На картах не значится
О ЖИЛЬЕ
Жили обитатели Орловки в так называемых ДОСах – домах офицерского состава. Тысячи и тысячи офицерских семей в сотнях военных гарнизонов, раскиданных от Эльбы – на западе, до Камчатки – на востоке, и от Кушки – на юге, до Новой Земли – на севере, проживали в те времена в точно таких же стандартных пятиэтажках. Вероятно, и жилищные проблемы у них у всех были схожими. Тот, кто хоть недолго пожил в стандартных военных ДОСах, обязательно найдёт в последующем моём повествовании какие-то знакомые черты и детали своего гарнизонного быта. Орловка в длинном общем ряду военных городков выделялась разве лишь тем, что все эти черты и детали были в ней собраны и сконцентрированы до некой, даже уже почти неприличной степени. Порой создавалось полное впечатление того, что над орловскими жителями кем-то был поставлен затяжной и не вполне гуманный эксперимент на выживаемость в экстремальных условиях.
Как я уже говорил, в Орловке было семь жилых пятиэтажек: ДОСы за номерами – 1, 2, 3, 5, 6, 9 и 13. Только не спрашивайте меня – почему нумерация домов была именно такой, и куда делись дома 4, 7, 8 и с 10-го по 12-й! Я этого не знаю. Я знаю другое: орловцам в этом отношении ещё крупно повезло – городок у нас был совсем маленький и путаницы практически не возникало. Иное дело – большие гарнизоны.
Я как-то поехал в гости к своему другу в Завитинск. Завитинск – это такой город, райцентр, расположенный в двухстах километрах от Орловки. Гарнизон там был огромный – кроме двух авиационных полков с частями обеспечения, там ещё базировалась и танковая дивизия, где народу на порядок больше, чем в авиаполку. Поэтому и тамошний жилой городок насчитывал несколько десятков домов. Нумерация ДОСов в Завитинске отличалась восхитительной нелогичностью: рядом могли стоять, например, дома № 12, № 77 и № 138, а ряд домов с №№ 33, 34, 35 мог замыкать, к примеру, дом № 226. Найти нужный дом в этой тотальной путанице не могли даже старожилы, прожившие в гарнизоне несколько лет. Рядовой житель Завитинского гарнизона знал пять-шесть домов вблизи своего дома и ещё несколько домов вдоль своих обычных маршрутов следования – к магазину, на работу, на станцию. Мне бы в жизни было не найти дом моего друга, если бы он сам не встретил меня на вокзале и буквально за руку не привёл к своему подъезду.
Встречались мне странности с нумерацией домов и во многих других гарнизонах в разных концах нашей необъятной страны.
Какими тайными замыслами руководствовались те, кто нумеровал ДОСы в жилых городках, наверное, навсегда останется тайной. Ясно одно: поскольку странности с нумерацией были присущи военным городкам, расположенным в разных военных округах и удалённых друг от друга на сотни и тысячи километров, то списать это на происки неких местных военных чиновников никак не получится. То есть, скорее всего, исходила эта инициатива из единого центра, который язык не поворачивается назвать «мозговым». Делалось же это, наверняка, исключительно из соображений секретности, дабы «запутать противника и сбить с толку остальных». У меня даже есть предположение, что наши славные нумеровальщики ДОСов сидели где-то неподалёку от наших не менее славных советских картографов. Может, даже в соседнем кабинете.
Странности в нумерации домов были для жителей Орловки столь привычными, что когда в 86-87-м годах в гарнизоне – под вновь формируемый 216-й полк – были построены две пятиэтажки, получившие номера: ДОС № 17 и ДОС № 18, это совершенно никого не удивило.
Мы приехали в Орловку в конце ноября, когда там уже вовсю трещали тридцатиградусные морозы. Командование полка решило вопрос с нашим жильём очень оперативно. На первые несколько суток нас всех разместили в гостинице, а затем начали расселять по квартирам. Первыми – в течение двух-трёх дней – получили свои «хоромы» «женатики». Ещё примерно через неделю нам – семерым оставшимся холостякам – была предоставлена трёхкомнатная квартира на первом этаже ДОСа № 13.
