На картах не значится

    Что было любопытного в этом феномене. От Орловки до Гавайев по прямой – чуть больше девяти тысяч километров. До американской Аляски с её мощнейшими «Свободой» и «Голосом Америки» – в три раза ближе. До Японии – две тысячи километров. Китай – тот вообще под боком. Но ни американские, ни японские, ни совсем близкие китайские радиостанции никогда не ловились в Орловке так чётко и чисто, как «Радио Гонолулу». И, с другой стороны, «Радио Гонолулу» – а мы это специально проверяли! – не ловилось вовсе или ловилось с большими помехами и на пределе слышимости и во Владивостоке, и в Хабаровске, и даже в совсем близком к нам Серышево.

   По каким пространствам, по каким тайным каналам приходила к нам гавайская радиоволна? Почему она оставалась неизменной в любое время года, в любое время суток и в любую погоду? Загадка!

     Мы засыпали и просыпались под «Радио Гонолулу». Под «Радио Гонолулу» мы пили кофе и играли в преферанс. «Радио Гонолулу» было островком стабильности, своеобразной отдушиной в нашей суетной и непостоянной военной жизни. А голос ведущей «Радио Гонолулу» стал для нас чуть ли не родным, как становятся родными образы любимых киноактрис, вырезанные из журнала и ласково глядящие со стен зимовок или с переборок кают своими неземными журнальными глазами на вполне земных мужиков, заброшенных работой или службой в какую-нибудь несусветную дальнюю даль. Было в этом голосе что-то околдовывающее, завораживающее, нездешнее. Был там и ласковый кисейный прибой, и пёстрые гавайские рубахи, и влажно дышащая бархатная южная ночь, и зеленоватый дайкири в высоких запотевших бокалах. Голос этот звучал очень чисто, как будто бы находился совсем рядом, чуть ли не в соседней комнате, но, в то же время, почему-то чувствовалось, что доносится он до нас из невообразимой дали, с безумного расстояния, равного почти четверти окружности земного шара, из совершенно другого, незнакомого нам, постороннего мира, неизвестно – лучшего ли, худшего ли, но совершенно другого. Мира, где нас никогда не было, нет и, скорее всего, уже никогда не будет...

    Минуло четверть века, но нет-нет да и всплывёт в моих ушах нежный женский голос, произносящий с неповторимой интонацией: «You listen to radio Honolulu, Hawaii», и где-то в районе сердца сразу же загорается маленькая тёплая лампочка, как от случайно услышанной, давно забытой детской колыбельной.

     Наверное, вдумчивый читатель уже давно заметил – в предыдущих главах я больше описывал свой холостяцкий период жизни, уделяя гораздо меньше внимания периоду семейному. Согласен, в этом есть некая несправедливость. Ведь семейных военнослужащих было в Орловке значительно больше.

     Как жилось им? Какие тяготы и лишения приходилось преодолевать семейным парам? Что вообще отличало жизнь семейного человека в Орловке от жизни такого же семейного человека на «большой земле»?

     Не ручаюсь, что отвечу на все эти вопросы. Я не любитель слезливых женских романов и, тем более, не семейный психолог. Я – правдоруб. Я описываю суровую правду жизни, ничуть её не приукрашивая и ничего не скрывая от моего читателя. Я оперирую фактами, надеясь, что за ними неизбежно встанет правдивая картина жизни маленького дальневосточного гарнизона.

     И с фактами в руках я хочу открыть новую главу своего повествования, целиком посвящённую семье. Главу, в которой мы поговорим...

О СЕМЕЙНЫХ ЦЕННОСТЯХ

     Ничто так точно не характеризует семейную жизнь как бракоразводный процесс.

    Эта мысль может тандемом идти вслед за мыслью великого русского писателя Льва Николаевича Толстого о том, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

    Благополучные семейные пары действительно достаточно скучны и хотя количественно в любом гарнизоне они превалируют над парами неблагополучными, последние всё равно в гарнизонной жизни выглядят гораздо заметнее, так же, как, к примеру, гораздо заметнее крупные яркие звёзды на фоне остальной невзрачной звёздно-галактической пыли. И раз уж речь зашла о звёздах, то на ум приходит ещё одно астрономическое сравнение. Я имею в виду квазары.

     Квазарами в астрономии называют некие квазизвёздные объекты, отличающиеся своей невообразимой яркостью. Порой один квазар по своей яркости превосходит целую галактику. Не вдаваясь в астрофизические подробности, скажу только, что квазары для современных астрономов служат чем-то вроде маркеров дальности. Исходя из их видимой яркости, учёные определяют расстояния до самых отдалённых уголков нашей Вселенной.

