелось избежать такой встречи. Одно дело – играть в прошлое, и совсем другое – предстать пред очи свидетеля этого прошлого. Но, взглянув на его посерьёзневшее лицо, согласилась. Ведь не к бывшей жене идут.
Приятеля дома не оказалось. Зато в Сашином кармане быстро нашёлся ключ от квартиры. Это теперь, годы спустя, оторопев от выплывшей неожиданно фотографии, прокручивая против своей воли в памяти то старое кино, поняла вдруг, что, возможно, Александром так всё было и задумано. Тогда же она обрадовалась: слава богу, не надо тянуться и тужиться перед кем-то.