Новое жильё встретило нас обшарпанными стенами, выдранными с корнем розетками и околонулевой температурой. В квартире было сумрачно – свет с трудом пробивался сквозь заросшие сантиметровой ледяной шубой окна. Пар из наших ртов поднимался к посеревшему паутинному потолку. Обходя свои новые владения, мы остановились перед запертой дверью в третью – самую маленькую из всех – комнату. Толкнули дверь – никакого результата. Подналегли плечом – та же история. То есть верх двери немного отходил от косяка, низ же был как будто прибит гвоздями. Причём изнутри. Нам стало интересно. Но поскольку начинать обживание новой квартиры с выламывания двери как-то не хотелось, мы начали искать обходные пути. Вскоре такой путь нашёлся. Квартира, как отмечалось выше, располагалась на первом этаже. Более того, как раз под окном запертой изнутри комнаты находилась крыша входа в подвал. Взобравшись на эту крышу, мы аккуратно вынули стёкла и через окно проникли в таинственное помещение. Глазам нашим открылась удивительная картина: от лопнувшей батареи отопления, то есть от самого окна, до расположенной в противоположной стене двери тянулся, плавно понижаясь, самый настоящий ледник. В верхней своей точке ледник лишь немного не доставал до подоконника, то есть имел в высоту порядка шестидесяти сантиметров, в районе же дверного порога, в трёх метрах от окна, его высота была примерно по щиколотку. Ледник вольготно раскинулся на всю ширину помещения и явно чувствовал себя в этой комнате полновластным хозяином. Чтобы доказать ему обратное, нам пришлось вооружиться ломами.
Часа три мы посменно кололи лёд и выбрасывали его в окно. Вся крыша входа в подвал и прилегающая к нему территория в итоге оказалась буквально завалена разновеликими глыбами грязно-серого льда. Проходившие мимо жители гарнизона останавливались и живо интересовались процессом. Многие спрашивали: зачем это мы наморозили столько льда в одной отдельно взятой квартире, почему это лёд у нас такой грязный и зачем, раз уж мы его наморозили, теперь так расточительно выбрасываем, да ещё и через окно? Мы вяло отругивались.
Наконец ледник был ликвидирован, окно задраено, лопнувшая батарея заменена и мы принялись обживать своё холостяцкое гнёздышко.
Спустя пару недель наше гнёздышко приобрело вполне обжитой вид. Мы законопатили окна, побелили потолки, переклеили обои, прикупили кой-какую мебель. Слегка оттаявшие окна прикрылись незатейливыми занавесками. В недавно столь ещё неприветливой квартире появился какой-никакой, но уют.
И лишь одно помещение являло собой разительный контраст со всеми остальными комнатами. Это была кухня. Кухню мы ремонтировать не стали и вот по какой причине.За одной из стен кухни был подъезд. А поскольку батарей отопления в подъезде не было (ещё задолго до нас все батареи во всех подъездах были свинчены и растащены по квартирам замерзающими жильцами), то и температура в подъезде не на много отличалась от температуры на улице. А поскольку эта стена была гораздо тоньше наружной, то не удивительно, что вся она была покрыта слоем льда в палец толщиной. Поначалу мы этот лёд скололи, но так как для обогрева кухни мы не могли использовать дополнительный электрообогреватель – наша электросеть и так уже дымилась от перенапряжения, а штатная батарея отопления могла поддерживать в помещении температуру, лишь немного превышающую ноль градусов, – то ледяной нарост на стене восстановился в считанные дни. Посовещавшись, мы решили оставить кухню холодной.В дальнейшем кухню использовали как подсобное помещение. В ней курили, сушили бельё, изредка готовили еду (питались мы, в основном, в лётной столовой), хранили скоропортящиеся продукты.