     Так же и неблагополучные семейные пары. Наблюдая за уровнем их «светимости», можно достаточно точно определить общий уровень благополучности (или неблагополучности) семейной жизни в отдельно взятом гарнизоне. Для каких-то гарнизонов обыкновенный семейный скандал с битьём посуды – уже выдающееся событие, а для других и убийство на почве ревности с последующей расчленёнкой – рядовое, чуть ли не обыденное явление.

    Орловка в ряду других гарнизонов не отличалась ни особым зверством семейных разборок, хотя случались там истории и со смертельным исходом, ни каким-нибудь выдающимся уровнем бытового разврата. Она, скорее, отличалась некой... тут трудно подобрать термин... природной непосредственностью, что ли, в семейных и межсемейных отношениях... Некой, что ли, первобытностью чувств и поступков. Я имею сейчас в виду не первобытную дикость, а скорее, первобытную простоту, цивилизационную незашоренность. Я не вполне понятен? Хорошо, я сейчас расскажу вам две истории, чтобы вы более наглядно представили то, о чём я хочу сказать. Две истории из жизни орловских семейных пар.

     Начнём с того, что на две эти истории приходится целых восемь(!) свадеб и пять(!) бракоразводных процессов. Согласитесь, это уже достаточно нетипично для историй подобного рода. Чтобы ещё больше вас заинтриговать, я добавлю, что свадьбы и бракоразводные процессы распределены между этими двумя историями очень неравномерно, а в одной из них развод не становится, как это бывает обычно в подобных случаях, финалом всего действа.

    Но перейдём непосредственно к изложению.

     В августе 88-го, сразу после свадьбы, я привёз свою молодую жену в Орловку, в только что полученную однокомнатную квартиру в третьем подъезде ДОСа № 3.

    Нашими соседями по лестничной площадке оказалась ещё одна молодая семейная пара – лётчик второй эскадрильи старший лейтенант Е. со своей женой.

     Е. женился ещё на третьем курсе училища, и потому, несмотря на то, что сам Е. был на два года младше меня, его семейный стаж на тот момент уже приближался к четырём годам. Семья старшего лейтенанта Е. ничем особенным среди других орловских семей не выделялась. Жили супруги дружно. Детьми на тот момент они ещё пока не обзавелись.

    Служили мы со старшим лейтенантом Е. в разных эскадрильях, были разных годов выпуска, может быть поэтому особой дружбы между нами не возникло. Но отношения были ровными, вполне товарищескими.

     Жёны наши быстро нашли общий язык и, пока мужья их с утра до ночи пропадали на работе, стараясь защитить широкую страну своей далеко не широкой грудью, женщины по-соседски общались между собой, забегая друг к другу за солью, спичками или, к примеру, за «лаврушкой». В общем, как соседи, мы с семьёй Е. вполне ладили, но какой-то крепкой дружбы семьями у нас тоже не получилось, поскольку, наверное, мы вращались всё-таки в несколько разных компаниях...

    Примерно через полгода мы с женой уехали в отпуск.

     Вернулись мы из отпуска, как это обычно было принято в Орловке, впритык – в день моего выхода на службу, рано утром. Я, быстро переодевшись, умчался на работу, а жена занялась распаковыванием чемоданов.

    За обедом жена между делом сообщила мне, что у нас теперь новые соседи.

     – Не соседи, а соседка, – поправил я её – я уже побывал на службе и знал все самые свежие гарнизонные новости. – Сосед у нас прежний. Просто они с Д. поменялись жёнами.

     – Это как? – не поняла жена.

   – Ну, как люди жёнами меняются? Обычное дело, – сказал я и, видя широко распахнувшиеся, удивлённые глаза жены, не сдержался: – У нас в Орловке традиция такая. Через каждые два года меняться жёнами. Ну, чтобы не приедалось. График даже есть специальный... Я тебе разве не говорил?

     Жена, держа в руке забытую чашку, отчаянно затрясла головой. Глаза её ещё больше округлились. Напомню, моя супруга на тот момент была наивной восемнадцатилетней «пионеркой» и, хотя к тому времени уже прожила в Орловке добрых полгода, всё ещё легко попадалась на подобного рода «удочки».

     – А мы?!.. И мы?!.. И меня?!.. – жена никак не могла сформулировать вопрос. – Это обязательно?!

     – Ну конечно! – максимально уверенно сказал я. – Традиция есть традиция. Согласись, не мы её придумали, и не нам её отменять... Но ты не волнуйся, – «успокоил» я уже готовую разрыдаться супругу, – у нас ещё до этого момента больше года. И кстати, потом – ещё через два года – можно будет поменяться обратно...

     Глаза жены по диаметру сравнялись с диаметром чашки в её дрожащей руке. Вровень с краями чашек плескалась горячая влага.

     Конечно, я не выдержал и засмеялся и, конечно же, был тут же немилосердно бит крепкой, хотя и любящей рукой. Я тогда и подумать не мог, что мой шутливый экспромт окажется настолько пророческим!

<=

=>