На картах не значится
Вечером я вновь застал свою жену заплаканной.
– Я – в пять утра!.. – всхлипывая на моём плече, возмущалась она. – А они!.. Ну, я что ж, не понимаю?! Ну, дети!.. Но хоть бы по полкило!.. – жена ещё совсем недавно сама вышла из детского возраста, и потому обида, нанесённая ей, была горька и безутешна...
Чтобы хоть как-то успокоить расстроенную супругу, мы с ней в ближайшие выходные предприняли вылазку в Благовещенск, надеясь там купить хоть немного мандарин. Но в благовещенских магазинах за мандаринами стояли такие сумасшедшие очереди, что нам, имевшим в своём распоряжении всего несколько часов от поезда до поезда, соваться туда было совершенно бессмысленно.
Зато нам удалось купить две бутылки шампанского к новогоднему столу, что по тем непростым временам уже было большим достижением. Разжились мы также шоколадными конфетами и целой палкой «докторской» колбасы, так что, в целом, поездку в областной центр можно было считать удачной.
Такие вот поездки за продуктами были для нас делом привычным. Чаще всего, конечно, мы ездили в Серышево. Там тоже, впрочем, с продуктами было не ахти, и для того, чтобы купить что-нибудь сто́ящее, надо было знать «грибные места».
Так, мы разведали, что в серышевском военном городке, где жил лётный и наземный состав аэродрома Украинка, есть большой гастроном, в котором почти всегда можно было купить какой-нибудь «мокрой» колбасы или какого-нибудь замороженного хека (именно «или» – и то, и другое одновременно по какой-то таинственной причине в магазин не завозили). Отпускали там эти продукты тоже строго дозированно: колбасы – по полкило в одни руки, рыбу – по одному замороженному «хвосту». Кажется, – совсем мало, но если ехать вдвоём, то получалось уже более или менее прилично. В том же гастрономе часто бывали яйца и разливное подсолнечное масло.
Базара в Серышево, как такового, не было. Точнее, базар или, как их тогда называли, «колхозный рынок», был, для него даже были специально оборудованы прилавки и навесы (кстати, недалеко от того же военного городка), вот только под теми навесами и за теми прилавками всегда было пусто. А торговали «колхозники» не там, где это было удобней властям, а – в полном соответствии с рыночными законами – там, где было больше народу, то есть потенциальных покупателей. Торговые ряды, без всяких прилавков и навесов (деревянный ящик прямо на земле, а на нём, на газетке, предлагаемый товар), располагались недалеко от вокзала – вдоль дощатого тротуара, ведущего к пешеходному мосту через железную дорогу. Впрочем, выбор на этом рынке был тоже очень и очень скудным: летом – зелень да немудрёный овощ с огорода; зимой – домашняя консервация да замороженное молоко в разновеликих отвесах в форме всевозможных мисок и кастрюль. Редкой удачей было купить на этом рынке курочку, домашний творог или, к примеру, свежую рыбу.
Ещё одно «грибное место» находилось в здании серышевского ресторана. Сам ресторан занимал в этом здании весь второй этаж, а под ним, на первом этаже, размещался магазин «Кулинария». Там, тоже почти всегда, можно было купить сливочного масла и сметаны. Правда, продавали там продукты с приличной ресторанной наценкой, но на такую мелочь никто из орловцев никогда внимания не обращал.
А теперь, уважаемый читатель, представь: в одной руке у тебя трёхлитровый бидончик, полный подсолнечного масла; в другой – сумка, в которой стоит стеклянная банка со сметаной и уже начинает плавать «в собственном соку» оттаивающий хек; на коленях – целый (пока ещё) лоток яиц, – и ты едешь в переполненном автобусе по не самой лучшей из российских дорог. Правда, захватывающий сюжет?..
В двух километрах от Орловки, со стороны Серышево, находилась деревня Верное, которая была примечательна тем, что её единственная улица была заасфальтирована. Пятьсот метров прекрасного ровного асфальта – кстати, единственного во всей округе. Все орловские велосипедисты летними вечерами съезжались сюда, чтобы насладиться быстрым и ровным (а не как обычно, по бетонным стыкам – тыгдым-тыгдым!) катанием. Но на въезде в Верное со стороны Серышево, как раз перед началом этого асфальтированного участка, в дороге зияла огроменная колдобина. Она была столь внушительна, что даже получила своё собственное наименование. «ТА колдобина!» – с уважительным придыханием говорили про неё орловцы. Много за долгую и насыщенную жизнь этой колдобины было разбито в ней рессор и амортизаторов, много было в ней оставлено глушителей и шаровых опор...