На кухне стоял титан. Кто не знает, что это за «зверь», сейчас расскажу. Титан – это такое водонагревательное сооружение, которое состоит из металлического бака, поставленного сверху на чугунную печь таким образом, что внутренняя стенка бака является одновременно и стенкой печной трубы. Титан обычно топится дровами или углём.
Мы свой титан растапливали раз в неделю – в субботу, устраивая себе банно-прачечный день. От раскалённой печки температура в маленькой кухне поднималась чуть ли не до тридцати градусов, и мы все сползались сюда погреться из своих комнат, где никакими ухищрениями не удавалось поднять температуру выше 13-15 градусов. Лёд на стене в банный день, разумеется, таял, вода стекала на бетонный пол, в котором кто-то до нас уже предусмотрительно пробил небольшую дырку в подвал. Но банный день проходил, температура в кухне падала, и в течение двух-трёх дней ледник на стене вновь восстанавливался. Оттаивая, лёд иногда отваливался от стены вместе со штукатуркой, а в тех местах, где штукатурки уже не было – вместе с кусочками красного кирпича, из которого была сложена стена. Мы сильно не расстраивались: стена была несущая, и при таких неглубоких отслаиваниях её толщины должно было с лихвой хватить ещё очень надолго, на наш век – уж во всяком случае. Дальнейшие события показали, что мы жестоко ошибались.
В очередной банно-прачечный день, когда на кухне стояла тропическая жара и освободившаяся ото льда стенка своей фактурой напоминала изъеденную временем стену какого-нибудь европейского замка с тысячелетней историей, мы все собрались в нашем маленьком «ташкенте» и, наслаждаясь теплом, вели непринуждённую светскую беседу, запивая её крепким и ароматным, сваренным в турке, кофе, до которого мы все были большими охотниками. В кухне был только один стул, поэтому располагались мы кто где: кто-то сидел боком на столе, кто-то – свесив ноги – на подоконнике, я стоял, подпирая спиной стену (не ту – соседнюю). А Саня Дамрин сидел возле титана на ящике с углём – в этот день он был за истопника. Разнеженные теплом, в предвкушении горячей помывки и завтрашнего выходного дня, мы все были телесно расслаблены и душевно оживлены. Гудело пламя в печи, булькала, закипая, вода в титане, тёк неторопливый разговор.
«Созрела» очередная порция кофе. Благоуханная чёрная жидкость пролилась в торопливо подставленные чашки. Вкусовые пупырышки напряглись в предчувствии близкой встречи с благородным горячим напитком, ноздри, трепеща, вожделенно ловили тонкий аромат молотых зёрен бразильской «арабики». Дамрин, пригубив свой кофе, почмокал губами и, блаженно жмурясь, держа чашечку на отлёте, откинулся спиной на стенку… и с грохотом – с куском стены – выпал в подъезд. Мелькнули ноги, посыпались кирпичи, послышался невнятный мат, место трагедии заволокло кирпичной пылью.
Как оказалось, НЕСУЩАЯ стена между квартирой и подъездом была выполнена военными строителями толщиной… в полкирпича. Нашему товарищу ещё крупно повезло: стена рухнула не целиком, а небольшой своей частью. Верхняя половина стены и потолочная плита остались на своих местах лишь потому, что дополнительно опирались на лестничный пролёт. Так что Санька отделался лишь несколькими синяками да разбитой любимой чашкой, но ещё долго после этого случая, прежде чем опереться на что-либо спиной, он тщательно ощупывал и опробовал опору руками.
Стену эту, кстати, нам пришлось восстанавливать дважды. Первый раз – тогда же, зимой, наскоро. А второй раз – уже после наступления тёплых дней: по новой разобрав зимнюю «времянку» и возведя настоящую – усиленную (без дураков, в два кирпича!) – полноценную кладку.