Так вот, это я к чему. Водители местных автобусов, эти лихие приамурские джигиты, перед упомянутой колдобиной, конечно, притормаживали. Не тормозили, а именно притормаживали. Ощущаете разницу? Так что проспать Верное было совершенно невозможно. Всякий орловец знал, что если он вдруг взлетел под потолок автобуса и долго не может приземлиться, то это значит – «ТА колдобина!». Это значит – дом уже близок! Это значит, что пора быстренько просыпаться, собирать с пола своё рассыпавшееся барахло, искать под ногами пассажиров своего сбежавшего хека, соскребать с окружающих попутчиков свою сметану и плавненько, плавненько, под доброжелательный мат окружающих, готовиться на выход. Поэтому-то орловских старожилов и нельзя было удивить ни потёками подсолнечного масла на стёклах автобуса, ни следами разбитых яиц на его потолке.
Ну что, о продовольственных продуктах мы поговорили обстоятельно. Осталось сказать пару слов о промтоварах.
Промтоварный магазин в Орловке занимал одну комнату в двухкомнатной квартире (во второй комнате и в кухне размещались, соответственно, склад и подсобка) и своими размерами и ассортиментом, скорее, напоминал галантерейную лавку: ремни, шнурки, мыло, зубные щётки, сапожный крем, военная фурнитура и прочая мелкая мелочь.
Из одежды присутствовал только военный ассортимент: форменные туфли, рубашки, фуражки, галстуки.
Из бытовой техники купить здесь можно было разве что фонарик на батарейках, а из мебели – пепельницу.
Поэтому за всяким более или менее крупным товаром орловцы ездили в Белогорск.
Люстры, гардины, ковры, книжные полки, торшеры, утюги, электроплиты и пр., и пр. везли в руках; велосипеды гнали своим ходом (шестьдесят километров, между прочим!); для доставки крупногабаритной мебели, стиральных машин и холодильников оформляли под какой-нибудь попутный прогон грузовик в батальоне обеспечения. Случалась такая оказия нечасто, поэтому обычно под выделяемую машину «кучковалось» сразу несколько человек, которые сами же выполняли и роль магазинных грузчиков.
Впрочем, одежду и обувь в орловский магазин всё-таки привозили. Но в свободную продажу этот товар никогда не поступал, а распределялся исключительно по талонам.
В гарнизоне работала специальная «вещевая комиссия», составленная из представителей всех частей, которая распределяла приходящий дефицит по нуждающимся. Чтобы попасть в список нуждающихся, надо было написать рапорт на имя своего непосредственного начальника: мол, так и так, я, имярек, остро нуждаюсь в зимних ботинках 42-го размера, а жена моя, имярек, – не менее остро – в зимней куртке 46-го размера, второго роста. Непосредственный начальник рапорт этот рассматривал и давал ему ход. После путешествия по инстанциям рапорт наконец попадал в «вещевую комиссию», которая, исходя из имеющихся в её распоряжении рапортов-заявок, а также руководствуясь некими своими высокими соображениями, не всегда доступными для простых смертных, уже и распределяла поступивший в магазин товар. Через месяц-другой-третий после написания рапорта счастливчики вызывались к замполиту и получали на руки заветный квадратик тетрадной бумаги размером 5х5 сантиметров с лиловой печатью и невнятной надписью, типа: «бот. зим. м. 42» или «пух. ж. 46-2», с которой радостно бежали в магазин. Впрочем, обладание заветной бумажкой ещё ничего не гарантировало. Вполне могло оказаться, что зимние ботинки в наличии есть, но они не 42-го, а 41-го размера, или пуховик на жену тоже имеется, и даже нужного 46-го размера, но, увы, он не второго, а четвёртого роста. И вот тут надо было принимать непростое решение: или выбирать «синицу в руках», то есть брать то, что есть, с хрупкой надеждой – в будущем обменять на то, что надо; или уповать на «журавля», то есть отказываться от товара и затевать канитель с новым рапортом, зная, что в «вещевой комиссии» напротив тебя в соответствующей графе уже проставлена жирная «птица», и в ближайшие год-два ещё раз претендовать на ботинки для себя или на куртку для своей жены ты уже просто не имеешь права.
Талоны в Орловском гарнизоне выдавали ещё на один вид товара. А именно – на спиртные напитки. Распределяли спиртное по спискам. На каждого совершеннолетнего члена семьи полагалось в месяц два талона – на две бутылки: водки или вина – на выбор.
Впрочем, тема спиртного в Орловке столь обширна и многогранна, что требует для себя отдельной главы. И эта глава обязательно появиться в нашей книге. Но немного позже. А сейчас я хочу закончить главу о магазинах, закончить её маленькой, но весьма показательной историей, приключившейся со мной в последние дни морозного декабря 1986 года.